«Ни на одном пароходе мира не было такой кочегарной команды: швыряли уголь в топку и князь с мичманскими погонами Юрий Шаховский, и кадет Морского Корпуса барон Николай Вреден…» замечал Черкашин. После эвакуации из Крыма Белой армии «Китобой» перешел в Бизерту. «Тогда, в 1920 году, сторожевик “Китобой” был последним русским кораблем, над которым развевался Андреевский флаг в европейских водах Атлантики», заканчивал свою повесть Н.Черкашин.

Но, ничего этого не мог предвидеть мичман Б.Садовинский, глядя на проходящий мимо их эсминца сторожевик «Китобой», поэтому кроме записи в вахтенном журнале «Расторопного», эта встреча с «Китобоем» не оставила у него в памяти никаких следов.

7 сентября корабли Балтийского флота получили радио за подписью адмирала Канина, следующего содержания: «По повелению Верховного Главнокомандующего, командование Балтийским флотом сдал вице-адмиралу Непенину».

7 сентября 1916 года вице-адмирал А.И.Непенин вступил в командование Балтийским флотом. В 13 ч этого же дня стало известно, что новый командующий Балтийским флотом вышел на миноносце «Победитель» в Куйвасто для встречи с начальником Минной дивизии, штаб которого находился на эскадренном миноносце «Новик». Старший помощник «Новика» Г.К.Граф, будучи свидетелем этих событий, так описывает прибытие нового командующего на «Новик»: «Немного спустя, адмирал Непенин приехал к нам, расцеловался с начальником дивизии и командиром и пошел в каюту адмирала. Там он долго беседовал с начальником дивизии, а потом туда были приглашены командир, чины нашего штаба и флаг-капитан по оперативной части капитан 1 ранга князь Черкасский. Совещание затянулось до 10 часов вечера. Следующее утро новый командующий флотом посвятил осмотру судов, а в 9 часов мы пошли с “Победителем” к большим кораблям, стоявшим на Аренсбургском рейде, и к Церелю, для его осмотра».

7 сентября миноносец «Расторопный» находился в дежурстве в Куйвасто. Экипаж энергично готовился к неожиданному смотру кораблей новым командующим флотом, и утром следующего дня адмирал А.И.Непенин осмотрев корабли, находящиеся в Куйвасто, быстро убыл в Аренсбург.

9 сентября «Расторопный» перешел в Ревель, 10 сентября, в субботу, подошла очередь выщелачивать котел № 4. Инженер-механик миноносца мичман Гуляев дал команду кочегарному унтер-офицеру произвести выщелачивание. Кочегары положили в котел 6 пудов (98 кг) соды, налили 3 фунта (1,23 кг) керосина, наполнили котел водой и начали выщелачивать.

11—13 сентября артиллеристы миноносца проводили на полигоне учение по стрельбе из пулеметов по плавающей мине Угрюмова, пока она не затонула; израсходовали 350 штук пулеметных патронов. Перейдя с полигона, встали на якорь в Балтийском Порту.

сентября в 3 ч 5 мин снялись с якоря и пошли в Ревель. По прибытию в Ревель, ошвартовались к эскадренному миноносцу «Достойный». Приняли из Ревельского Порта 63 пуда 10 фунтов (1036,7 кг) машинного масла.

В этот день, в 15 ч 30 мин врач 9-го дивизиона коллежский асессор Н.М.Смирнов начал производить медицинский осмотр команды миноносца. По приказу командира, для проведения осмотра выделили кубрик команды. Матросы выстроились в шеренгу, брюки их были спущены, а тельняшки подняты до груди. Николай Михайлович Смирнов, проходил вдоль шеренги моряков, осматривал и ощупывал кожные покровы каждого, спрашивал, есть ли жалобы на самочувствие, и делал соответствующие записи в своем журнале.

Вообще-то болели матросы довольно редко. Добротное флотское питание, молодые организмы и профилактика делали свое дело. В основном досаждали мелкие травмы, нарывы, да близость большого портового города и доступных женщин. Поэтому, как говаривал Николай Михайлович Смирнов «профилактика, профилактика и еще раз профилактика, господа». Не обошел вниманием Н.М.Смирнов и офицеров эсминца. На момент медицинского осмотра все были, слава Богу, здоровы.

сентября эскадренный миноносец «Расторопный» поднял дежурный флаг, и вышел на Ревельский рейд. В пятницу, 16 сентября перешли в Балтийский Порт. На переходе в 15 ч 13 мин сигнальщик матрос Николай Лапин, прибывший недавно с миноносца «Туркменец Ставропольский», обнаружил плавающую мину. Мина не угрожала непосредственно миноносцу, но ее требовалось уничтожить. Вахтенный офицер мичман Б.Садовинский, похвалив Лапина, вызвал дежурный расчет артиллеристов. По мине открыли огонь из пулемета и через 6 мин она затонула.

сентября находились на якоре в Балтийском Порту; глубина 9 сажень (16,67 м), канату на клюзе — 30 сажень (55,56 м), грунт — ил.

сентября снялись с якоря и из Балтийского Порта перешли в бухту Регервик, оттуда — в Ревель. По приходу в Ревель миноносец

«Расторопный» ошвартовался у стенки порта. С транспорта «Ангара» прибыл водолаз для осмотра гребных винтов миноносца. На мачте миноносца подняли «боевой» флаг «Наш», что по своду сигналов означало: «Ведутся водолазные работы». В 17 ч 8 мин водолаз спустился под воду и через 10 мин вышел из воды. В следующие сутки водолазные работы по осмотру состояния винтов были продолжены, закончились в 11 ч 10 мин флаг «Наш» спустили. В ходе водолазных работ были выявлены вмятины и трещины в лопастях гребных винтов, требовался их срочный ремонт или замена.

20 сентября на «Расторопном» зачитали приказ командующего флотом Балтийского моря № 666, которым командующим кораблем назначался старший лейтенант А.И.Балас.

В среду, 21 сентября, снялись со швартовых в Ревеле и ушли в Гельсингфорс для ремонта гребных винтов; на переходе разошлись контркурсами с эскадренными миноносцами «Громящий» и «Эмир Бухарский».

«Бабье лето» в Гельсингфорсе вступило в свои права. Деревья покрылись золотом листвы, воздух стал прозрачен и чист, небо наполнилось голубизной.

«Расторопный» находился у причалов Гельсингфорса в течение целой недели — с 22 по 29 сентября. Мичман Садовинский встречался с Ириной, лишь только представлялась возможность. Он, как мальчишка-гардемарин, искал и находил малейшую причину освободиться от службы и сойти с корабля в город. В эти дни они много бродили по тихим скверам и паркам города, заполненных шуршащей золотой листвой, присаживаясь от усталости, то за столики уличных кафе, то на скамьи аллей, то в беседки парков. В один из выходных дней, когда Бруно рано сошел с корабля, и они, по традиции, встретились у фонтана с нимфой, Ирина, улыбнувшись, пригласила его к себе домой, на обед. Бруно непроизвольно глянул на часы и без колебаний согласился. Они миновали Торговую площадь, по мосту через канал перешли на полуостров Катайанокка, разделяющий Нора-Хамин (Северный порт) и Седра-Хамин (Южный порт), прошли по набережной, мимо закрытого, во внеурочное еще время, казино для русских морских офицеров, свернули направо в переулок и подошли к красивому жилому дому.

— Вот мы и пришли, — сказала Ирина. Они поднялись на второй этаж и остановились у двери темного дерева. Ирина достала ключ, отворила дверь и поманила за собой Бруно. В передней висело большое зеркало в старинной, золоченой раме. Фигура мичмана отразилась в нем, на мгновение, во весь рост, и Бруно улыбнулся. Он снял форменное пальто и повесил его на вешалку, рядом с флотским пальто с погонами капитана 2 ранга. Фуражку он положил на столик при зеркале. Ирина пригласила его в гостиную.

Мамочка, у нас гость! — громко произнесла она, усадила мичмана на мягкий диван и вышла в другую комнату. Бруно осмотрелся. Обстановка гостиной была приятной и уютной. Красивая, подобранная со вкусом мебель, гармонировала тканью обивки с цветом и рисунком обоев. Приятно радовало глаз присутствие только необходимых и удобных вещей, не было заметно побрякушек и ненужных безделушек. Все, что он увидел, как-то очень сочеталось с самой Ириной, и Бруно совсем не удивился этому: внутренне, он ожидал чего-то подобного.

Обед был накрыт в столовой. Родители Ирины уже расположились за овальным, сервированным красивой посудой, столом.

Здравствуйте, — произнес мичман с коротким полупоклоном. Мама с улыбкой кивнула, отец поднялся, протянул руку и поздоровался: