Затем он снова садится в кресло, скрестив одну ногу, положив лодыжку на колено, принимая элегантную позу. Он напоминает мне большого кота, и я вспоминаю следы когтей на лестнице, гадая, что там произошло. Но на данный момент у меня к нему так много вопросов, что придется подождать.

— Ты все еще носишь ожерелье, — одобрительно говорит он.

Я автоматически прижимаю пальцы к рубину, это уже вошло в привычку.

— Я слишком боялась его снимать.

Его лоб морщится.

— В самом деле? И почему?

— Родители сказали, что он заколдован.

— И они не против, если ты его будешь носить?

— Они сказали, — я делаю паузу, облизывая губы, — что это для моего же блага.

— Они правы, — говорит он через мгновение, делая глоток своего напитка.

— Зачем оно нужно? Отслеживать меня?

Он усмехается.

— Я могу выследить тебя и без этого, лунный свет.

Я пристально смотрю на него, ожидая продолжения.

— Оно дает тебе знать, когда я рядом, — объясняет он и делает еще один глоток напитка.

— Типа предупреждение?

Он бросает на меня холодный взгляд.

— Ну да. Думай так, если хочешь.

Я решаю сменить тему.

— Итак, что случилось со мной прошлой ночью? Что такое… «Черное солнце»?

Он мгновение наблюдает за мной, слегка расслабляясь.

— Некоторые называют это «Завесой», но зависит от того, кто ты и куда идешь. Это мир между мирами.

— Что это значит? — спрашиваю я.

— В этом мире существует больше измерений, чем то, в котором мы существуем, — говорит он с еще большим терпением. — И под «мы» я подразумеваю человечество. «Черное солнце» используется в основном вампирами, но иногда ты можешь встретить там и людей, обладающих особыми способностями. Не только колдовство, но и другое.

— Значит, нормальные люди не могут туда попасть?

Он приподнимает плечо.

— Нормальные люди могли бы, но проблема в том, чтобы проникнуть за «Завесу», нужно создать свою собственную дверь, и не многие люди могут это сделать. И нужно быть осторожной в том, куда направляешься, — он замечает озадаченное выражение на моем лице. — Например… раньше, когда расплачивались кредиткой, ее помещали в импринтер и делали несколько копий на копировальной бумаге. Верхний слой — этот мир, следующий — Черное солнце, остальные — слои под ним.

— Значит, есть еще один слой там, в котором я была?

Он кивает.

— Мы можем пойти туда?

— Да, — осторожно отвечает он. — Но ты этого не хочешь.

— Почему это?

— Потому что уровни снижаются, Ленор, а не повышаются. Понимаешь, о чем я говорю? Даже такие проклятые и бездушные, как мы, не хотят играться с Адом.

— Бездушные? Говори за себя.

— Да, — коротко отвечает он, пристально глядя на меня, пока я не опускаю взгляд на свой напиток.

— Итак, все вампиры ходят туда? Я никого там не видела. Просто… тени. Это меня напугало.

— Это теневые души. У тебя есть право пугаться.

— Теневые души?

— Души, запертые в чистилище, сгоревшие дотла, от них остается только тьма. Они жаждут всех, у кого бьется сердце. Похитители душ. Лучше всего держаться от них подальше, если сможешь.

Мои глаза расширяются.

— Похитители душ? Я никогда больше туда не вернусь.

— Это неприятное место, — говорит он со вздохом, вертя в руках бокал и наблюдая, как кружится карамельная жидкость. — Но иногда это необходимо. Не только потому, что там время течет по-другому, но и потому, что это позволяет нам спрятаться на долго время.

— Подожди, время течет по-другому?

— Время, которое потребовалось тебе, чтобы сбежать от «Темных глаз» и добежать до своей квартиры, заняло меньше минуты.

Я качаю головой.

— Нет. Я бежала быстро, но минут десять.

— Не для этого мира. Это самое близкое понятие телепортации. Там, внизу, кажется, что время течет нормально. Но здесь, наверху, кажется, что ты исчезла всего на мгновение, — он замолкает, задумчиво прикусывая нижнюю губу. — Давным-давно, когда мы еще не привыкли к настоящему солнечному свету, нам приходилось убегать в «Черное солнце» на шесть месяцев.

— Зачем?

— Мы прибыли из страны полуночного солнца, — говорит он. — Половину года мы живем в темноте, другую половину солнце никогда не всходит. Потусторонний мир был нашим спасением.

Постепенно меняется тема разговора, и я этим пользуюсь.

— Расскажи мне о Скарде, — прошу я.

Его рот сжимается.

— Кто тебе рассказал о нем? Родители?

— Вообще-то, Вульф. Родители тоже, но я еще многого не знаю.

— Хм-м-м, — он отпивает еще из своего бокала, его челюсть напрягается. — Ну, и что ты хочешь знать? — наконец говорит он.

— Он еще жив, верно?

Его глаза впились в меня.

— Да.

— Ты его знаешь? — спрашиваю я.

Едва заметный кивок, его губы сжаты.

— И… где он? В Сан-Франциско?

— Боже, нет, — тихо произносит он. — Он далеко отсюда. В Норвегии. В крошечной деревушке, которую никто не может найти. То есть ни один человек.

Я так заинтригована, несмотря на то, что диван, кажется, поглощает меня целиком.

— Ты там бывал? — спрашиваю я.

— Конечно, — говорит он, как будто я идиотка, раз спросила.

— Сколько тебе лет?

— Много.

— Почему не говоришь? Когда ты родился? Или, я бы сказала, возродился?

— Почему думаешь, что вампиры возрождаются?

Я открываю рот, потом закрываю.

— Значит, ты не можешь обратить вампира? Я думала, в этом весь смысл?

— Какая необходимость в этом, если мы можем создать их другим способом? — многозначительно спрашивает он. — Трахаясь.

То, как он говорит «трахаться», звучит очень грубо, но, конечно, от этого у меня загорается кожа, и возникает острая боль.

Он сказал это нарочно.

Я прочищаю горло.

— Значит, ты не можешь обратить вампира.

— Могу, — медленно произносит он. — Но это теперь запрещено.

— Кто сказал?

— А ты как думаешь?

— Скарде? — он кивает. — Почему?

— Так делали, чтобы пополнить количество, а потом запретили. Все редко идет так, как хочешь. Люди, которые становились вампирами… были психически и физически нестабильны, мягко говоря. Для некоторых это ужасная жизнь. Большинство так или иначе кончают с собой, намеренно или нет. Хочешь знать, почему вампиры стали такими страшными и пугающими существами? Вот как. Они — настоящие монстры в этом мире.

Я невольно вздрагиваю.

— Ты кого-нибудь превращал?

Его глаза резко сужаются.

— Я бы никогда этого не сделал. Помни, я жесток, но не настолько. — он замолкает, его пальцы сжимают стакан настолько сильно, что я начинаю беспокоиться, как бы он не разбился вдребезги. — Чем меньше на этой земле кровожадных диких существ, тем лучше.

Я решаю, что мне больше не следует спрашивать об этом. Во всяком случае, не у него. С другой стороны, Вульф тоже казался довольно скрытным и неловко говорил о Скарде. Интересно, может весь этот дом записан во враги у Короля вампиров? А как иначе, если Солон со своими дружками уже бог знает сколько времени передают вампиров ведьмам?

Солон выпрямляется в кресле, глядя в сторону книжной полки.

— Возможно, нам следует… включить какую-нибудь музыку.

Классическая музыка сразу же наполняет комнату.

Я впечатлен.

— Дай угадаю, это какая-то магия, которой ты научился у ведьм? — спрашиваю я.

— Нет, — спокойно отвечает он. — Это «Алекса».

— Ого, — говорю я, чувствуя, как краснею.

— У меня действительно есть небольшой арсенал магии, который я выменял, но в большинстве случаев побеждает технология.

— Музыка прекрасная, — говорю я ему, наслаждаясь мрачными, элегантными звуками, ощущая то чувство спокойствия, которое было, когда я впервые вошла в дом. — Что это?

— «The Poet Acts» Филипа Гласса. Неплохо для современного композитора.

Термин «современный композитор» заставляет меня задуматься о том, скольких композиторов он, должно быть, застал за свою жизнь.