«Это огонь», — беззвучно говорит Джим. «Зачем разводить огонь, если они не мерзнут?»

Элейн кивает. Вот что не так. Но вампиры могут быть странно сентиментальны по отношению к старым обычаям, цепляясь за свое прошлое. Вполне возможно, что либо Элис, либо Хакан в детстве росли в доме с камином. Детям нужно тепло, ведь они не обращаются, пока не становятся старше. Возможно, они разводят огонь по привычке, вспоминая добрые времена.

Элейн выбрасывает из головы образы вампирских семей. Нельзя воспринимать их иначе, они — монстры. Она была рождена, чтобы убивать их, и именно это она и сделает.

Внезапно дверь в дом открывается, и оттуда выходит женщина. Они слишком далеко, не видно отчетливо, но нет никаких сомнений в том, что вампир может увидеть — и учуять — их, как высших хищников.

Это, видимо, Элис.

Нож обжигает ногу Элейн, оживая, и она знает, что у них есть секунды, чтобы действовать, прежде чем Элис нападет на них. Вампиры двигаются быстрее, чем может увидеть человеческий глаз. К счастью, будучи ведьмой, и истребительницей в частности, они могут выследить ее, даже если Элис пройдет через Завесу.

Но она не двигается, даже когда Элейн и Джим берут в руки свои ножи, металл поблескивает голубыми электрическими разрядами. Ножи не такие большие, но их можно метать с поразительной точностью. Один бросок в сердце — это все, что нужно. Конечно, у Джима дома есть мачете, но обезглавливание — тяжелое испытание.

Муж и жена смотрят друг на друга, и в этот момент понимают, что просто обязаны это сделать.

Они оба бегут вперед, к Элис, элемент неожиданности пропал, и риск того, что они погибнут от рук вампира, возрастает с каждым шагом.

Они быстро пересекают поле, бесшумно ступая по траве, но Элис по-прежнему не двигается. Ее руки раскинуты в стороны, она безоружна.

Она что-то защищает.

— Стойте, — кричит Элис, ее голос мелодичен, но высота звука невелика. Как будто она неуверенна, и возможно, боится.

Элейн и Джим останавливаются. Это происходит не по собственному выбору. Вампир останавливает их, даже на таком расстоянии. Это недолгое действие, на ведьм такое редко влияет, но все равно дает Элис еще одно преимущество.

— Покиньте это место, — говорит Элис. — Сейчас же.

Элейн освобождается от пут, чувствует, как они лопаются.

— Я не могу, — говорит она. — Ты знаешь, что виновна, ты должна заплатить.

Внезапно позади Элис появляется Хакан, высокий долговязый мужчина, кладет свои большие руки Элис на плечи.

— Не думал, что ваша гильдия разрешает убийства из мести, — говорит Хакан с легким финским акцентом.

— Я не обязана делать все, что говорит гильдия, — твердит Элейн.

— Идешь против своих? — спрашивает Хакан, его темно-серые глаза гипнотизируют. Элейн нужно продолжать наблюдать за ними, но с каждой секундой становится все труднее. — Тебя накажут.

— Главное, чтобы вы сдохли, мне все равно, что они со мной сделают, — говорит Элейн. — Кроме того, они ничего не узнают. Мы сделаем это быстро и легко. Никаких следов.

Ее слова сильны и ясны, и они не показывают дикости в сердце Элейн, страха, что все может закончиться иным случаем. У ведьм есть магия и клинок, способный убивать вампиров. Вампиры — хищники, которым ничего так не хотелось бы, как убить ведьму, и с их силой, скоростью и склонностью к насилию и крови они составляют равную конкуренцию.

Но здесь есть что-то другое. Элейн чувствует. В этой паре есть уязвимость, которой быть не должно. Они попросили их уйти. Вампиры никогда ни о чем не просят. И даже сейчас они все еще не предпринимают никаких шагов.

А это значит, что Элейн должна сделать свое дело, пока не стало слишком поздно.

В глубине души она вызывает в воображении образ лезвия, покидающего ее пальцы и проходящего прямо через сердце Элис. Ее намерение определит судьбу, если только не вмешается что-то еще.

Она бросает лезвие быстро, как в мгновение ока, сила вырывается из ее пальцев, направляя нож вперед. Прежде чем он успевает попасть в Элис, ее молниеносно отталкивает в сторону Хакан, делая шаг вперед.

Нож летит ему в сердце.

Спас жизнь своей жены, но оборвал собственную.

Хакан немедленно падает на землю, его тело захвачено голубыми потоками, которые распространяются от ножа, охватывая его конечности, отчего те дрожат.

Элис вскрикивает от ужаса, падая на колени рядом с Хаканом.

— Зачем? — всхлипывает она, пытаясь вытащить лезвие. — Зачем ты это сделала?

Хакан пристально и с болью смотрит на нее, последние остатки жизни покидают его. Наверное, это потрясающее чувство — быть почти бессмертным.

Пока Элейн, как завороженная, смотрит на эту сцену, Джим указывает на дом, закрывает глаза и колдует огонь в камине внутри. Пламя мгновенно распространилось, как будто все вокруг облили бензином.

Элис кричит.

— Ленор!

Элейн и Джим обмениваются острыми взглядами. Ленор?

— Иди к ней, — говорит Хакан Элис, сплевывая кровь. — Спаси ее, и, возможно, они сохранят тебе жизнь.

Сердце Элейн сжимается. Кто такая Ленор?

Внезапно воздух наполняет детский крик, перекрывающий рев пламени, и у Элейн от ужаса отвисает челюсть.

Ребенок.

У Элис и Хакана есть ребенок.

Этого они не знали.

Элис вскакивает на ноги и бежит в дом.

Но Джим быстр, он выбрасывает лезвие так, чтобы оно попало ей в спину, зная, что таким образом сила ножа проникнет в сердце, пройдя мимо ребер.

Элис спотыкается, но продолжает бежать, прямо в пламя, подпитываемая материнской любовью и защитой.

Элейн в ужасе смотрит на Джима. «Что нам делать?»

«Подождем, когда они все умрут», — говорит Джим. — «И уйдем».

Но, судя по встревоженному выражению лица ее мужа, он так же в ужасе от этой ситуации, как и она.

И есть нечто большее.

Нечто, зовущее Элейн в дом, детский плач, который не прекращается, отдается эхом в ее сердце, разрывает, заставляет чувствовать. Как же иначе, ведь они оба знают, что этот ребенок — всего лишь будущий вампир. На данный момент ребенок не пьет кровь, живет с невинностью в душе.

И он умрет, сгорит заживо.

Элейн смотрит вниз на Хакана, на его безжизненное тело, и знает, что пламя доберется и до него.

— Нам нужно идти, — говорит вслух Джим. — Люди увидят огонь, скоро будут здесь.

Элейн просто моргает, оцепенев, и он обнимает ее за плечи, уводя прочь от дома, а огонь обжигает их спины. Ребенок перестал плакать, а это значит, что он мертв. И это их вина.

— Пожалуйста, — произносит тоненький дрожащий голосок у них за спиной, останавливая их на полпути.

Уорвики оборачиваются и видят девочку, стоящую рядом со своим отцом и смотрящую вниз на его тело. Ей не больше двух лет, ее одежда почти сгорела, но остальное нетронуто. У нее длинные темно-русые волосы цвета янтарного меда.

— Папуля.

Сердце Элейн разрывается, и она чувствует зов к ребенку, подобный навязчивой песне сирены, которая доносится из залитого лунным светом колодца у нее в животе.

Девочка поднимает подбородок и смотрит Элейн прямо в глаза. Они большие и светло-карие, в них все краски природы.

— Пожалуйста, — снова говорит она. Ей не больше двух лет, но у нее такой тихий голос.

Элейн знает, что она просит их спасти ее.

Огонь прыгает вперед, облизывая спину ребенка, в результате чего остатки ее сгоревшего платья загораются и опадают, но малышка даже не пострадала. Она, кажется, ничего не замечает.

Это не обычный ребенок-вампир. Огонь убивает их. Убивает даже ведьм.

Но ее — нет.

Элейн смотрит на Джима, и он кивает. Он знает, что она решила сделать. Возможно, он тоже чувствует что-то внутри.

Они понимают, что она не просто вампир.

Это невозможно.

Элейн бежит вперед, в огонь, подхватывает девочку на руки, огонь обжигает ее обнаженные руки. Элейн не кричит, хотя боль невыносима. Она просто берет девочку на руки — Ленор — и несет ее к Джиму.