Абла Наира поет и сидящие на полу на подушках девушки покачиваются в такт, губами шепча слова песни.
– О чем она поет, Феттан?
– В давние времена, – тонкими ажурными ножницами емония отрезает золотую нитку и ладонями разглаживает вышитый узор, – был правитель Бейбут и взял он себе в жены Нилуфар. И песня ее, плачь по своему супругу погибшему на войне, когда он пытался объединить наш народ под своими знаменами. И длилась ее песнь три дня и три ночи, и от каждой слезинки пролитой женщиной в пустыне появились оазисы. И там где капала влага ее тела, емонии вырывали колодцы полной до краев чистой и сладкой воды. Эта песнь о единении, о нашем народе который она сплотила собрав их под одни знамена. Нилуфар была мудрой правительницей и единственной женщиной которая оставила о себе песню.
– Красивая история, – я кончиками пальцев трогаю вышитый узор. – Но ведь есть песни и об Эйве.
– О ком?
– Эйве, – я хмурюсь, чувствуя что меня не понимает Феттан. – О ней любит рассказывать абла Наира.
– Ах, ты об упавшей звезде, – Феттан кладет мне на плечо руку. – Это не более чем детская сказка. Над которой носится старшее поколение. Потому что очень удобно когда тебе есть кого обвинить в своих бедах.
– В своих бедах, я…
Емония похлопывает меня по плечу.
– Тайная мечта нашего народа жить в бескрайних лесах закрывающими своими кронами небосвод. Пустыня жестока и коварна, она отбирает каждый год множества жизней, многие из женщин потеряли своих сыновей и не находя себя от горя пришли искать утешение в наших стенах.
– И ты кого-то теряла?
Она склоняет голову и платок ниспадает с ее головы на плечи обнажая маленькие рожки. Длинные каштановые волосы завиваются и падают Феттан на лицо скрывая ее глаза цвета стали.
Я чувствую как мой вопрос ее опечалил и заставляет посмотреть вглубь себя, вороша старую почти что забытую боль.
В этот момент абла Наира заканчивает петь и как по сигналу девушки поднимаются с пола складывая на ходу свою работу. Феттан быстро сует мне в руки вышитую ткань и не дожидаясь слов благодарности покидает залу. Мне хочется ее окликнуть, но девушки толкаясь и перешептываясь оттесняют от выхода.
Я чувствую на себе любопытный взгляд аблы Наиры и слегка потупившись быстрым шагом удаляюсь из комнаты. От моих резкий движений дым от благовоний колышется и прерывает свой витиеватый узор.
В моей комнате царит приятный полумрак и сквозь приоткрытое витражное окно слышно как на улице шуршит метла по земле. Это маленькие пафу убирают принесенный за день ветром песок. Благодаря им улицы города остаются чистыми.
Благовония давно потухли оставив после себя на подставке горстку пепла. Я растираю его между пальцев слыша тихий аромат цветов и специй. Аккуратно вытерев пальцы о платок, кидаю вышитую ткань себе на застеленную кровать. Пока меня не было послушницы успели привести комнату в подобие порядка.
Подушки были аккуратно расставлены на софе застеленной ярким узорчатым покрывалом. На полу не было тех маленьких расписных тарелочек и армуду с ароматным пряным чаем. При воспоминании о еде в животе противно урчит. Устало вздохнув присаживаюсь на софу стоящую возле окна сбрасывая с ног мягкие тапочки.
Сквозь витражное окно проглядывает закатное солнце. Свет дробится, отражается и сверкает когда кто-то проходит мимо отбрасывая длинную тень.
Храм жриц Эслафон не имеет своей собственной территории обнесенной садом. Он стоит почти в самом центре города, чтобы любой желающий мог войти в него и принести дань памяти своим предкам, и тогда жрицы помогают подобрать собственноручно приготовленные благовония. Поджигают их щелкая пальцами, ставят маленькие палочки на подставки.
– Каждая палочка – молитва вознесенная душам наших предков. Дым завиваясь и уносясь под самый сводчатый потолок доносит наши стенания тому что свыше. Мы тихо молимся, в надежде что тайные желания как по волшебству будут исполняться, – всплывает в моей голове голос аблы Сайхэ.
Каждый день в храм приходит сотня страждущих за советом, наставлением или чтобы утешить свою скорбь. Послушницы с радостью им помогают в этом, считая своим предназначением быть связующим мостом между живыми и теми кто отошел в мир иной.
Они рассказывают истории о том как их близкие отдыхают в садах Дженет Туазен11 и пьют пряный чай из хрустальных армуду. Меня допускают только чтобы поджигать благовония и украдкой слушать красивые истории о другом мире и чужих жизнях. Порой мне кажется что из-за этого я забываю себя. Забываю то откуда я родом, и что в другом мире меня ждут мои близкие.
Кто-то тихо стучит в окно. Я подпрыгиваю от неожиданности и с дрожью в пальцах впиваюсь в узкий подоконник.
На улице закутавшись в длинный камзол синего цвета стоит Ансел. Он завидев меня расплывается в улыбке и машет рукой.
– Привет, – говорит он.
– Привет, – я ошарашенно хлопаю ресницами не веря тому что он все таки пришел.
– Впустишь? – Его слегка пухлые губы трогает виноватая улыбка.
Я дергаю окно. Створка раздается скрипом и застревает в полу приоткрытом положении.
– Не получается. Его заело.
– Отойди в сторону, – он ладонями давит на стекло и то трещит от напора. – М-да, а на первый взгляд казалось что все куда проще. Значит придется разговаривать так, привлекая к себе как можно больше внимания.
Он тихо смеется своей шутке и вокруг глаз собирается тоненькая паутинка морщинок. Он рукой, с вытутаированными на тыльной стороне символами, убирает длинную светлую прядь себе за ухо.
– А ты разве с помощью своей магии не можешь просто переместиться?
Мне хочется добавить, что меня то ты переместил в свой мир злых песков и злого солнца, но я решаю промолчать грея в душе надежду что он явился не просто так. И что сейчас этот беловолосый мужчина расскажет мне о том что нашел способ вернуть меня домой.
– Все не так просто, как ты думаешь Наали, – он так же как и Феттан коверкает мое имя, на что я обреченно вздыхаю.
– Я видела как жрицы по щелчку пальцев вызывают пламя…
– У нас разного рода… эм… волшебство, если так можно выразиться. И если я буду сейчас применять свои таланты то большая часть зевак в лучшем случае прибежит с виллами по мою голову считая что я угрожаю храму их дорогих предков.
– А в худшем?
– Просто позовут стражу и случится международный конфликт. Поэтому я предпочел бы просто провести светскую беседу и как можно скорее явиться обратно пока принц Лоран не хватился.
Мне не нравится то как он оттягивает время разговора ковыряя ногтем раму витражного окна и всеми силами избегает встречаться со мной взглядом.
– Ты вернешь меня домой?
– Скоро, – туманно отвечает Ансел. – Как только разберусь со своими делами. Так вот о них, ты узнала о том что я просил?
Я чувствую как злость зарождается где-то внутри меня и в глазах немного темнеет от осознания того что меня ни сейчас ни завтра не вернут домой.
Становится душно от раскаленной на солнце земли, жар от которого поднимается в воздух, как кисель затягивается в легкие. Каждый вдох дается с огромным трудом.
– Наали?
– Нет. Еще нет, – я выдавливаю из себя слова, стараясь не закричать от жгучей сердце обиды.
– Но хоть что-нибудь? Мне сейчас будет достаточно абсолютно любой мелочи чтобы сдвинуться вперед в своих поисках.
Я устало качаю головой и отхожу от окна чтобы не видеть его лицо. Хочется рассказать ему о снах, которые снятся мне в этом месте и которые требует от меня каждое утро абла Сайхэ. Об удивительных историях что рассказывают мне другие послушницы о своем народе, о крупицах песка что шелестят в каждом рассказе. Но что-то останавливает и не дает выдавить из себя и слова. Как будто чья-то влажная ладонь закрыла мне губы, слегка на них надавив не давая вымолвить ни слова.
– Уходи, – кричу ему в окно. –Ты итак привлекаешь к себе много внимания, и боюсь у меня будут проблемы.
Он еще какое-то время стоит под окном зовя меня по имени, и даже в какой-то момент почти что правильно его произносит. Через некоторое время понимает что ничего не добьется и просто уходит. Я понимаю это по тому как витражное окно освободившись от тени ловит лучи закатного солнца умножая и разделяя их в своем отражении. Вечереет и в комнату врывается прохлада.
