- При чем здесь эти ваши ужастики? Очень неуместно, учитывая, что изначально мы говорили о погибшем полковнике Ковалеве, – недоверчиво прошептал Багров.

- Смотря с какой стороны подойти к этому. – Сезонов повел плечами.

Капитан сделал большой глоток, залпом допивая оставшееся пиво и подзывая официанта для расчета.

- С какой стороны не подойти, ясно только это. Что полигон охраняется. А Ковалев умер. Ничего более.

- Тогда простите, если сейчас заставил вас чувствовать себя под подозрением. И простите за странные вопросы. Да, ясно то, что Арсения уже не вернешь.

Капитан слишком твердо кивнул и взял со стола кепку. Официант положил на стол расчетную книжку. Багров, не глядя на чек, вложил в кармашек книжки купюру.

- Разрешите идти?

Сезонов молча кивнул, быстро взглянув на капитана и вновь опуская глаза на бокал, отпивая пиво.

- Всего хорошего. Товарищ подполковник, – поднявшись, Багров надел головной убор, внимательно глядя на Сезонова.

- Спасибо, что нашли время для встречи, – кивнул тот на прощание, добавив в голос почти неподдельную искренность.

Багров ушел не оборачиваясь. Подполковник не проводил его взглядом. Медленно допил пиво, доел последние гренки и тоже подозвал официанта для оплаты заказа.

«Он врет и не говорит всей правды. Он понимает, что мне что-то известно.»

Так думал Сезонов, выходя на теплую погожую улицу из кафе.

Так думал Багров, спешно направляясь к своему автомобилю, мрачным, полным раздумий взглядом рассматривая горожан перед собой.

Выезжая с парковки, капитан достал мобильный телефон и набрал номер. Ответ последовал нескоро.

- Да, слушаю?

- Серёг, простучи-ка мне всё, до чего сумеешь дотянуться, на подполковника Валерия Сезонова. Из Москвы. Это мой личный запрос тебе.

- То есть никого не привлекать? Ладно, сделаю.

- Спасибо. Только тихо, никому об этом. И как можно скорее.

- Что-то случилось?

- Он что-то знает про полигон. Конкретно что, не знаю. И связывает его со смертью Ковалева.

- Погоди, еще раз, как, ты сказал, его фамилия? Сезонов?

- Да. Отчество не помню.

- Не надо. Я его запомнил. Сезонов Валерий Игоревич. Он несколько дней назад приезжал к полигону, когда я там был с трасологами.

Багров замолчал, пораженный новостью.

- А ты что мне не сказал про это!

- Я же его развернул сразу же, минуты через две, как он подъехал. Он ничего и никого даже увидеть не успел.

- Этот тип сейчас встречался со мной будто бы для приятельской беседы и заговорил о полигоне. Упомянул… кое-что. Если понимаешь, о чем я.

Теперь в трубку молчал следователь Аверченко.

- Это уже второй тип за последние месяцы, который догадывается о зверях, – летя по дорогам, не встречая на пути запрещающего сигнала для автомобилей, сухим голосом говорил Багров. – Сначала журналюга. Теперь этот, столичник.

- Значит, он как-то вышел на Яркова и встречался с ним.

- Получается, так. И этот очкастый ему всё рассказал, урод. Мало я его тогда побил… В общем. Мне надо знать по максимуму об этом подполковнике. Только сам не нарвись на проблемы в несогласованных поисках.

- Обижаешь. Поищу, будь спокоен.

- Ага, давай.

Багров сбросил вызов и, кинув телефон на соседнее с водительским кресло, вдавил на газ.

***

Кажется, настало время предпринять то, что пытался проделать Арсений. Пойти ва-банк.

Я начинаю его понимать. Что-то нестерпимо гложет. Не дает покоя. Занимает все мысли. Не жизнь, а… какое-то страдание от желания знать правду.

Некое ощущение границ дозволенного еще присутствует. Хотя нет, наоборот –происходитстирание этих граней. И всё же… аахх, как тяжело. Как нельзя разобраться. Как не можешь думать, но хочешь действовать. Как не хочешь действовать, а лишь можешь думать об этом.

Если бы ты не поехал на тот полигон, Арсений… Если бы…

Это ты заставляешь меня проследовать по твоему последнему пути. Ты подталкиваешь на поиск и добычу фактов и доказательств. Именно ты сам был бы рад узнать в действительности, что́ не так с этим злосчастным полигоном…

Наверное, за тебя это узнаю я.

Внутренний голос сопротивлялся, но чувство справедливости и поиска правды было непоколебимо и упорно. Внутри Сезонова страх боролся с желанием. Он понимал всю невероятность и рискованность предпринимаемого шага, но не знал, не имел даже приблизительного понимания, что́ может ему встретиться близ военной части.

Подполковник знал, что внутреннее противоречие будет терзать его, если он что-то сделает и если это же «что-то» не сделает. Невидимые когти будут скрести и щемить сердце, если он останется в гостиничном номере и начнет выдумывать новые планы, новые способы приближения к истине, равно как если бы он ехал по Костромскому шоссе. Тревога будет преследовать его, какой бы из двух вариантов он ни выбрал. И сердце будет бешено колотиться, в ушах и висках стучать горячая кровь, а тело будто опустят в ушат с холодной водой...

Главное, чтобы в действительности, отдавшись вольнодумию, не съехать в холодную воду – река еще совсем не прогрелась.

«Нива» подполковника пересекала Косой мост в сторону Московского проспекта. Сезонов был в ужасе сам от себя. Не он, но кто-то будто в его голове, за него решил и его ногами направился к машине, сел в нее, завел мотор и выехал в апрельскую ночь в сторону полигона.

Что. Я. Делаю.

Только эти слова весь последний час непрерывной каруселью занимали разум, отталкивая иные мысли, в том числе те, которые хотели достучаться до подполковника в отчаянном призыве и мольбе развернуться прочь и уехать, чтобы не нарваться на неприятности. Но тело будто околдовали. Будто управляли.

«Нива» остановилась за полкилометра до видневшегося между деревьями забора полигона. Съехав с трассы за поле в плотный ряд деревьев, заглушив двигатель и выключив фары, Сезонов несколько минут смотрел в сторону закрытой спецчасти. Он не мог решить и решиться. Хотя уже здесь, уже приехал. Вот, совсем недалеко. Что его ждет? Что может случиться? Увидит ли он то, что так смертельно напугало Арсения? И выдержит ли пережитое погибшим другом сам? А если нет? Но он же хотел, сам жутко хотел разгадать тайну полигона. Сам убедиться. Во имя памяти о Ковалеве добыть правду и не оставить всё просто так.

Хотя что он сможет предъявить в качестве доказательств, если сейчас наткнется на нечто чудовищное? У него нет с собой камеры. Телефон сразу отметается: ночная съемка на нем ужасна. Так, на словах, ему никто не поверит, соберись он передать о своем наблюдении нужным людям. Но очевидно ведь, что не соберется! Во-первых, сразу разберутся, что действовал он, подполковник Сезонов, незаконно и недостойно офицера, во-вторых, как ясно из первого, нагрянет двойное следствие: в отношении его незаконного проникновения на полигон и в виде внеплановой проверки военной части. В общем, плохо будет всем и каждый, затянутый в следствие, хорошенько отберет по законам мирного времени, в деле, спрятанном в секретных грифах.

Ва-банк, Валера. Ва-банк. Только так.

Внутренний голос несколько раз повторил эту фразу, будто подгоняя, вселяя уверенность в правоту действий. Но Сезонова наоборот всё больше и больше тянуло назад. Тянуло назад, когда он вышел из машины и ступил на влажную землю. Звало назад, когда он, пригибаясь, осторожничая, шел за деревьями в сторону полигона. Призывало назад, когда он оказался в заключении леса, скрывшего его от трассы. И вот теперь уже дороги обратно не было.

Всего в ста метрах впереди тянется холодный бетон забора с редкими островками заградительной сетки.

Сезонов остановился за широким стволом и еще раз провернул в голове план действий на случай опасности. План весьма прост: вырваться и, не мешкая, не оглядываясь, нестись к машине. Но лишь бы пришлось только наблюдать издалека. Только бы не убегать от преследования чудовища. И неизвестно, что хуже: встретиться с Багровым или же нет. Вдруг тот вернулся, уверившись, что он, Сезонов, осмелится дойти до того, что приблизится к полигону? Или прислал сюда своего человека, или наказал младшему подчиненному следить и выяснять, не покажется ли московский подполковник, а сам тратит время на то, что объезжает все гарнизонные части и собирает данные о нем, внезапном столичном госте?