- А как… это-то как… - Не могла объяснить словами Илва и все руки вперед совала, трясла ими.

- Что это? Что как? Не маши руками! – Мать не поняла сначала.

- Ну… это… как сказать-то… кому надо…

- А…! – Догадалась старуха. – Донос что ль?

- Да! Да! – закивали сразу и дочь и зять.

- Хм! - Усмехнулась. - А ты своему Йорану скажи! – Бросила Илве. – Зря что ль он к твоей костлявой заднице пристраивается каждый день?

- Это какому такому Йорану? Это кто… - Начал было подниматься из-за стола Олле, но мать его осадила. – Заткнись! Тебя спросить забыла! – Зять, помотав головой, послушно сел.

- Зови его сюда. С бумагой пусть приходит. Ему тоже чего-нибудь перепадет. Он сам своему преподобному и передаст. Ну и ты лишний раз не откажешь. – Захохотала мать, глядя на пристыженного зятя. Илва тоже заулыбалась. – А пока мы тут с ним потолкуем, эти два… – кивнула на Олле и на пол, где валялся ее муженек, - в нужнике посидят. Покряхтят. Им не привыкать!

Так и сделали. Олле подхватил под мышки тестя и удалился с ним в то самое место, где сегодня и начинался их день. Илва крикнула куда-то в дальний сумрачный угол комнаты:

- Андерс! Сынок, пойди сюда.

В темноте что-то зашевелилось, и к столу вышел светловолосый мальчишка лет двенадцати.

- Э-э-э… внучок мой золотой… - Старуха вытянула губы трубочкой, изображая поцелуй. Мальчишка передернул недовольно плечами.

- Сынок, - сказала Илва, - сбегай, позови Йорана, что в помощниках ходит у преподобного Хемминга. Скажи, что очень ждем.

Мальчик хмуро кивнул и выскользнул из дома, так и не произнеся ни звука.

Спустя полчаса пришел тот, за кем посылали. Лет двадцати пяти, туповатый на вид и рослый парень алчно смотрел на Илву, и недоумевал, зачем его сюда позвали в компанию, где кроме нее сидела еще и мать. Этим можно было и в сарае заняться и, понятное дело, без старухи. Барбро быстро растолковала суть вопроса. До него доходило медленно, но старуха хлопнула ладонью по столу:

- Садись, пиши!

- Кому писать-то? – Парень послушно выудил откуда-то лист бумаги, чернильницу и перышко.

- Своему преподобию! Отцу Хеммингу! – И бойко начала ему диктовать…

Улла все пыталась заснуть наверху в каморке, но сна не было. Бернт уже давно мирно сопел носом, положив ей голову на колени, и она боялась пошевелиться, чтобы не нарушить сон ребенка. Внезапно, в темноте раздался какой-то шорох. Улла испугалась, но шепотом – не разбудить бы, спросила:

- Кто там?

- Это я, Андерс. – Также шепотом ответил мальчишечий голос. – Я сын Илвы. - При свете луны показалась белокурая голова в проеме.

- Бежать вам надо! Эти там, - головой вниз показал, - что-то дурное умыслили…

- Господи! – Перекрестилась Улла. – Куда ж бежать, как среди ночи…

- Не знаю… - сокрушенно покачал головой мальчишка. – Но берегитесь их… - Голова исчезла.

Еще тяжелее стали раздумья девушки:

- Вот и Свен говорил перед смертью, чтоб опасалась его сестры… А как было не выполнить его последнюю просьбу… И мальчик туда же… Бегите… Куда? Господи, вразуми…

С рассветом все прояснилось… Четверо дюжих селян ворвались в каморку где ночевала Улла, оторвали ее от ребенка, и не смотря на отчаянное сопротивление девушки, ее крики и плач мальчика, сволокли вниз. Правда, делая это с некой опаской. На дворе кто-то уже раздобыл старые ржавые цепи, со скобами на концах. Ими пользовались на конюшне, если лошадьми овладевало какое-то беспокойство, стягивая им ноги. Оковы лязгнули и замкнулись сначала на лодыжках несчастной Уллы, потом и на запястьях. Свободные концы цепей связали и умудрились перекинуть через голову, так, что узел оказался на спине, но натяжение от ножных оков было столь велико, что девушка едва смогла сдвинуться, не говоря уже об общей тяжести железных пут. Видя ее затруднения, двое крепких парней просто подхватили за подмышки и поволокли за собой. Улла в отчаянии постоянно оборачивалась и видела, что Бенгта, вслед за ней, тащит за руку еще один из тех, кто пришел утром. Где-то в глубине двора кучкой стояли ее «родственники». Впереди сама Барбро, по-бычьи наклонив голову, широко расставив толстые ноги и грозно скрестив руки на груди, рядом с ней худой жердиной торчала дочь, а из-за их спин выглядывали головы Калле и Олле. Где-то в глубине двора стоял вчерашний белокурый мальчик – Андерс и печально смотрел на все происходившее.

Кто бросил со стороны:

- Ведьму повели!

Глава 6. Стокгольм.

Попутного судна, идущего в Стокгольм, в Улеаборге не оказалось, и отец Мартин, стремясь поскорее покинуть владения наместника Андерссона, сел на первую же попавшую посудину, отправлявшуюся в Або.

- Там Скютте сам нас переправит на тот берег. Лишь бы убраться отсюда. – думал настоятель доминиканцев.

Так и вышло. Добрались до столицы Финляндии, а буквально на следующий день, купеческий корабль, загруженный смолой, уже вез их в столицу королевства.

- А Стокгольм большой город? Сколько там людей живет? Он больше, чем Або? – Гилберт забрасывал отца Мартина вопросами. Они стояли на палубе, ближе к носу и наблюдали, как их суденышко ловко лавирует среди многочисленных островов архипелага, окружавшего подходы к финскому берегу.

- Смотря с чем сравнивать, сын мой! – Усмехнулся отец Мартин. – По мне так и вовсе маленький городишко. Хотя для шведов и финнов, возможно, он покажется и большим. Но тот, кто видел Лондон, Париж, Рим… того постигнет разочарование…

- А вы давно там были? – не унимался Гилберт.

- Лет пять или шесть назад… - задумался монах. – А может и раньше… Могу лишь сказать, что Густав Эриксон еще не был королем…

- А что за кровавая баня была в Стокгольме?

- Обычная свара промеж знати, архиепископов и королей… - Пожал плечами отец Мартин. – Неугодных казнили, привычно обвинив в ереси.

- При чем здесь ересь?

- Вот и я думаю, что не при чем. – Усмехнулся доминиканец. – Перестарался архиепископ Тролле, а это было выгодно тогдашнему королю-датчанину.

- В чем выгода-то? – Не понял юноша.

- Казнь еретиков светским судом означает конфискацию всего их имущества в пользу короля. Чего явно не хотелось архиепископу, но жажда мести над сторонниками Стуре так обуяла его, что он даже готов был пойти на эти жертвы. А выиграл король Кристиан, да немцы. – Разъяснил ему доминиканец.

- А немцы? Почему они?

- Помимо дворян казнили многих зажиточных бюргеров шведов, на их место сразу сели немецкие купцы.

- А где мы остановимся в Стокгольме? – интерес Гилберта к трагическим событиям 1520 года уже прошел.

- Я думаю, что в монастыре Черных Братьев. Это неподалеку от Южных ворот города, сразу за Железной площадью.

- А потом?

- А потом отправимся к королю…

- А что будет со мной? – Наконец, Гилберт задал вопрос, который мучил монаха все это время. Но юность беспечна, и молодой воспитанник отца Мартина особо не утруждал себя размышлениями о собственной судьбе. Все время их путешествия он даже не вспоминал о том мрачном инциденте, что заставил отца Мартина принять решение срочно вывезти Гилберта из обители. Он наслаждался настоящей свободой, жадно вдыхал свежий морской ветер и с любопытством разглядывал все вокруг.

Монах медлил с ответом. Точнее сказать, он сам его не знал.

- Увидим Густава, а там…, а там посмотрим.

Они вошли в Стокгольм засветло, как и говорил отец Мартин через Южные ворота. Шел теплый летний дождь, и вода скапливалась в черных лужах. По большим неровным булыжникам мостовой бегали многочисленные крысы.

- Да…, - протянул Гилберт, - у нас их много меньше…

- Чем больше город, тем больше в нем нечисти. – Глубокомысленно заметил доминиканец, уверенно шагавший по направлению к монастырю.

Навстречу им шло несколько вооруженных людей, при виде которых остальные прохожие жались к стенам домов или вовсе старались свернуть на боковые улицы. Гилберт с любопытством разглядывал приближающихся воинов. Однако, его еще больше поразило поведение отца Мартина. Доминиканец внезапно остановился, скинул капюшон, защищавший его от хлесткого дождя, и внимательно всматривался в человека, размашисто шагавшего во главе отряда из десятка солдат.