– Извини, что так поздно, – говорю, оглядываясь по сторонам. Не хотелось бы привлечь внимание.

– Да что ты, Вен, – отвечает старик, приглашая внутрь. – Знаешь же, мой дом и твой тоже. Заходи.

Крэйна я знаю большую часть своей жизни и обязан ему многим, если не всем. Десять лет назад меня чуть не выгнали из Дворца на произвол судьбы, но он приютил и пристроил меня. Страшно представить, где я мог оказаться сейчас, если бы тогда, в восемь лет, оказался на улице совсем один и без единой монеты в кармане. Озлобленный на весь мир. Я безмерно благодарен наставнику за все, что он мне дал, но никогда не благодарил его лично.

– Неужели это правда? – спрашивает Крэйн взволнованно.

– Да.

– Какое несчастье. – От другого это прозвучало бы неискренне, но я вижу в его глазах скорбь. Ему одному я верю безоговорочно.

Я киваю.

– Холодно, – говорит он чуть позже. – Может, чаю? Согреешься…

– Не трать воду.

– Знаешь же, старик я одинокий, ученики – моя единственная радость. Для тебя ничего не жалко. – Он подходит к печи. – Особенно для тебя.

К горлу подкатывает ком из-за чувства вины. За шесть лет службы королю я бывал у учителя считаные разы, зачастую не без повода. В последний раз мы с ним вдоволь разговаривали полгода тому назад. Я избегал его не без весомых причин. Если не вдаваться в подробности, то я хотел таким образом защитить Крэйна от обвинений в том, что он якобы знает больше, чем ему дозволено. Дэмьен был до жути мнительным человеком, и я опасался, что он может ему навредить.

– И что теперь? – спрашивает Крэйн, поглаживая усы.

– Ясное дело, трон перейдет госпоже. Если, конечно, никто вовремя не подсуетится и не перевернет Дворец с ног на голову. В такую ночь может случиться что угодно.

– Ты думаешь, ее жизнь в опасности?

– Возможно. На всякий случай я усилил охрану замка. Но даже мы если обойдемся без покушений, надо признать, что госпожа слишком юна и неопытна, она еще не готова нести корону без поддержки и легко попадет под чье-то влияние. Кто приберет ее к рукам – тот и будет править миром.

– Ты ч-чего? – шепчет Крэйн, проверяя, нет ли кого за окном. – Ты говоришь про королеву, а не про… Как можно?

Он закрывает окно ставнями, тушит свечи. Глаза у него круглые и встревоженные. Я никогда не посвящал его в дела государства, не обсуждал с ним ни короля, ни его семью. Неудивительно, что он в замешательстве. Крэйн из тех людей, которые боятся выйти за рамки правил, ошибиться в словах или проявить мало уважения к вышестоящим. Он думает, за любую неосторожность следует отвечать, но это не всегда правда. Обычно этим недугом страдают люди преклонного возраста, жившие в более жестокое время, когда за малейшую провинность казнили. Крэйну как раз далеко за сорок.

– Как ты можешь порочить имя династии?.. – спрашивает он, хмуря густые седые брови. – Ты клялся ей в верности.

– Сам же знаешь, что нет.

Старик краснеет – он не мог забыть. Я должен был сделать это в день коронации Дэмьена, но поменял в тексте клятвы династию на Его Величество и поклялся в верности одному королю. Это не могло остаться незамеченным, так как шло наперекор порядку, и текст клятвы с начала эры ни один из подданных не осмелился нарушить.

– Я теперь свободен, – говорю. – Я принадлежал Дворцу, потом принадлежал тебе, затем Ордену, наконец господину… А сейчас сам себе хозяин. Представляешь? – Я невольно ухмыляюсь. – Здорово я придумал, правда?

– Разве это не воля короля, чтобы ты…

– Нет, я даже не предупредил его.

– Ты пошел против обычая… – Он отрицательно качает головой. – Нарушил церемонию.

– Дэмьена это, между прочим, весьма тронуло.

Крэйн кладет кружку горячего напитка передо мной, а сам садится с другого конца стола.

– Что теперь с тобой будет? – спрашивает он.

Только что я назвал себя свободным человеком – это значит, что я сам выбираю, как мне жить дальше. Но мне трудно ответить на вопрос Крэйна, не сославшись на судьбу или на волю королевы. Чего я хочу на самом деле: власти или покоя? Хочу ли я в шаге от смерти думать о тех, кому не успел отомстить, о тех, кто займет мое место? Хочу ли я думать об упущенном, как Дэмьен, вместо того, чтобы прижать к груди ладонь близкого человека?

– Я хочу покоя, – отвечаю. – Бросить все и свалить куда-нибудь подальше.

– Как это?

Крэйн родился и вырос во Дворце. Он не видит себя в отрыве от службы, ему трудно понять, как можно прыгнуть с вершины в пропасть. А я вступил на эту тропу с одной целью – отомстить врагу. Когда это свершилось, власть потеряла для меня всякий смысл. Я служил Дэмьену, плыл по течению, я шел за ним следом, не задавая себе вопроса – зачем. Мертвые не отбрасывают тени, и теперь я один меж двух огней: между тем, чего я хотел бы, и тем, к чему привык.

– Ты не понимаешь, – говорю. – Мне это все не нужно.

– Вен, ты, наверное, просто устал. Не можешь же ты взять и уйти? Тебе подвернулась большая удача, когда господин взял тебя на службу…

– Не в ранге счастье.

Многие с этим соглашаются, но, как только дело доходит до выбора, большинство выбирают ранг, а не свободу, карьеру, а не семью. Сам Крэйн поздно женился, рано овдовел и теперь жалеет, что остался на старости лет без детей и внуков. Всю свою жизнь он посвятил службе Ордену, защищал династию, обучал этому ремеслу молодых стражников, в том числе меня, и не заметил, как прошли годы. Крэйн всегда говорил, что одиночество – страшное бремя. Я с ним часто не соглашался. Мне трудно представить, как можно подпустить кого-то слишком близко к себе, привязаться, довериться. Люди – сегодня они есть, завтра их нет. Уж лучше всю жизнь прожить одному, чем хоронить близких одного за другим.

Сейчас мне некого терять, и, если подумать, это делает меня самым свободным человеком на свете. Что бы я ни сделал, на карту поставлена лишь моя собственная жизнь. Мне не нужно переживать за близких, я не вынужден считаться с их мнением, с их чувствами. Что бы я ни совершил, никто не сможет в отместку отыграться на тех, кто мне дорог, и никто не в ответе за мои ошибки, кроме меня самого. Одинокая жизнь скучна, бессмысленна и однообразна, но она менее болезненна и более предсказуема, чем жизнь в череде черно-белых полос.

Но в глубине души мне жаль, что я не так близок со своим учителем. Мне жаль, что к своим восемнадцати годам – а в наш не самый благополучный век это половина жизни – я не женился, не обрел дом. Мне горько наблюдать за другими и думать, что моя собственная судьба могла бы сложиться иначе.

– Все-таки я думаю, тебе стоит остаться в замке, – не унимается мой учитель.

– Зачем? Если я лишусь всего, то не стану ничтожеством, потому что никогда им не был.

– Ты знаешь, я не…

– Но ты мной гордился, когда я, как ты сказал, поймал удачу, стал человеком.

– Я гордился тобой всегда. С самого первого дня, когда я тебя увидел, я знал, что ты достойный человек.

Крэйну трудно поверить, что тот, которого он принял как сына, способен на подлость. Хотел бы я возразить, рассказать ему хоть какую-то часть горькой правды, но, пожалуй, нет смысла его разочаровывать.

– Ладно, – отвечаю я и решаю сменить тему. – Что там нового в Ордене? Как подготовка к турниру?

– Какой теперь турнир в день траура.

– Придется перенести, да… – Я наконец делаю первый глоток напитка, уже приостывшего.

– Есть один мальчик способный, из прислужников. Думаю помочь ему пройти отбор. Может, ему повезет, как и тебе.

Прислужники – самая незащищенная часть Дворца. Они занимают в иерархии низшую ступень и настолько бесправны, что даже не удостоены ранга, которых всего восемь: от нулевого, которым обладает только правитель, до седьмого. Ранг дает человеку имя и статус, у прислужников же ничего нет за душой, кроме смутных надежд когда-нибудь выбраться из этой ямы и «стать человеком».

Их легко узнать по черному платку, завязанному на шее поверх простой серой рубашки до колен. Взгляд у этих несчастных опущенный, а запястья тонкие, как нитки. Они занимаются самой черной работой: уборкой, бытом, мелкими поручениями. Самая незавидная участь у тех, кто служит одной семье: их используют по полной. Редко, но можно встретить хороших хозяев, таких, как Крэйн.