Всё случилось как-то быстро и даже неинтересно. Пришедший боевик, действительно, позвал меня, тыкая в мою сторону одной рукой и призывно махая другой. Его автомат беспечно висел за спиной. Я подошел, и под растерянный взгляд моджахеда, заметившего, но явно не поверившего своим глазам, что мои руки свободны, со всей своей молодецкой дури, правым кулаком, приложил ему по левому виску. Специально немного выставив вперед костяшку среднего пальца. Чтоб уж наверняка.

Появившийся у меня из-за спины Петров, сдернул с пояса боевика нож и, полоснув его по шее, рванул дальше, на лестничный марш. Васечкин, обтёк меня с другой стороны и, перевернув труп, пачкаясь в его крови, завладев автоматом и бросился догонять напарника. И вот тут бы меня должно было пронять. Кровь, труп. А я в армии все два года провел в рембате 43-й учебной мотострелковой дивизии, что под Куйбышевом, который сейчас Самара. И абсолютно не спецназовец. Даже из автомата Калашникова я на гражданке стрелял в сотню раз чаще чем в армии. Но не проняло. Молча развернулся и пошёл вглубь подвала.

Через полчаса всё было кончено. Из наших пострадали двое. Один рядовой и прапорщик Сидоров. Им быстренько замотали ранения, и все погрузились в кунг моего же зилка. Пока ехали до Владикавказа, старший прапорщик, перекрикивая завывания явно нездорового движка, проводил мне инструктаж. О том, что я никого из них не видел и не в какой плен не попадал. С возможными разговорами рядовых, они вопрос решат. «А ты нас выгрузишь там, где я покажу, и навсегда забудешь про этот эпизод из своей жизни».

Пришлось соглашаться. Тем более что в качестве компенсации мне была вручена тугая пачка денег. Видимо то, что собрали с боевиков. В пачке были рубли, карбованцы, доллары, марки и даже британские фунты. Эта пачка надежно послужила нашей семье стабилизационным фондом на протяжении почти десяти лет.

…..

Вот и сейчас, выбравшись из кустов, осторожно подойдя к мертвецам, я чувствовал только азарт и, небольшую неуверенность в правильности своих действий. А ещё, где-то на задворках сознания, стучал в закрытые ворота страх, что их было не трое, и кто-то сейчас подойдёт и застукает тебя за мародёрством.

Ворочать тела мне было не под силу в виду возраста, поэтому обошёлся поверхностным обыском карманов и одного вещмешка, который валялся рядом с зарубленным топором мужиком. Еще два мне были недоступны. Так как находились под телами своих владельцев.

Достал вязанные перчатки из своего рюкзачка, который мне пошила Тю по моему рисунку. Отпечатки пальцев сейчас вроде бы ещё не умеют снимать, но бережёного, как говориться — Бог бережёт.

Первым делом оттащил в сторону две берданки, одна из которых оказалась переделочной винтовкой Квашневского. Под телом зарубленного ещё виднелся обрез, но доставать его, я посчитал излишним. Всё равно придётся сдавать эту полянку отцу или деду. А один револьвер на троих — это как бы подозрительно.

Обыск карманов меня очень удивил. У зарубленного были доступны только два кармана на куртке, и в них я нашёл странный пистолет. Откуда-то из закоулков памяти всплыло его название — «Бергманн». Лучше бы, вот так, личная информация всплывала, чем название этого уродца. Ну да ладно. Вместе с названием всплыло то, что моделей этих пистолетов была куча, и различались они только по калибру.

Вытащил линейку, которую тоже на всякий случай таскаю с собой, и замерив ствол, получил две целых семь десятых тума. Ага, шесть с половиной сантиметров, это значит, что пистолет третьей модели. Шведский «тум», это тот же имперский дюйм, только на три миллиметра меньше. Шведская уния, уже давно перешла на метрическую систему. А вот в Финляндии старые шведские системы мер ещё вполне себе входу. Вот и у меня в рюкзаке была линейка, с которой учился ещё мой отец.

«И на хрена я это делал?» - Пришла мне в голову мысль, когда я выяснил модель и калибр. Или всё-таки себе забрать? Подрасту и из него забацаю что-нибудь типа пистолета Егера. Значит, забираю. Отнесу к винтовкам.

Карманы зарезанного и застреленного дали больше находок. Часы, складной нож, серебряная и медная мелочь и огромное количество бумажных рублей. Трёшками, пятерками и редкими десятками набралось четыреста двадцать рублей. Которые я, без зазрения совести, конфисковал в пользу себя, любимого. Всю мелочь, часы и даже приглянувшийся мне перочинный нож, вернул по карманам.

А вот в вещмешке я нашёл мешочек с золотыми самородками. Ну, я так думаю. Ни разу в жизни в живую я эти самородки не видел. Но по просмотренным видео и фильмам и по рассказам деда Кауко сделал вывод, что это именно они и есть. И всё встало на свои места. Быстрее всего, все трое лежащих на этой полянке — старатели. Которые искали золото на реке Ивалойоки.

То, что я слышал от взрослых, совершенно не укладывалось в моё представление о бедной на ресурсы Финляндии. Десять лет назад на этой реке нашли первое золото. И началась великая финская золотая лихорадка. По рассказам и статьям в газетах, на этой реке работало несколько сотен приисков. Кто-то даже с нашего села пытал там счастья, но вернулся ни с чем.

Но что эти старатели делают у нас? От Ивалойоки до нашей местности почти сорок миль. Шведских миль. Я долго привыкал к тому, что в шведской миле — десять километров. Хорошо, что в стране наряду с шведской используется и русская система мер. Например все дороги имеют верстовые столбы. Поэтому, если расстояние меряют географически — то это шведские мили, а если по дорогам — то русские версты.

Почему они попёрлись к нам, а не в Кеми или Кемиярви? Или это какие-то преступники? А может и революционеры? Но всё равно непонятно. Ладно, сдам их отцу, пусть у него голова болит. Так, золото назад в мешок, оно нам не надо, а вот винтовочные патроны я приберу.

Нагрузился как ишак и еле попёр две винтовки и пистолет с патронами в рюкзаке. Благо, недавно я нашёл неплохой схрон для хранения подобных вещей. Узкая скальная полочка. Главное, хорошо замаскировать, а потом и прикопать хабар можно. Главное, не забыть хорошо смазать и завернуть в ткань.

В прошедших в июне выборах старосты отец победил. Обещанная мне больница оказалась тем камушком, который склонил чашу весов с голосами избирателей в пользу отца. И теперь он целыми днями пропадал в управе, принимая дела и вникая в всякие мелочи. С больницей нокиевцы не обманули. Когда дед с отцом ездили заключать договор и получать мои акции, причем, без меня... Обидно, однако. Вот тогда, обратно с ними и приехал архитектор с помощниками, которые целую неделю что-то считали и измеряли на выделенном участке земли. А после их отъезда нанятые рабочие начали копать котлован под фундамент.

Вот в управу я и рванул, спрятав своих находки. Отец моему рассказу поверил сразу и самолично побежал к нашему констеблю. А меня отправили домой. И только через несколько дней я узнал, что это были какие-то бандиты, а не золотоискатели. А про золото вообще ни разу в своём рассказе отец не обмолвился. Через неделю, случайно подслушав разговор дяди Раймо и отца, я узнал куда оно делось.

- Матху, - как я уже знал, это было детское прозвище отца, сокращение от имени и фамилии. - Надо от этого золота избавляться. Оно нам счастья не принесёт. Тем более, что мы его с мертвецов сняли. А нашёл его твой Матти. Не боишься за сына?

- Чего ты несёшь, Трубка? - обратился отец к нашему констеблю тоже по прозвищу. - Там того золота всего шесть фунтов. Фунт самородков, а остальное песком. Что? Боишься продавать?

- Я боюсь духов, - мрачно сказал дядя Раймо. - Сны мне плохие сняться. Давай продадим и деньги отдадим отцу Харри. Ты же знаешь мою чуйку.

- Это что? Харри всё рассказать? И мы себе ничего не оставим?

- Да. Расскажем. А деньги? Ну, пусть купит дом для семьи нашего телеграфиста. Обрам уже всех достал рассказами, как им в их Соутярви живётся плохо и бедно.

- А что они у нас будут делать? У нас пшеница и рожь не растёт.

- А тебе что, работники не нужны? Всегда же жалуешься.