Окрестности Дагмера
– Поверить не могу, что ты заставил меня нырнуть! – по-доброму возмущался Птицелов. Можно было сказать, что он нес Роллэна на себе, перекинув руку через свою шею. Эрло неплохо справлялся один, так что Ивэн предпочел не мешать.
Он плелся за друзьями, восторгаясь их перепалкой. Корсианское вино невыносимо терпкое и кислое, так полюбившееся Эрлоису, размягчило его нрав, а Роллэну наоборот прибавило колкости. Оно уравновесило их силы в словесных баталиях, но придало походке молодого лекаря очевидную неуверенность. Эрло заботливо следил, чтобы он не сломал себе шею, сойдя с лесной тропинки.
– Я лишь вернул тебе нужное направление. Важно помогать друзьям не сбиваться с пути. Если бы не ты, я бы сбился. Здесь так темно. Темнее разве что в заднице короля Руаля!
Ивэн и Эрло, услышав подобные метафоры от вечно смущенного Роллэна, зашлись таким хохотом, что спугнули всех мелких зверей в ближайшем прилеске.
– Пощады! Пощады! – запричитал он, мотая рыжей головой. – Клянусь я помру, как дрянная кобыла, если мы вышагаем еще хоть сотню локтей!
– Локтей? Создатель милосердный! Кто в наше время измеряет расстояния в локтях? И это говорит один из лучших умов, гордость Дагмера! – Ивэн было подхватил стонущего Роллэна с другой стороны, желая облегчить участь Эрло, но юноша вывернулся и с неожиданной прытью побежал вперед. Впрочем, его хватило лишь на несколько шагов по раскинувшейся перед ними поляной. Широко расставив руки, он плашмя упал в высокую траву. Недолго думая, Эрло решил последовать его примеру.
– Больше десяти, – пробормотал он, растягиваясь на земле.
– М? – отозвался Роллэн.
– Ты сказал больше десяти слов сразу и одно из них – «задница», – ответил Эрло, подтрунивая над необычными для юноши болтливостью и сквернословием.
Усаживаясь рядом с друзьями, Ивэн приметил, что молодой Локхарт выбрал отменное место для нечаянного привала. Они оказались окружены соснами, белеющими в темноте мелкими полевыми цветами, и накрыты плотным одеялом из звезд. Он без труда отыскал на небосводе Волчий след и Спящую Медведицу. Оба созвездия были хорошо ему знакомы – они казались пронзительно яркими в ночной синеве. Теперь он глядел на них иными глазами, уловив переплетение с собственной судьбой.
– Тебе досталась славная земля, – заявил Эрло, носящий на своем гербе медведицу. – Однажды я сбежал, но не нашел себе иного места. Где бы ни странствовал, я всегда возвращался в Дагмер. Ты только глянь! Моя медведица рядом с волком на твоем небосводе!
– Это небо не мое, Эрло, – мимолетно
Ивэн. – Ему плевать на ком здесь корона. Оно беспристрастно и вечно, а звезды одни на всех.
– Скажи, мой друг, бывал ли ты в замке своей семьи в Эстелросе? Он стоит высоко, и тебе видится, что они царапают серые крыши. Лорд Ханрик показывал мне эту медведицу своими пальцами, унизанными серебряными перстнями, и твердил то же, что и твой дед «Никогда не забывай, кто ты такой!».
– Я не бывал в Эстелросе, – честно признался Ивэн, удивляясь этому малознакомому проявлению его друга. Он очень тонко чувствовал окружающий мир, заглядывая в саму суть вещей, чего нельзя было предположить, глядя на его бритую голову и разбойничье лицо, пересеченное бледными шрамами и едкой ухмылкой.
Эрло удивленно приподнялся на локте и уставился на короля.
– Как так вышло, что ты оказался там? – спросил Ивэн, прежде чем успел услышать осуждение.
– Я – мрачная история заката моего дома, – ловчий снова упал в траву, прячась от любопытствующего взгляда. – И имя мое истрепалось и истерлось от времени. Ты в самом деле хочешь знать ответ?
Ивэн поспешно кивнул, прежде чем сообразил, что в темноте ночи этого не разглядит никто.
– Угу, – неожиданно подал голос Роллэн, в то время как все думали, что он задремал.
– Ох, ну чтоб вас! Портить такую ночь!
Птицелов нехотя уселся, скрестив ноги. Он рассеянно уставился на собственные ладони и начал говорить. Его голос изменялся. Мягкость и певучесть его речи улетучилась прочь, как небывало. Он спотыкался, мялся, словно позаимствовав неуклюжесть у Роллэна.
Он рассказал, что, когда его привезли в Дагмер, он редко отходил от Брандов. Оба – Морган и Кейрон, видевшие смерть своих друзей, пытались одарить его заботой, а леди Эдина будто разглядела в нем еще одного сына. Да и была ли для нее разница?
– Вырастили чужого волчонка, вырастим и медвежонка, – ласково улыбалась она.
– Холоден ко мне оставался лишь будущий король. Я так часто увивался за Морганом, что должно быть, надоел ему. Глупый был. Я жаждал его внимания, как только способны дети, глядя на тех, кто будит в них восхищение. А твой отец… – Эрло замолк, очевидно раздумывая, стоить ли продолжать.
– Говори, прошу! – вскинулся Ивэн, думая, что молчание теперь, когда друг решился на откровенность, станет невыносимым – он собирал чужие воспоминания об отце, как куски разбитой мозаики, и не знал, что за картина предстанет перед ним в самом конце. Ему было всегда мало, кто бы не вел свой рассказ.
– Он всегда был королем, – тихо сказал Эрло с нескрываемой осторожностью во взгляде. – Тогда я не знал, как это бывает, не мог объяснить. Есть люди… Стоит один раз взглянуть и сразу поймешь – вот человек с особенной судьбой! Его стать, его ум, его вздернутый подбородок. Аарон очаровывал всех вокруг, но магом не был, как и я. Вот отчего мне, мелкому мальчишке, он был так интересен, но он оставался неприступен. А потом твои дед и бабка погибли, он стал королем, а Морган – Смотрителем. В ту пору Эстелросом заправлял старший брат леди Эдины, но вскоре умер и он. Власть Аарона крепла, как и он сам. Лорд Ханрик остался единственным членом семьи Мейнард, которому можно было доверить земли Эстероса, и управлять ими – великая честь, и от нее нельзя было отказаться. Советы Ханрика заставляли Аарона чувствовать себя человеком больше, чем королем магов.
– Но ты… Почему отец отослал прочь тебя?
– Быть может, я забыл, что мне никогда не стать волчонком? Я не знаю. Аарон не счел нужным объясняться со мной, а я был слишком напуган и обижен, чтобы задавать вопросы. Я не спрашивал ни о чем даже Моргана, приехавшего навестить меня. Когда он вернулся в Дагмер с очередным магом, меня не было в замке целую луну.
Эрлоис вдруг поднялся на ноги и потянулся, стараясь напустить на себя безразличие. Ивэн испугался, что он закончит рассказ, но тот продолжил, завязав руки узлом на груди.
– Дураки мелят языками почище мельничных жерновов. Я слышал тех, кто считает твоего деда виновным в гибели Ангеррана. Быть может, Аарон опасался, что я вырасту и пожелаю мести, оттого и не хотел, чтобы кто-то в Дагмере, в особенности его брат, привязывался ко мне.
– Но он оказался неправ, ведь так? – осторожно спросил Ивэн, вставая рядом. Он верил, что сможет заподозрить обман по взгляду Эрлоиса, если вдруг тот вздумает хитрить. Желания мести за все время, что они знали друг друга, он не разглядел, теперь ему важно было не увидеть обиды.
– Твой отец поступил грубо, но мудро, – твердо и порывисто ответил Эрло. – И я принимаю это. Твой дед спас всех, кого только смог. Той войне не было бы конца, если бы не он. И, конечно же, девчонка Аэрин. Откуда только в ней столько смелости? Она заставила мое сердце биться быстрее в день твоей коронации, друг мой! Говорю тебе! Даром что руалийка.
Эрло широко улыбнулся и хлопнул Ивэна по спине, желая прогнать охватившую того серьезность.
– Ха! Это способна сотворить с тобой и любая другая девица, – уколол Роллэн, неловкий в желании сбить с одежды пропитавшую ее росу.
– Напомни мне, молодой король, зачем мы таскаем повсюду этого конопатого зануду? – ловчий наиграно возмущался, но все-таки подставил юноше плечо.
– Затем, что твое сердце разобьется, если станешь слишком часто вспоминать о принцессах, а я смогу его подлатать, – стремительно нашел чем ответить лекарь.
Ивэн был счастлив продолжить путь, ведь в замок надлежало вернуться до рассвета. Вновь бредя позади, он все размышлял о том, какой стойкостью должен был обладать Эрло, чтобы не позволить себе сломаться под гнетом всего, что ему довелось потерять. Должно быть, сам Создатель не разгадал бы, что творилось в его душе. Он говорил об Аароне, как о человеке с особенной судьбой, не ведая, что сам наделен этой печатью.
