— Она быстро учится, — комментирует Вульф, с впечатлением оглядывая меня.

— В ней много чего скрыто, — размышляет Абсолон. Затем он бросает на Вульфа многозначительный взгляд, и тот выходит из комнаты, закрывая за нами дверь.

— Что, черт возьми, в этой сигаре? — мечтательно спрашиваю я, любуясь тем, как она выглядит в моей руке. Пока что это лучше, чем любая травка.

— Ничего особенного, — говорит он. — Кубинская. Но влияет на нас по-разному, особенно когда куришь ее так, как это делаем мы.

Боже. Комната начинает наполняться клубами дыма, и я чувствую, что погружаюсь все глубже и глубже, теряясь в тумане.

Но какой бы расслабленной я себя ни чувствовала, Абсолон остается настороже, пристально наблюдая за мной.

— Ты хочешь есть? — спрашивает он.

При упоминании о голоде я сжимаю челюсти.

— Что именно?

— Ты неделю ничего не ела.

— Я пробыла здесь неделю?

Боже мой.

— Ты вообще ешь еду? — спрашиваю я его. Захочу ли я когда-нибудь снова есть?

Он слегка кивает.

— Да. Наш вкус обостряется. Хорошая еда — это потрясающе. Плохая пища на несколько недель лишает аппетита. Нужно учиться быть очень разборчивым в том, что потребляешь, но одна из прекраснейших вещей в жизни — это наслаждаться хорошей едой в сопровождении хорошего алкоголя, а затем, возможно, сигарой.

— А потом кровью.

Он наклоняет голову, изучая меня сквозь дым, его взгляд скользит по моему носу, моему рту.

— Еда предназначена для наслаждения. Но это не помогает нам выжить. В отличии от крови.

— Но ты наслаждаешься…этим.

— Это еще мягко сказано. И тебе это тоже понравится, — он вынимает сигару изо рта и кладет ее в пепельницу. — Аметист испугалась тебя сегодня, а ее не так-то легко напугать. Думаю, в тебе есть нечто, от чего она захотела убежать в другую сторону.

— Я была милой, — тихо говорю я.

— Милой, — говорит он с сухим смешком, доставая ключи из кармана. — Все это не для того, чтобы быть милой. Ты учуяла ее запах. Я знаю, потому что раньше тоже чувствовал ее запах. Засахаренный имбирь, сладкие штучки и кровь. Верно?

Я ничего не говорю, все приятное жужжание от сигары исчезает, как колеблющийся дым.

— Ты не просто хотела попробовать ее на вкус, ты хотела накормиться. Это твоя жажда крови, заключительная стадия, просто она более умеренная, чем я думал. Вот что происходит, когда ты только наполовину монстр.

Он открывает лезвие своего швейцарского армейского ножа, и я с широко раскрытыми глазами наблюдаю, как он подносит его к шее, делая быстрый и жестокий надрез вдоль кожи. Кровь вырывается на поверхность, наполняя воздух ее запахом, который поражает меня так сильно, что чуть не выводит из равновесия, затем она проливается, окрашивая воротник его белой рубашки в красный цвет.

Я в ужасе.

Не только от того факта, что он это сделал, но и от того, что веревки внутри, которые сдерживали меня, рвутся одна за другой.

— Обычно кровь других вампиров мало что дает, если только…что ж, возможно, однажды ты узнаешь, — говорит он, и на мгновение у него мелькает горячий взгляд. — Но сейчас ты возьмешь все, что угодно.

Я задыхаюсь, теряю дар речи, пытаюсь взять себя в руки, отвести взгляд, уйти внутрь себя, туда, где я сильна, где я не кровожадный зверь.

Но этой части меня уже не существует.

Сигара выпадает у меня из рук на ковер, и через секунду я перепрыгиваю через стол, опрокидывая напитки, разбивая стекло, забираясь на него верхом.

Я хватаю его за голову, мой рот тянется прямо к его шее, и в ту минуту, когда его кровь попадает мне на язык, я понимаю, что легко могу убить его. Я настолько изголодалась, что схожу с ума.

И теперь я за себя не ручаюсь. Я посасываю его кожу, выпиваю кровь, чувствуя, как она проникает в каждую мою клеточку, заставляя их оживать, наполняя мои пустые части его жизненной силой.

Я ничего больше не замечаю. Только его запах, вкус его крови, слаще и вкуснее всего, что я когда-либо пробовала, вкус самой жизни.

Абсолон стонет подо мной, низкий горловой звук выворачивает меня наизнанку, и его рука зарывается в мои волосы, прижимая мою голову к своей шее, другая рука на моей спине, прижимает меня к себе.

Черт. Я хочу поглотить его, всего целиком.

Я впиваюсь ногтями в его плечи, прижимаюсь к нему, сосу губами, пробую на вкус, наслаждаюсь, моя душа поет от его крови. Это как постоянный оргазм.

Не знаю, как долго это продолжается, время, кажется, останавливается, и наконец, наконец я чувствую, что насытилась.

Он кладет руки мне на плечи, отталкивая назад.

Я тяжело дышу, весь рот в крови, а он смотрит на меня расширенными глазами, большими, черными и круглыми, и я смотрю на его губы, желая, чтобы энергия продолжалась, менялась, становилась чем-то еще большим.

Он протягивает руку и нежно убирает волосы с моего лица, его глаза блуждают по моим чертам с оттенком нежности. И я чувствую это, всего на секунду. Ведь что может быть более интимным, чем пить чью-то кровь, когда эта кровь — то, что поддерживает в тебе жизнь?

Черт, я хочу его.

Я наклоняюсь, собираясь поцеловать его, попробовать на вкус его прекрасные губы, но его руки не дают мне приблизиться.

— Чувствуешь себя лучше? — спрашивает он тихим и хриплым голосом.

Я проглатываю остатки его крови у себя во рту и понимаю, что именно произошло. Рана на его шее уже заживает, но белая рубашка пропиталась красным, и передняя часть моей ночной рубашки такая же. Его кожа кажется еще бледнее, чем раньше, если это возможно.

— Прости, — шепчу я. — Мне так жаль.

Я быстро пытаюсь слезть с него, но он удерживает меня на месте.

— Не извиняйся. Я хотел, чтобы ты это сделала, — он облизывает свои губы, которые стали почти белыми. — Возможно, я недооценивал тебя, но тебе явно это было нужно. Твоя часть либо не хочет, чтобы ты поддавалась своим вампирским наклонностям, либо ей это просто не нужно. Но, забегая вперед, не отрицай это слишком долго. Я справлюсь с этим… другие не смогут.

Я отвожу взгляд, испытывая стыд, но куда бы я ни посмотрела, я вижу кровь.

— Разве я убила бы тебя? Если бы ты меня не остановил?

— Есть только три способа убить вампира, — напоминает он мне, ослабляя хватку. — Нельзя обескровить его досуха. Но можно отнять много жизненной силы. Сделать их слабыми.

— Я сделала тебя слабым?

— Тебе бы этого хотелось, да?

Я киваю. Нет смысла лгать.

— Если я сделаю тебя слабым, может быть, ты отпустишь меня.

— Слишком поздно, Ленор, — серьезно говорит он. — Теперь ты моя. Ты просто укрепила это.

Я сглатываю, мой желудок переворачивается.

— Сегодня вечером ты выставляешь меня на аукцион.

— И это мой выбор. Но пока я сознательно не отпущу тебя, ты моя. Вот что происходит, когда пируешь кровь другого вампира, когда перерождаешься.

Осознание осеняет меня, ударяя по голове.

— Ты обманул меня, — говорю я тихим голосом. — Ты не пытался накормить меня…

— Я пытаюсь удержать тебя, — заканчивает он, наблюдая за моим лицом, прищуривая глаза. — Теперь ты принадлежишь мне, пока я не решу отпустить тебя.

— Но… я уже питалась тобой раньше. В постели.

— Ты была в Паузе. Это подействует только сейчас. Я знал, что не смогу заставить тебя напасть на меня по собственной воле, но если бы я позволил тебе увидеть кровь, понюхать ее, это подтолкнуло бы тебя к краю пропасти. Я был прав.

Я качаю головой, борясь с желанием слезть с него.

— Я тебе не принадлежу. Никогда не буду. И никому.

— Ты можешь продолжать это говорить, но не значит, что это правда.

— Ты отвратителен, — закипаю я.

— Я знаю, — говорит он. — Но это совершенно новый мир, Ленор. И теперь это твой мир. Тебя будет тошнить от многих вещей.

Он, наконец, ослабляет хватку, и я пытаюсь слезть с него. Опускаюсь на ковер и поворачиваюсь к нему спиной, закрыв лицо руками, чувствуя себя такой потерянной, не зная, что делать дальше. Не знаю, кто я такая. Посмотрите на меня. Я вся в крови, наверное, выгляжу как чудовище.