На её просьбу о помощи с названием я почесал свою грязную репу, которая, и правда, чесалась, и вытащил из памяти всё, что помнил про «Гессенскую муху», как прозвали супругу Николая II в России.

- А назовите вашу организацию — «финский женский клуб», - предложил я руове Хултин.

- Матти! Это что за странное название! - строгим голосом наехала на меня матушка, явно уловив легкое неудовольствие на челе своего кумира.

- Понимаешь, мам. Александра Фёдоровна, наша императрица, с детства воспитывалась у своей бабушки, королевы Великобритании. А у них в стране очень распространены разные клубы. Как мужские, так и женские. Самый знаменитый клуб, это «клуб Александры», названный так в честь супруги принца Эдуарда. Ещё есть «университетский женский клуб», объединяющий женщин, выпускниц королевского университета. А недавно в Лондоне открылся «женский пионерский клуб», объединяющий женщин, которые борются за трезвость в обществе.

- Откуда ты это всё знаешь? - удивлению мамы не было предела.

- Мы же выписываем «Svenska Dagbladet» (шведские ежедневные новости), - в ответ удивился я. - Три месяца назад у них прошёл ряд статей о английских женских клубах в связи с возобновлением работы клуба имени Фредрики Бремер. Правда, кто это такая, в газете не написали. Ты что, не читала?

- Фредрика Бремер — это великая шведская писательница, - подала голос наша гостья. - Сейчас запишу в блокнот и, по приезду в Гельсингфорс, отправлю тебе её самую знаменитую книгу. Но причем здесь наша императрица? Ведь мы собирали подписи под обращением к Николаю II.

- Раз император не принял даже мужскую депутацию, то вас он точно не примет…

- Мальчик, это не тебе решать, кто и кого примет.

- Дело ваше, руова. Но тогда зачем вы приехали ко мне? - пошёл я специально на обострение. Сейчас обидятся, отругают и выгонят, что мне и надо, а то у меня там десяток мелких спиногрызов, вооруженных луками, да без присмотра.

- Маленький негодник! Ты что себе позволяешь? Как ты себя ведёшь! - мне пришлось срочно ретироваться из-за стола, чтобы спасти свои уши от сильных пальцев матушки.

Мы немного с ней побегали вокруг круглого стола под насмешливым взглядом Теклы Хултин. Но ей вскоре это надоело и на одном из кругов, она поймала за руку мою маму и сказала:

- Руова Хухта, достаточно. Пусть всё-таки ваш сын договорит. А затем мы с вам решим, отпустить его или поймать и наказать вместе.

- Я не просто про Александру Фёдоровну говорил, - дождавшись, когда раскрасневшаяся то ли от бега, то ли от гнева мама усядется на противоположный от меня стул и, оставшись стоять на всякий случай, продолжил растекаться мыслью. - Так как она воспитывалась в Англии, то при обращении к ней от имени «финского женского клуба» скорее всего примет ваше письмо. Ведь по закону она наша княгиня. К кому как не к ней обращаться финским женщинам. Да и просто, название подходит под объединение всех финских женщин даже разных политических взглядов. У меня всё. Бить будете? - На мой вопрос наша гостья засмеялась и великодушно отпустила меня.

А через три недели мы узнали сразу несколько новостей. Об образовании «финского женского клуба» и о том, что им, в отличие от финских мужчин, удалось вручить своё послание императрице. Почти все финские газеты хвалили Теклу Хултин за находчивость с названием и не словом не упоминали про меня. Что очень разозлило матушку, которая последними словами поносила хитрую столичную журналистку и возмущалась ведь это именно её Матти и придумал то название.

Мне же было как-то пофиг. Ну, не упомянули и не упомянули. Мы с пацанами готовились к нашей первой охоте. Мой кузен Микка, сын сестры мамы, выследил дикого подсвинка. Который, видимо, или отбился от стада, или остался один в результате охоты взрослых. В нашей местности водились только зайцы, утки-пискульки да рябчики. Иногда забредали белые куропатки. А всё, что крупнее, охотники выбили поголовно ещё в прошлом веке, если верить рассказам деда Кауко. Хотя, откуда ему знать, он же тоже родился в нашем, девятнадцатом веке.

Вот и этот кабанчик, неведомым образом появившийся в нашей местности, долго бы не протянул. Кто-нибудь его обязательно бы пристрелил, так как он повадился лакомиться желудями у трёх старых дубов, совсем недалеко от села. Возле этих деревьев мы с мальчишками и устроили на него засаду.

- Я стреляю первым, вы за мной. Затем, хватаем копья и добиваем, - проводил я инструктаж рано утром, перед тем как отправиться в засаду.

Но мы не учли толщину шкуры этой свиньи. Вернее, я не учёл. Ну, никогда не охотился, вот и не знал об этих зверушках ничего. Подвело самомнение, рыбу, стрела пробивает — значит и хрюшку пробьёт. Моя стрела воткнулась и ещё несколько, остальные просто отскочили. Самодельные луки и деревянные стрелы без наконечников не лучшее оружие для охоты, да ещё и в руках у мелких и неопытных деревенских детишек. Но, согласно плана, мы подхватили кривенькие копья и с воплями кинулись в погоню за поросёнком…

- Здорово, диктаторские! - поприветствовала наш отряд парочка лысых пацанов лет десяти, тащивших одну тачку с глиной на двоих. Чем и выбили меня из самокопания. Даже и не заметил, как мы добрались до кирпичного завода.

- Капральство стой! Поприветствуем лысых! - рявкнул я.

Моя банда остановилась, заулыбалась и, набрав воздуха, рявкнула на счёт три:

- Обезьяна Чи-Чи-Чи продавала кирпичи.

- За верёвку дёрнула и нечайно пёрнула.

- А рабочие пришли: Чё воняют кирпичи?

От нашего дружного вопля эта парочка дёрнулась, и их тачка, соскочив с деревянной дорожки, перевернулась, рассыпав глину. Лысые, было дернулись в драку на нас, но быстро одумались, так как мы все были с мечами и копьями. А уж ими-то мы пользоваться умели, они это прекрасно помнили.

Лысыми у нас в селе прозвали детей-переселенцев, родственников нашего телеграфиста. Сразу после их приезда наши врачи осмотрели поселенцев и нашли у детей вошек. У взрослых не нашли, а у всех мелких прям кишело. Ну, их и оболванили под ноль.

Первый раз мы с ними схлестнулись из-за черники. Мы с пацанами шли на завод, куда ходим каждый день. Я учу английский, а пацаны лепят свистульки, которые потом обжигаются в печи и продаются. Дед Кауко платит моим спиногрызам по два пенни за каждую свистульку. За два часа мелкие успевают сделать по пять-шесть свистулек, и в месяц зарабатывают до трех марок.

Вот и тогда мы шли на завод и наткнулись на семь лысых мальчишек в возрасте от шести до двенадцати лет, которые ползали по черничным зарослям и лопали не созревшую ягоду.

При виде нашего воинства они быстренько сбились в кучу, а их вожак, самый старший мальчишка, крикнул нам, смешно коверкая финские слова:

- Мимо идти! Мы первый найти эту ягоду! - и выставил перед собой сжатые кулаки, как бы намекая на возможность пустить их в ход.

- Ой, хёльмё!!! - покачал я головой и попробовал им объяснить. - Белую и красную ягоды нельзя есть! Они ядовиты! Обосрётесь же! - и зачем-то добавил на непонятно из каких глубин вылезшем немецком. - Ферштейн?

Но их предводитель, то ли не понял меня, то ли понял только «хёльмё» (дурак), но с диким криком бросился на меня размахивая кулаками. Я, не долго думая, выхватил свой деревянный меч и заехал ему по руке. Нашу драку поддержали обе стороны, но так как мои мальчишки воспользовались моим примером и пустили в ход мечи и копья, мы очень скоро победили.

После этой битвы, как стали её величать мои бойцы, пришлые ещё несколько раз попытались взять реванш, но против нашей сплоченной команды у них не было никаких шансов. А после того как дед Кауко взял женщин и детей из переселенцев на завод таскать глину и формовать кирпичи, мы заключили негласный мир. Но я, вспомнив несколько дразнилок из своего детства, перевёл их на финский и заставил выучить своё капральство. Вот одну из них мы и опробовали на попавшихся новичках.

…..

В августе, к имевшимся в стране шести партиям, добавилось ещё две. В городе Або была создана «Рабочая партия», а в Гелсингфорсе о создании «Аграрной партии» заявил неугомонный Ээро Эркко, объединившись с неформальным лидером столичных фенноманов Сантери Алкио. Чем сразу привлёк в свои ряды массу политически активных выходцев из крестьянства.