– Много лет я чувствовала себя как неповоротливый, пышный пирог, – громко заявила Маргарет, входя в мастерскую мадам Преветт.

Окинув взглядом туалеты посетительниц, хозяйка поцокала языком в знак согласия. Элиза и Маргарет не успели и глазом моргнуть, как обнаружили, что стоят в дальней комнате на площадках для примерки, модистка демонстрирует им картинки из дамских журналов, а ее помощницы снуют вокруг с рулонами шелка, крепа и бомбазина всех вообразимых цветов. Подруги словно оказались в центре модного урагана.

Они пощупали кружево, муслин, хлопок, тюль и под присмотром проницательных, похожих на бусинки глаз мадам Преветт выбрали платья на все случаи жизни. До апреля Элиза могла носить только черное, но мадам Преветт (в свое время бежавшую в Англию от Французской революции) это нисколько не останавливало. Затруднение легко обойти с помощью фасона и покроя платья, заверила она Элизу: сделать вставки из кружева, вышивки, тесьмы, чтобы добавить изюминку там, где для этого использовались цвета. Маргарет, всего лишь дальняя родственница покойного графа, давно перестала носить траур, и с нее сняли мерки для утренних платьев (голубого и зеленого), вечернего пурпурного платья, наряда для прогулок в строгом военном стиле, а также для шляп, шалей и перчаток в тон.

– Первые платья будут готовы через неделю, – пообещала мадам Преветт, когда все обсуждения были наконец закончены.

Великодушно короткий срок, и Элиза, просияв, поблагодарила модистку. Оглядевшись в поисках Маргарет, она обнаружила, что кузина с вожделением гладит пальцами густой соболиный мех.

– Хочешь такой? – спросила Элиза.

Счет уже получался длинным и внушительным.

– Он очень дорогой, – сказала Маргарет, не ответив на вопрос отрицательно.

Элиза взглянула на сумму счета и ощутила, как ее брови сами собой ползут вверх. Неприличные расходы, сказал бы ее муж. Но его здесь нет. И теперь Элизе решать, какие траты оправданны.

– Берем два, – объявила она.

– А говорят, на деньги счастья не купишь, – пропела Маргарет, не в силах скрыть восторженную улыбку, когда подруги покидали лавку.

За ними следовал их новый лакей, нагруженный картонками.

– Теория, которую я намереваюсь проверить, – пообещала Элиза.

Верная слову, мадам Преветт прислала первые коробки с платьями в течение недели. И во вторую среду после прибытия подруги решили, что наконец готовы к выходу в свет – на концерт в Новых бальных залах. Они сочли, что такое появление на публике безупречно благопристойно, если Элиза прибудет незаметно, останется сидеть на месте во время антракта и удалится немедленно по окончании представления. По правде говоря, даже если бы оно не было безупречно благопристойным, взглянув в зеркало на себя и Маргарет, Элиза испытала бы искушение все равно посетить этот концерт.

Несомненно, умом Элиза понимала, что новый наряд, даже сколь угодно стильный, не мог бы до неузнаваемости изменить ее внешность. И все же… Любуясь своим отражением в черном креповом платье с оторочкой из черного бархата по подолу, она почувствовала себя преобразившейся – уже не убого одетой вдовицей, прячущейся под ворохом слоев черного бомбазина, а вполне элегантной дамой. А еще она заметила, что за последние недели ее лицо немного округлилось, волосы стали гуще, тени под глазами уменьшились и выглядели теперь скорее пикантно, чем пугающе. Казалось, платье поделилось с ней своим сиянием и, обретя непостижимую власть над всем ее существом, заставило выпрямиться, расправить плечи, придало внутренний свет, чего с Элизой не случалось уже очень давно.

Возможно, смешно думать, что платья, прически и ленты обладают особой силой, но, наблюдая за Маргарет, Элиза не находила утверждение смешным. Напротив, ее сердце дрогнуло от нежности. Кузина, которая никогда прежде даже мимолетно не показывала, что довольна своей внешностью, сейчас смотрела на себя в зеркало распахнутыми, беззащитными глазами, и в них светилось робкое одобрение. Креповое платье цвета морской волны с короткими рукавами, открытыми плечами, лифом, отделанным простой лентой, блистательно оттеняло рыжие волосы и бледную, усыпанную веснушками кожу. Оно идеально подходило ее рослой фигуре. Маргарет выглядела восхитительно.

– Все это настолько прекрасно, что кажется ненастоящим, – сказала Элиза, поведя рукой в жесте, охватывающем платья, дом, всю полноту изменений в их образе жизни. – У тебя такое же чувство?

Маргарет фыркнула, вернувшись из царства грез.

– Пожалуй, я бы с тобой согласилась, если бы не постоянные письма от наших матерей, – ответила она. – И если бы не Винкворты.

Винкворты были их соседями по Кэмден-плейс: миссис Винкворт, неустанно карабкающаяся по социальной лестнице, ее муж адмирал Винкворт, угрюмый джентльмен без каких-либо выраженных особенностей, и их дочь мисс Винкворт, самая молчаливая юная леди из всех, с кем Элиза когда-либо встречалась. Маргарет с первого взгляда яростно невзлюбила все семейство.

– Миссис Винкворт – одна из центральных фигур в батском обществе, мы должны приложить хоть немного усилий, чтобы ей понравиться, – напомнила Элиза.

– Усилия – как это гнусно, – мрачно откликнулась Маргарет.

Закутавшись в плащи, подруги вышли из дома, их сопровождал лакей Стейвс. Прогулки пешком по холмам Бата были затруднительны и потому редки. Но поскольку многие значимые здания находились неподалеку, можно было и пройтись, а в случае дождя нанять паланкин или кеб. Новые бальные залы, расположенные в отстроенной недавно верхней части города, представляли собой величественный комплекс зданий с бальным залом в сто футов длиной, концертным залом и салоном для игры в карты. Все помещения были уставлены вычурной мебелью и освещались хрустальными люстрами под высокими потолками.

Войдя внутрь, Элиза с интересом огляделась, поскольку слыхала, что на стенах висят портреты кисти Гейнсборо и Хоара. Но сразу от входа ее и Маргарет повлекла за собой толпа, а потом на них набросилось семейство Винкворт. Во внешности всех троих было нечто явственно овечье: миссис Винкворт – миловидная овца, мисс Винкворт – нежный ягненок, адмирал – угрюмый баран, напрочь лишенный обаяния.

– Добрый вечер, миссис Винкворт, – сказала Элиза, скрывая раздражение за восторженным тоном.

– Вам следовало нас известить, что вы собираетесь на сегодняшний концерт, – пожурила их миссис Винкворт. – Мы бы вас сопроводили.

Именно поэтому Элиза не уведомила соседей.

– Приношу извинения, – сказала она.

– Пойдемте, вы должны присоединиться к нашей компании, мы все собираемся в Восьмиугольной комнате, – позвала их миссис Винкворт.

Маргарет многозначительно наступила кузине на ногу.

– Собственно, думаю, нам бы не помешало присесть, – попытала счастья Элиза.

Возможно, это было не слишком мудро – стараться отделаться от миссис Винкворт. Однако ее друзья были не тем кругом общения, который Элиза предпочла бы для себя в Бате.

– Я так надеялась познакомить вас с некоторыми персонами, – настаивала миссис Винкворт.

Стальные нотки в ее медовом голосе так сильно напомнили Элизе миссис Бальфур, что она тотчас сдалась и проследовала в Восьмиугольную комнату, где вошедших окружили гул множества голосов, шуршание множества юбок и сверкание множества драгоценностей. Элиза сделала глубокий вдох, собираясь с силами. Кто-то мог бы подумать, что положение графини Сомерсет, видевшей столько охотничьих сборищ в Харфилде, сделает ее неуязвимой для подобных волнений. Но она чувствовала себя не по чину среди высокопоставленных пэров, коих старый граф почитал за друзей, и потому этот опыт скорее принизил ее, нежели придал уверенности в себе.

– Леди Сомерсет, мисс Бальфур, могу я представить вам моих драгоценных друзей?..

Называя имена своих знакомых (каждый приседал перед Элизой в глубоком реверансе или отвешивал низкий поклон), миссис Винкворт искусно ухитрилась, не прибегая к прямой лжи, создать впечатление, что она на более короткой ноге с графиней, чем было на самом деле, – видимо, желала себе во благо присвоить частичку чужого статуса. Тем временем Элиза пыталась запомнить имена: мистер Бродуотер в очках, миссис Майклс в огромном тюрбане – и следила за тем, чтобы не заламывать от волнения пальцы.