– Бесстыдница! – леди Лив вошла к ним грозная и раскрасневшаяся. Вместе с ней – стайка девчонок. Те, что поменьше, хихикая, бросились к окнам, другие – обступили Анну.

Лив стремительно высвободила края длинного платка на поясе Анны и дернула – девушке пришлось закружиться по комнате.

– И не говори, что Ивэн идет к нам не по твоей воле!

Роллэн, привычно оставшийся незамеченным, отвернулся, не желая смущать сестру – ловкие руки девчонок стянули с нее рубаху. Все они знали, что следует делать, пока Анна обратилась в куклу, которую им вздумалось нарядить.

Лив держала в руках синее платье, появившееся в их доме после первого сватовства. Анна надевала его снова и снова, но ни один мужчина прежде не видел ее в этом наряде. Это было платье северянки с вышивкой на груди и замысловатым поясом с кистями. Только оказавшись в нем очередной раз, Анна подумала, как была права мать, пошив его именно таким.

– Скорее, воды! – потребовала Лив, надевая на шею дочери серебряное ожерелье с множеством лепестков, напоминающих новенькие монеты.

Кто-то из девочек уже расчесывал спутанные волосы Анны, и девушке пришлось опуститься на колени, когда они заплясали вокруг нее на цыпочках. Приняв таз с водой, Лив тоже опустилась на пол, и принялась оттирать руки дочери, быстро и уверенно избавляясь от темных следов.

– Отец ведь не погонит его прочь, мамочка? – спросила Анна, чувствуя, как по ее лицу катятся слезы. Она не могла понять их причину, но и остановиться была не в силах. Знала лишь, что в них не было боли.

– Значит, любишь его? – Лив больше не казалась возмущенной, скорее взволнованной и сосредоточенной.

– Больше жизни люблю! – выпалила Анна, но тут же смутилась, подумав, как смешны могут быть эти слова – девчонки, сгрудившиеся у окна, захихикали.

Лив вдруг охнула, протянула к дочери руки и поцеловала ее в лоб.

– Замок Дагмера – скверное место, душа моя. Он не терпит женщин.

– Но я не королева Ульвхильда из Эстелроса и не королева Ингритт из дальних предгорий Корсии. Я Анна из гордого рода Локхарт, окрепшего у его стен. Разве он не признает меня? – девушка сжала пальцы матери, словно она могла решить ее судьбу.

– Идут! Идут! – внизу раздался возглас Эйба, а весь дом ходил ходуном в нетерпении.

Роллэн, наблюдавший за происходящим из окна, видел, что по холму взбиралась длинная процессия под флагами Брандов, а следом – добрая половина города. Музыка, ликующие возгласы, вспышки огня, извергаемые уличными артистами – он вообразил, что при такой шумихе даже торговцы побросали свои лавки незапертыми.

– Что ты скажешь про Ивэна, милый мой? Вы ведь дружны, – голос матери донесся до него сквозь девчачью кутерьму. – Доверил бы ты ему сестру?

Роллэн кивнул, но потом понял, что мать не могла приметить этого жеста, увлеченная косами Анны. Ему не хотелось говорить, но он был должен. Обернувшись и окинув взглядом свои покои, он увидел отца, замершего у двери. Очевидно, Стейн заглянул в это самое мгновение оттого, что никто не заметил, как он наблюдает за приготовлениями.

– Да, матушка. Лишь ему бы и доверил, – ответил он, глядя прямо на отца. Эти слова, впрочем, сказанные от чистого сердца, были всем, что он мог сделать для друга и сестры.

Он удивлялся, почему все вокруг так слепы и не могут приметить, что эти двое разделят одну судьбу на двоих и это ясно, как день. Ничья воля не в силах их остановить, и он готов был поклясться в этом всем Пророкам, если бы в нем жила вера.

Отец сдержано улыбнулся. Роллэн приметил, что на нем была простая рубаха с рукавами, засученными до локтей, и в ней было в пору идти в кузню, но не встречать сватов королевской крови. Он готов был спорить, что отец намерено не надел парадного дублета или вышитых северных одежд. Как только он отвернулся, Роллэн знал, что ринется за ним и сделает немыслимое прежде – будет просить.

– Да, сын? – Стейн немало удивился, когда он поймал его за рукав прямо на лестнице.

Роллэн понял это лишь по голосу. Взглянуть в прямо в лицо отцу он не решился. Его просьба была и без того невообразимо смелой.

– Не прогоняй Брандов прочь, – едва слышно проговорил он. – Желаешь ты того или нет, Анна будет с Ивэном.

– Не перечь, отец, пока он спрашивает твоего дозволения. Это ты хотел сказать? – неожиданно продолжил Стейн, когда Роллэн запнулся, почувствовав, как слова сдавливают горло.

Он кивнул. Отказ отца мог сломать в этот раз не только две судьбы, дружбу, взрощенную между семьями, но и нечто большее – судьбу множества магов и чародеев, так и не дождавшихся достойной королевы. Роллэн дивился всеобщей слепоте и, в этот раз, не мог молчать. Ему было страшно. Одно слово отца могло уничтожить слишком многое. Он думал, что тот разозлится, услышав непрошенный совет.

– Сегодня ты встанешь рядом со мной? – рука отца легла на плечо Роллэна, и он вновь кивнул, не раздумывая.

Райс непременно пошел бы за Стейном, но его не было рядом. Прежде Роллэн никогда не выходил к сватам, опасаясь множества любопытствующих взглядов. Но теперь он подумал, что станет смотреть лишь на друга и пересилит себя.

Спохватившись, Роллэн бросился в кухню, смекнув, что негоже появляться перед толпой, пока лицо его вымазано соком дикой травы. Он привел себя в порядок как смог, наспех сбив пыль с темного жилета и штанов. Сапоги, доходящие до колен, остались грязны, но он успел оттереть щеки и лоб, высматривая свое отражение в медном тазу. Он выбежал на улицу, едва не споткнувшись на пороге, когда отец уже был перед Морганом и Эрло. За ними стоял Ивэн и все остальные горожане. В северных обрядах жениху не дозволялось открывать рта – за него говорили прежние заслуги.

Роллэн, убрав с пути младшего брата и пару других мальчишек, встал чуть поодаль за спиной отца. Ему было неуютно под взорами сотен пар глаз, однако, он заставил себя расправить плечи, едва взглянув на Ивэна – тот не ждал увидеть друга, но теперь не скрывал своей улыбки. Морган только явился в город, преодолев долгий путь, и можно было лишь догадываться, каким изнурительным он был. Эрло ухмылялся, выпячивая грудь, как умел лишь он – с вызовом всему миру, готову лечь у его ног. Роллэн вздохнул с облегчением, когда вперед вышел старый друг отца, ведь ему было меньше свойственно безрассудство. Он сделал шаг навстречу, щурясь в лучах солнца, восходящего из-за гор.

– Я, Морган из рода Бранд, пришел с миром к твоему дому, Стейн Локхарт, – сватовство началось и Морган громогласно заявил об этом.

– А я, Стейн из рода Локхарт, вышел к тебе и всем добрым людям, так говори зачем пришел.

Роллэн наблюдал, как отец заложил руки за спину, а Морган чуть заметно улыбался ему виноватой улыбкой. Оба не привыкли веселить толпу и никак не ждали застать друг друга по разные стороны свадебного обряда.

– Я здесь просить о дочери твоей, Анне.

Едва наступившая тишина была разрушена ликующими возгласами горожан.

– Все знают мою дочь, – отозвался Стейн, обводя их широким жестом. – А жених-то кто?

Жители Дагмера ответили смехом. Этот вопрос был данью традиции, дающей свату расхваливать жениха перед отцом невесты. Но нельзя было придумать что-то несуразнее, когда речь шла о короле. Морган дал собравшимся насладиться моментом, а затем утихнуть в нетерпении.

– Я прошу за своего племянника и правителя всех магов и чародеев Изведанных земель! – выкрикнул он, ожидая возгласов одобрения. – За властителя этих гор, суровых земель и рек! За потомка славного короля Аарона Освободителя. Я прошу от имени всего своего рода.

Роллэн окинул взглядом ликующих горожан и стяги Брандов над ними. Они хотели такую королеву, как Анна Локхарт – выросшую в Дагмере, знающую его судьбу и небезразличную к его будущему. Им была бы чужда иноземная принцесса, пусть почти каждый из них был когда-то чужаком в этом королевстве. Стейн угодил в ловушку их признательности и ожиданий, и тем страшнее было представлять, что случится, если упрямство одолеет его.