– За шесть лет много что случилось, – говорю. – Но сейчас не об этом. Я слышал, турнир начнется на третий день после коронации. Ты готова?

– Наверное. – Скромность – ее второе имя. Нора родилась не самым крепким ребенком, но усредню тренировалась всю жизнь и шла к повышению долгие годы. – Но зачем ты пришел?

– Мне нужна твоя помощь. Но для начала ты должна получить шестой ранг. – Я подхожу ближе, приподнимаю пальцем ее подбородок.

За шесть лет Нора мало изменилась. Выросла только, обрела формы – и весьма неплохие. А так все тот же маленький нос, большие карие глаза и две аккуратно сплетенные светлые косы по плечи.

Мимолетный огонек в ее глазах сменяется холодным упреком. Она отстраняется.

– Ты пришел, потому что я тебе пригодилась?

– Сейчас именно ты и только ты можешь это сделать. У меня есть подозрения насчет Председателя. Мне нужно, чтобы ты служила в Совете и докладывала мне обо всем, что услышишь. Я могу пристроить тебя как его личную стражницу.

– Господин Лайсэн может узнать, что мы с тобой знакомы.

– Об этом я позабочусь. Твоя задача – выиграть турнир и получить повышение, чтобы у меня появились основания дать тебе высокий пост.

Пристроить ее как личную охрану Председателя Совета не проблема, так как посты охраны назначаются Орденом, а в Ордене мое мнение многого значит. Маловероятно, что Лайсэн заподозрит слежку. Он питает слабость к миловидным стражницам и не станет копаться в ее прошлом. Даже если ему сообщат, что мы с Норой служили вместе, он скорее закроет на это глаза, чем примет меры. Лайсэн не самый осторожный человек – он легко идет на поводу собственных страстей.

– Ты ведь никому не расскажешь, что говорила со мной? – Я стою совсем близко и почти касаюсь ее губ своими, прижав ее к стенке.

– Для тебя это правда ничего не значит?

– Ты о чем?

– Поцелуешь – и снова уйдешь. Исчезнешь, пока я не пригожусь снова. Вот где ты был все шесть лет? Не разу ведь не пришел, не спросил, как я. А я скучала, страдала без тебя.

– Я не мог с тобой общаться как раньше. Я о многом должен был молчать…

– Не хотел втягивать меня в свои грязные делишки?

– Не то чтобы грязные, но первый завет, все такое. Знаю, что это не оправдание, но, если ты пойдешь мне навстречу, мы можем начать все сначала.

В другой жизни я был бы самым честным человеком. Я ненавижу лгать. Именно поэтому необходимость помалкивать заставила меня отречься от Норы: я не могу строить жизнь с человеком и скрывать от него что-либо настолько важное. Именно поэтому я сейчас чувствую себя противно, потому что понимаю: я не могу ей ничего обещать. Могу только закрепить слова поцелуем, пусть я в них не уверен. Я касаюсь ее губ, но она отталкивает меня – не грубо, осторожно.

– У тебя был кто-нибудь, кроме меня? – спрашивает она.

– Никого. – На этот раз я говорю правду.

И целую. Сначала медленно, неумело, затем с чувством, по-взрослому, совсем не так, как раньше. Она обнимает меня за шею, и от прикосновения ее рук я завожусь еще сильнее.

***

Не знаю, что у меня написано на лице, но как только я возвращаюсь в кабинет, Ларрэт спрашивает:

– Что-то случилось?

– Я заглянул в Орден. – Зачем я это говорю, если у нее же и отпрашивался? – Ничего нового.

– Я имею в виду с тобой. Ты в порядке?

Сердце уходит в пятки. Неужели на моем лице остались следы от встречи с Норой?

– Да, – отвечаю невозмутимо.

– «Клянусь отныне и до конца своих дней ни при каких обстоятельствах не обманывать Вас, ничего не скрывать от Вас…»

Текст клятвы, которую мне нужно произнести на коронации. Законы, как ни крути, противоречивы. Второе правило Ордена требует от стражника держать чувства при себе. Что делать, если о них спрашивает человек, которому ты обязан говорить правду? Вот же дилемма.

– Почему Вы не спросили, хочу ли я Вам служить? Вы приняли это как данность.

– Я думала, ты не возразишь.

– Но все же не спросили.

– Ладно. Раз уж так, я даю тебе выбор.

Второе правило Ордена – держать чувства при себе. Буквально только что я нарушил третье: поцеловал Нору в кладовой. Если расскажу про события шестилетней давности, про заговор против короля Эдриана и королевича Брэййна, то нарушу еще и первый завет: нельзя разглашать тайны своих господ. Я не могу предать Дэмьена, ведь это в большей степени его убийство.

Я умею переступать через правила, мне это всегда удавалось. Но я не могу отречься от них полностью, они будут преследовать меня до гробового камня. Каждый раз мне придется выбирать и взвешивать – как поступить, и я очень завидую людям, которые слепо подчиняются порядку и умеют отключать голову. Или столь же слепо сопротивляются, не думая о последствиях.

– Мой выбор – покориться Вашей воле, – говорю то, что должен сказать.

– Моя воля – узнать, чего хочешь ты. И напомни-ка, сколько ночей ты не спал?

– Две с половиной.

– Все равно плохо. Сходи-ка ты выспись, потом продолжим.

Я не должен был ни о чем спрашивать, вырвалось так некстати. Она права: с несвежей головой охота сболтнуть что-то по глупости.

Я повинуюсь приказу. По пути к Алтарю ко мне подбегает стражник.

– Господин Венемерт, – говорит он услужливо, – господин Лайсэн хочет Вас видеть.

– Какого черта?..

Чертями мы называем неупокоенных душ, которые по истечении десяти дней после смерти не смогли уединиться с землей. Они блуждают по свету в бесконечном поиске покоя – это их наказание за проступки в течение жизни и за отречение от дома. Если похоронить человека вдали от его родовой могилы, он никогда не растворится в вечности.

Я стараюсь казаться человеком сдержанным, но в редкие минуты слабости я не прочь выругаться, хотя не могу сказать, что верю в сказки про загробную жизнь. Наверное, потому что не хочу уготованной мне участи, боюсь стать тем, к кому время от времени взываю.

***

Председатель встречает меня хмурыми бровями и красным лицом и резко вскакивает с места, как тогда я переступаю порог. Он машет руками так, что мне кажется, что вот-вот придется обороняться.

– Какого черта?! Вместо того, чтобы исполнить мой приказ, ты бежишь жаловаться? Ах ты…

– Я должен был объяснить госпоже, почему должен отлучиться.

– Долго еще ты будешь думать, что тебе все позволено? Раньше ты стоял за спиной сильного короля, а теперь прячешься за шестнадцатилетней девчонкой. Какой же ты… – Еще одна его привычка – не договаривать, когда гнев хлещет через край.

Он объясняет свою неприкосновенность именем династии, а сам говорит так пренебрежительно про королеву – и за ее спиной. Интересно, однако, но я решаю не вступать в войну. Сейчас это бессмысленно. Лайсэн не в духе, я тем более.

– Вы только затем меня позвали? – спрашиваю, собрав в кулак все спокойствие.

– Проваливай добровольно, если не хочешь, чтобы она узнала правду. – Лайсэн наконец приостывает и садится на кресло.

– Какую правду?

– Напомни, как называется та заразная болезнь, которая скосила моего брата.

– Неизвестно.

– Какая-то непонятная болячка взялась из ниоткуда и поразила именно его и его любимого наследника? Какое интересное совпадение, а?

– Они как раз вернулись из долгого похода. Подцепили в дороге, все бывает.

– Есть теория поинтереснее. И поверь, она совсем не понравится госпоже. Слушай, твое положение довольно шаткое… Я уже молчу, что в смерти господина Дэмьена я тоже могу обвинить тебя.

– Разве у Вас есть основания, свидетели?

– И ты ведь понимаешь, с какими слухами можешь столкнуться, раз уж собрался сторожить сон молоденькой королевы? – Уголки его рта изображают ухмылку. – Дам тебе добрый совет: не рой себе яму. Не то я сделаю все, чтобы тебя в ней закопать живьем.

Он не выслушивает возражений – выставляет за дверь. Врага нельзя недооценивать, но все же я знаю Лайсэна не первый день и могу ручаться, что он слишком труслив, чтобы воплотить в жизнь свои самые грандиозные планы. Он не станет обвинять безосновательно – клевета преступление не менее серьезное, а доброе имя ему дороже всего на свете.