В августе 1920 года Абрамцево стало музеем. Заведующей была назначена Александра Саввишна Мамонтова. Экскурсии тогда водили все члены семьи. В эти годы работал в музее и отец Елизаветы – Александр Дмитриевич Самарин. Историк, в прошлом московский губернский предводитель дворянства, а в 1915 году (с 5.07 по 25.09) – обер-прокурор святейшего Синода. Первый раз его арестовали осенью 1918 года. Второй раз он был вызван повесткой из Абрамцева в Москву в августе 1919 года. Тогда его приговорили к расстрелу, но заменили тюремным заключением «впредь до окончательной победы мирового пролетариата над мировым империализмом». Когда Таганскую тюрьму, где находился Александр Дмитриевич, посетили члены Коминтерна, одна из посетительниц, узнав о приговоре и сроке Самарина, с недоумением спросила его по-французски: «А когда это будет, месье?»

Елизавета Самарина с отцом Александром Дмитриевичем Самариным в Якутской ссылке. 1927 г.

В 1922 году его освободили. И еще три с половиной года он проработал в Абрамцевском музее. Вложил в него много сил и энергии. На нем лежали заботы по ремонту хозяйства. Водил он и экскурсии. Работал в огороде, колол дрова. Чистил стойло коровы… Последовал третий арест. Е. А. Самарина-Чернышева вспоминает:

«…Была глухая, темная бесснежная осень 1925 года. Земля замерзла, но не покрылась снегом. Ночи стояли темные и мрачные. В такую ночь раздался резкий стук в двери дома. Обыск. Чужие, чуждые люди пришли за моим отцом. Зажгли убогие керосиновые лампы, началось хождение по темному холодному дому. Мы жили тогда в разных концах дома, отапливались отдельные комнаты-оазисы. Музей занимал большую часть низа и на зиму был закрыт. Обыск. Что может быть отвратительней враждебных, чужих глаз и рук, имевших право пересматривать все самое дорогое и заветное. Кто не испытал этого, тот не поймет всей унизительности, которую чувствует человек при виде этих рук и глаз, проникающих в его жизнь. Ночь на исходе. Люди кончили «свое дело». Отец готов идти. Почему-то в памяти не сохранились минуты прощания в эту ночь. Может быть, потому, что мне разрешено проводить отца до станции Хотьково. Столько раз мы ходили вместе, вдвоем, в столь любимый нами Хотьков монастырь. Папа всегда впереди, высокий, с легкой и быстрой походкой, я за ним почти вприпрыжку и тоже легко и радостно. Хотьков мне второй дом. Как любили мы монашеское стройное пение, чинность службы, необычайную чистоту – сияние в храме. В эту ночь мы шли молча, окруженные конвоем, чужими людьми. Вот и станция. Сидим в столь знакомом с детства станционном «зале». Молчание. Подходит поезд из Сергиева Посада. Я отхожу в сторону. Что в это время в душе! Расставание с отцом уже не первое… В этот день, вернее в эту темную, мрачную ноябрьскую ночь, отец ушел из дома навсегда, а для нас ушел из жизни родной, милый абрамцевский дом».

А. Д. Самарин был сослан на три года в Якутию. Потом получил «минус шесть», т. е. было исключено право жить в Москве и еще пяти крупных городах. В 1929 году он поселился в Костроме. Весной 1931 года его арестовали снова. Умер А. Д. Самарин на свободе в январе 1932 года. (См. публикацию Т. В. Смирновой в газете «Вперед» от б августа 1998 г.).

Александра Саввишна (тетя Шура) Мамонтова

Когда Александра Саввишна стала заведующей музеем «Абрамцево», она имела на руках охранную грамоту от Советской власти. Национализированный музей-усадьба первое время носил имя С. Т. Аксакова. В административной и хозяйственной деятельности помогали родственники и друзья семьи – упоминавшиеся П. А. Флоренский, С. Н. Дурылин, П. П. Кончаловский.

Была налажена культурологическая деятельность музея, в усадебном храме продолжались праздничные службы.

1926 год… Александру Саввишну арестовали второй раз (первый арест был в 1918 году). Однако Константин Сергеевич Станиславский вступился за нее. Начались ходатайства, и вскоре А. С. Мамонтову освободили, но запретили проживать в Абрамцево, как и всем родственникам.

В 1932 году музей преобразовали в Дом отдыха творческих работников, в первые годы Великой Отечественной войны здесь был размещен госпиталь. После войны, по ходатайству И. Э. Грабаря[38], началось восстановление музея. Сколько было невосполнимых потерь из музейных фондов!?

И все-таки, из того, что осталось, Мамонтовы вновь воссоздают мемориальную среду усадьбы – наследие Аксаковых и Мамонтовых. В 1945 году на усадебном доме появилась другая охранная «грамота» – доска с указанием, что здесь жил и работал великий русский художник-реалист И. Е. Репин… всего лишь.

Род Мамонтовых продолжается. Мамонтовы, Арцыбушевы, Лансере, Веревкины, Чернышевы… судьбы потомков пересеклись удивительным образом. Как говорит народная молва, «знакомых мы выбираем сами, а родных дает Бог».

Святость семейных традиций поддерживается всей многочисленной ближней и дальней родней потомков Саввы Ивановича.

Имя Саввы Ивановича Мамонтова власть предержащие старались предать забвению. Им было неведомо, что С. И. Мамонтов – это и есть духовная идея, которая неуничтожаема.

При жизни его называли благородным меценатом. В постсоветское же время само это слово вызывало аллергию у апологетов марксистской идеологии. Да и в 2000 году еще можно было услышать по Московскому областному радио: «Куда девали народные деньги эти Мамонтовы и Арцыбушевы?» Другие пытались изобразить С. И. Мамонтова этаким подгулявшим купчиком: «И – и – эх, знай наших ходи черноголовые, да я четвертаками дорогу выстелю…». Третьи писали и пишут, что он «являлся противоречивой фигурой своего времени: с одной стороны делец, владелец заводов, а с другой – талантливый самородок, знаток искусства; с одной стороны стяжатель, а с другой – человек, оказывающий бескорыстную помощь художникам, композиторам…»

Только вот души-то Саввы Ивановича они так и не поняли по причине нежелания утруждать себя знанием подлинной истории жизни наших славных соотечественников. В том-то и ценность личности Саввы Ивановича Мамонтова, что его натура, как символ русской души и мысли, многогранна и цельна!

С. И. Мамонтов никогда не заискивал перед властью, был он человеком гордым и независимым, ему чужды были низкопоклонство, зависть и честолюбие. А по отношению к близким людям он всегда был искренне заботлив, поэтому и покровительствовал художникам, поэтам и писателям, артистам и музыкантам. Он ведь и сам был даровитым скульптором, да и за рояль садился в любой момент, когда требовалось разобрать с солистами или хором любой клавир из готовящейся к постановке оперы.

Не лишним будет напомнить читателям о том, что слово «меценат» имеет свои исторические корни. Гай Цильний Меценат (Maecenas) был придворным советником у Римского императора Октавиана Августа, человеком слыл независимым и состоятельным. Лучшие поэты того времени, в том числе Вергилий и Гораций, находили в нем внимательного и заботливого защитника и покровителя. Своими деяниями он заслужил славу и признательность перед римской литературой, и имя его осталось в веках.

Так и имя благородного, почетного гражданина Саввы Ивановича Мамонтова будет навсегда сохранено в истории России.

30 мая 1999 года – День Св. Троицы. В Сергиевом Посаде – это День города. Из обширной культурной программы:

«Привокзальная площадь – 13.30. Открытие памятника предпринимателю и меценату Савве Мамонтову. В здании железнодорожного вокзала – фотовыставка, посвященная Савве Ивановичу».

На открытии памятника выступили и возложили цветы Глава администрации Сергиево-Посадского района В. Гончаров, сотрудники государственного музея-заповедника «Абрамцево» и многочисленные гости.