—… ну зачем так? Давай мы вдвоем за три рубля? Чего тебе терять, милая? Тем более мы — мужчины ласковые.

— Ну если ласковые. Только деньги сразу, — предупредила Агата, предостерегающе подняв короткий пальчик с выпущенным коготком.

Тот, который в гражданской одежде, полез в кожаную суму и охотно зазвенел монетами.

— Благодарю, милый, — мявкнула Агата, цапнув из его ладони две монетки, и грациозной поступью направилась за близкие заросли кизила.

Страж и гражданский едва ли не вприпрыжку последовали за ней, а рыжебородый остался. Мне от такого расклада стало смешно. Ведь Агата хотела именно его.

— А ты чего? — полюбопытствовал я, остановившись невдалеке и поглядывая на тропу, уходящую в лес.

Я не слишком научился разбираться в следах, но казалось, будто трава примята лапами тролля. От чего на ум пришли неприятные воспоминания.

— Знаешь, я вообще-то нормальный. У меня жена есть, — недовольно отозвался он. — Тебе она кто? — после недолгого молчания спросил вятичевский воин.

— С недавних пор подруга. Как-то спас ей жизнь. Кеошерийки на редкость благодарны и ценят такое, — отозвался я, с опаской поглядывая в лес.

Было дело — я действительно спас Агату, когда она, не рассчитав силы в схватке с двумя троллями, лежала на обочине, истекая кровью от жутких ран. Кстати, и один тролль был ей повержен, а второй сбежал. Не представляю, как она смогла убить одного из них. Ее оружие — недлинные баллок. Их лезвия явно коротки, чтобы достать до сердца чудовища. В тот день я случайно оказался рядом, имея в котомке два дорогих эльфийских эликсира. За каждую склянку в Китеже мог получить рублей по семьдесят, а то и больше. Для меня в ту пору даже пару рублей — приличные деньги, которых хватило бы на ужин и ночлег. К счастью, боги вразумили меня, и полутора сотне рублей я предпочел сохранить жизнь существу, ставшему мне другом.

За кустами началось самое интересное: Агата принялась пронзительно орать. Вы слышали когда-нибудь, как трахаются больные на голову кеошерийки? От их воплей мороз по коже. Если бы я рискнул попробовать это с ней, то у меня бы от ее воплей упал бы член. Хотя, может наоборот — лопнул от избытка эмоций.

— Безумие какое-то, — высказался рыжебородый, поглядывая на кусты. — Что они там такое делают⁈ Наши настоящие боги этого точно не одобряют. Человек создан для человека. И Сварог, и Крон видят все это с небес. Прямо сейчас видят! Все будет отмечено в великих книгах вечных.

Я сразу не ответил. Может, быть да. Может, он прав. Но есть и другие боги. Например, наш славянский Велес, который бог колдовства и тайных знаний. Слышал, будто он сам в таинственной связи с демоницей. А если брать эльфийских богов, которые Вятичевском княжестве стали все более почитаемы, то там тем более все весьма неблагопристойно.

И я спросил рыжебородого:

— Разве ваша княгиня Ольга не призывает чтить эльфийских богов? У вас же теперь многие порядки стали заморскими. Так чего теперь сокрушаться о записях в книгах Сварога? — честно говоря, божественные игры мне были похрену, но имелась обида, что Вятичевское и Дубличевское княжества все больше попадали под эльфийское влияние, и остроухие чувствовали себя на этих землях хозяевами. Дошло до того, что по дорогам возле Дублича расхаживали их патрули, а в храм Эйлиэн едва ли не насильно загоняли людей, раньше вполне счастливых верностью Сварогу.

От моих вопросов стражник помрачнел и сказал:

— Нет, Ольга Васильевна к эльфийским богам никого не толкает. Слухи это. Хотя по чести, ей мало дела и до наших богов. Все безобразие начал ее муж, который теперь в Вятиче не появляется. Говорят, околдовали его чертовы леадорцы. Теперь он душой с ними. Живет себе в садах под Тиирлиэном, о нас совершенно забыл и даже о своей супруге не помнит.

О том, что князь вятичевский — Разим Георгиевич Славин продался леадорским эльфам, я слышал много раз. Правда об этом по-разному говорили. Кто-то, мол, околдовали Разима Георгиевича. Кто-то, мол, влюбился в знатную эльфийку и бросил молодую жену. А некоторые оправдывали, мол, Славин добра Вятичу желает, как и всем славянским землям, называемым Славврат. И добро это, так говорящие, понимали как соединение с цивилизованным миром, при разрыве с варварским прошлым. Слушая такие речи, так и хотелось воскликнуть: «Петр Первый, бля!». Только Петр рубил окно в Европу и вводил новые порядки для процветания страны, а этот Разим Славин, судя по происходящему, отворил ворота чужеземцам и творит историю лишь в угоду эльфийскому Леадору, который прежде пролил немало славянской крови. Разумеется, восточным княжествам Славврата такие перемены, идущие от самого влиятельного княжеского дома, не нравились.

Размышления о гнусной политике, вдруг прервал человеческий вопль, долетевший ровно оттуда, откуда минуту назад слышались сладостные вскрики моей подруги. Рыжебородый среагировал мгновенно: выхватил меч и бросился к зарослям кизила. Я нащупал пальцами рукоять эльфийского кинжала и поспешил за стражем. На бегу за ветвями глазам открылась вовсе неожиданная картина: на полянке, рядом с расселенным плащом, скорчившись лежал один из вятичевских — который гражданский. Второй пятился к лесу, сжимая дрожащей рукой короткий меч. Агата, полностью голая, приближалась к нему, топыря хвост и поигрывая двумя кинжалами-баллоками. В искусстве владения легкими клинками ей не было равных. Кеошерийка явно не спешила, чувствуя свое безмерное превосходство и играла со стражем точно с мышонком. Только шорох кустов и треск сучьев под ногами рыжебородого, спас обреченного стража. Агата повернулась и резко отпрыгнула в сторону, чтобы держать в поле зрения сразу двоих.

Рыжебородый замешкался, оценивая ситуацию, понимая, что я у него за спиной и в схватке я не на его стороне. Этой паузы хватило, чтобы другой страж проявил неожиданное малодушие: сломя голову, бросился в лес. Агата сердито выругалась, прошипев что-то на кеошерийском. Жонглируя, перехватила баллоки и стала приближаться к рыжебородому.

— Сершш, не мешай мне! — она обошла лежавший в траве труп. — Этот мальчик мой! Если он не захотел любви, то встретится со смертью!

— Может прекратим это безумие⁈ — не опуская кинжала, я отступил от стражника влево на несколько широких шагов.

— Уже поздно! — кеошерийка словно танцуя переставляла лапы, не сводя взгляда с побледневшего стража. — Уже пролилась кровь! Мы не можем оставить никого в живых!

Я не хотел соглашаться с ней. Пока на небеса отправилась душа лишь одного — гражданского. По крайней мере так он выглядел. Если же сейчас Агата решится на убийство стража, то это совсем иной расклад. Убийство стража или воина дружины — очень серьезное преступление любом из княжеств Славврата. В Китеже такое карается безвременной отправкой на рудники, в Вятичах, Муроме, Добриче самые тяжкие работы на пять-семь лет. Только в Кронграде, говорят, можно откупиться за огромные деньги. Но проблема в том, что один из этих двух служивых сбежал, а наша «сладкая парочка» из-за Агаты слишком приметна. Нас могут легко отыскать в том же Вятиче, куда мы держали путь.

Дальше все произошло быстро: тупого созерцания танца смерти рыжебородый не выдержал. Нервы его сдали. Он вскрикнул и бросился на Агату, пытаясь пронзить ловкую кошку мечом, однако моя подруга только этого и ждала. Она легко уклонилась от выпада. В следующий миг баллок в ее левой лапе рассек воздух, одновременно разрезая мышцы правой руки вятича. Агата развернулась и вонзила клинок в незащищенный левый бок стража. К счастью, этот удар оказался смертельным. Смертельным сразу — не люблю смотреть на мучения человека в последние мгновения жизни. Рыжебородый упал наземь, не успев издать стон.

— Бля*ь! Сумасшедшая! Зачем⁈ Зачем это сделала⁈ — я схватился за голову, глядя на двоих распростертых на траве мужчин.

— Ты не понимаешь. У этого есть что-то ценное, — она подошла к сумке, брошенной рядом с плащом. — Он очень переживал за сумку. Говорил другу, чтобы тот смотрел, когда занимался мной!