При желании я мог бы прикоснуться к полному ярости сознанию терминатора и более глубоко изучить его эмоции, но это было тапу — запрет на подобные действия. Тапу так же являлось без спроса дотрагиваться до оружия ветеранов и братьев-в-пустоте или без разрешения входить в их кельи.
Бронированные створки плавно разошлись, позволяя челноку выйти в космос. Полет оказался недолгим и уже через три минуты мы оказались в необъятном нутре флагмана. Главная палуба «Никор» поражала размерами и мрачным величием. Сотни безостановочно трудящихся сервиторов и рабов лишь усиливали подобное впечатление. Ведомые Первым Жнецом Бейлом Шарру, мы покинули челнок и выдвинулись в сторону мостика, миновав несколько спаренных турелей, создающих внутренний пояс обороны.
Внутреннее убранство «Никор» отличалось от «Белой пасти», различных реликвий здесь было куда больше. Проходя по переходам, буквально заваленными иссохшими костями и клыкастыми черепами хищников со всей Галактики, я старался сдерживать волнение, но глаза сами по себе фиксировали бесчисленное множество трофеев.
В нишах пылились поврежденные доспехи сгинувших героев, находившихся в таком плачевном состоянии, что их не могли починить даже самые искусные мастера. Старинные знамена пятнали стены серыми выцветшими пятнами, фрагменты техники и части оружия были просто свалены на полу. Здесь, в сумраке никогда не заканчивающегося служения, проявлялся истинный возраст ордена, становился понятен подвиг долгого бдения во тьме.
Но еще большие чувства вызывал узкий, в три метра, полукилометровый мост, перекинутый над гигантским трюмом, наполовину заполненным мусором отгремевших войн. Век за веком туда скидывали куски брони и металла, разломанные иконы предателей, орочьи механизмы, разбитые ксенотехи эльдар, тау и прочих рас, груды изломанного оружия, части, некогда бывшие деталями турелей и атмосферных катеров. Все это осталось после бесчисленных побед и избиений. А над пропастью висели архаичные штандарты и реликвии Империума, которые ныне использовались крайне редко — Великая Аквила, различные лики святых, примархов и щиты с гербами нескольких орденов Астартес.
— Спокойно, — донесся до моего разума мыслешепот наставника.
Ведущие на мостик противовзрывные двери украшали акулы, океанические узоры и клыки древних тварей. По бокам от входа застыли два терминатора, своей неподвижностью напоминающие статуи. Чтобы пройти на мостик, даже капитану Шарру требовалось разрешение, но присутствие Те Кахуранги и Каху гарантировало, что нас никто не остановит.
Старший библиарий нажал руну, двери медленно отошли в стороны. Следом за братьями я шагнул внутрь.
Необъятный мостик прятался в тенях. Смотровые порты были задраены, свет давали лишь авгур-посты, стойки оккулосов, мониторы когитаторов да гололитический стол. Здесь день и ночь трудились многочисленные сервиторы, рабы и операторы, но все они хранили молчание. Никто не осмелился поднять глаза, пока мы шли по центральному проходу.
Фигура магистра возвышалась у исполинских размеров аквариума, заполненного зеленовато-синей водой. Прозрачное бронестекло позволяло видеть медленно колышущиеся водоросли и камни на дне, а глубины надежно прятали чье-то присутствие.
Рост магистра в терминаторских доспехах превышал десять с половиной футов. Рядом с ним умалялась даже несокрушимая мощь Красных Братьев, они словно делались слабее. Силовая броня магистра имела серую окраску, шлема он не снял, а руки его венчали легендарные силовые перчатки — Голод и Утоление. С двух сторон от него находились два прославленных воина, верховный капеллан Иеремия и Второй библиарий Атеа. Иеремия был облачен в черный доспех с маской шлема в виде черепа и держал в руках тяжелый крозиус арканум по имени Вечность, символ своего статуса и власти. Цвет доспехов Атеа был синий, как и у каждого библиария, а оружием ему служил увенчанный черным камнем посох и болтер модели Умбра, такой же, как и у Бейла Шарру.
— Киа аррэ, братья, — приветствовал нас Атеа, поворачиваясь и позволяя рассмотреть свое бледное грубое лицо с чешуйками на лбу и вокруг глаз — так у некоторых из нас проявлялся генетический недуг ордена.
— Киа аррэ, — за всех ответил капитан. Не доходя дюжины шагов до магистра ордена, он опустился на одно колено. Каху и я повторили его жест. На ногах остался стоять один Те Кахуранги.
Магистр Тиберос медленно развернулся. Сервоприводы древней брони работали мягко и тихо. Черные линзы шлема уперлись в Шарру, затем скользнули на Те Кахуранги, переместились на Каху и остановились на мне. Даже не поднимая головы, я чувствовал полной свирепой мощи взор Алого Потока.
— Встаньте, — сухим мертвым голосом разрешил магистр. — Что ты принес стае, Первый Жнец?
— Плоть, — ответил Шарр. — Места в транспортах заполнены, я предоставлю полный отчет.
— Хорошо. На пороге новой угрозы нам нужна свежая кровь.
— Новой угрозы? — уточнил капитан.
— Надвигается Великий Пожиратель. Зонды в дальнем космосе подтвердили наши худшие опасения. Огромное щупальце тиранидов, которое по нашим предварительным оценкам насчитывает пятьсот миллионов организмом, приближается со стороны нижней плоскости Галактики, — пояснил Атеа. — Они двигаются целенаправленно, по строгому вектору к точке, которая их влечёт.
— Что и куда именно их влечёт? — спросил Шарр переводя взгляд со Второго библиария на Алого Потока.
— Мы смогли более-менее точно протянуть вектор движения тиранидов до ближайших населенных систем. Видения, что библиарии зафиксировали в ваше отсутствие, подтвердили точность расчётов, — Атеа обращался к Те Кахуранги. — Флот-улей движется в систему Благочестия, расположенную на границе сегментумов Ультима и Солар. Это первый обитаемый сектор на пути тиранидов, а величина его населения означает богатство биологического топлива, что нестерпимо привлекает ксеносов.
— Благочестие созрело, там обосновались предатели и пособники чужих под предводительством патриарха, — сказал магистр Тиберос. — Видения библиариев говорят, что культ глубоко проник в ряды граждан Империума, возможно, порчи поддалось и духовенство системы. Именно культ призывает тиранидов из глубин пространства. Он — тот свет, что влечет их из тьмы. Его необходимо потушить.
— Мы дадим бой ксеносам в полном составе?
— Нет, капитан. Я поведу флот навстречу кошмару, пока он не начал пожирать Империум, но тебе и твоей роте надлежит отправиться на Благочестие и разобраться с культом. Истреби его! Уничтожь маяк, и если на то будет воля Рангу, подобное заставит флот-улей свернуть с пути и отсрочит угрозу. Есть шанс, что все мы погибнем, тогда ты и твоя рота останетесь последними кархародонами и единственными наследниками Эдиктов Изгнания. Ты знаешь, что делать в таком случае.
— Как же так, мой повелитель? — Шарр не смог сдержаться. — Чем я подвел вас, что меня лишают возможности сражаться с остальным орденом в наш последний час?
Все молчали. Лишь тихое шуршание когитаторов да негромкий шум со стороны работающих операторов нарушали мертвенную тишину. Как и прочие, безмолвствовал и я, понимая, что магистр позорится. Но я видел причины, по которым он так поступает и полностью их одобрял. И все же Первый Жнец ставил себя выше потребностей ордена и приказов владыки. Неподвижная фигура магистра дала понять пустое тщеславие вопросов.
— Как пожелаете, мой повелитель, — капитан склонил голову, вновь опускаясь на одно колено. Тиберос лишь кивнул и отвернулся, вновь сосредоточившись на воде перед собой.
— Сейчас важна быстрота, — отметил Иеремия. — Вы отправитесь незамедлительно, как только примите на борт свежие припасы и перекинете нам плоть. Все необходимые данные уже передали на мостик «Белой пасти».
— Выжги заразу, Первый Жнец, — не поворачиваясь, еще раз напомнил магистр Тиберос.
— Я выполню задание, — заверил капитан, поднимаясь на ноги.
— Да будет так.
В глубинах аквариума обозначилась исполинская тень. Вяло работая плавниками, она приблизилась и ткнулась носом в бронестекло. Не знаю, где верховный магистр смог отыскать столь впечатляющую тварь. Она поражала своими размерами и пастью, полной острых треугольных зубов. Её жабры работали медленно и мощно, фильтруя воду и насыщая тело кислородом, в то время как сама она застыла, вперив в нас запредельный взгляд черных глаз. И смотрела она только на меня. Смотрела неподвижно, бесстрастно, но я чувствовал некий интерес древнего существа, и интерес этот не был кулинарным. В нем проскальзывала некая разумность и посыл, который остался для меня тайной.
