Опасно было и просто ходить по улице. Юрий Олеша рассказывает про послевоенные года: «Когда я хотел перейти Арбат у Арбатских ворот, чей-то голос, густо прозвучавший над моим ухом, велел мне остановиться. Я скорее понял, чем увидел, что меня остановил чин милиции.

– Остановитесь.

Я остановился. Два автомобиля, покачивая боками, катились по направлению ко мне. Нетрудно было догадаться, кто сидит в первом. Я увидел черную, как летом при закрытых ставнях, внутренность кабины и в ней особенно яркий среди этой темноты – яркость почти спектрального распада – околыш. Через мгновение все исчезло, все двинулось своим порядком. Двинулся и я».

Охрана стояла по всей улице, через каждые десять-пятнадцать метров, в подворотнях. Их называли чисто русским словом «топтуны». Своих топтунов жители Арбата знали в лицо, ибо они стояли день-деньской, а то и ночью. Каждый на своем положенном ему месте. Идет ребенок в школу, видит – на углу топтун стоит спозаранку, возвращается обратно – тот все на посту: следит, вынюхивает. Вспоминается давнее интервью Нины Дорлиак Сигурду Шмидту от августа 1993 года: «Я помню до сих пор лицо одного топтуна – толстый, мордастый такой. Стоял у Вахтанговского…» А Шмидт ей отвечает: «Он был возрастом старше других и жирнее на вид и особенно запомнился, когда я ходил в школу». Такое не забудешь…

Музыкант Тимофей Докшицер – «золотая труба Большого театра» – вспоминал про топтунов: «У нас в театре работал скрипач Яша Шухман – весельчак и жизнелюб. Вечерами он любил играть в карты. Однажды на Старом Арбате – узкой улице, по которой по ночам проезжал кортеж машин, везущих Сталина на дачу, – Яков вышел из подъезда, улица была пустынна. Увидев фары подъезжавших машин, он поднял руку – и в ту же секунду кто-то втащил его обратно в подъезд…

Ему повезло: он остался жить и даже продолжал работать в театре, но уже никогда его не допускали к правительственным концертам, никогда он больше не получал специального вкладыша в свой театральный пропуск. Даже на панихиду по случаю похорон Сталина, которая проходила не в театре, а в Колонном зале Дома союзов, его не допустили». Двойное горе!

Какое счастье, что товарищ Хрущев ездил на дачу по другой улице – благодаря прокладке проспекта Калинина (современный Новый Арбат), уничтожившей изрядную долю исторической застройки этого старинного района…

Книга, которую вы держите в руках, не только о том давнем времени, когда от карет на Арбате было не пройти не проехать. Она и об эпохе нашего детства и молодости. Скажем так, о том, что было еще до «офонарения» Арбата. Так назвал процесс превращения своей любимой улицы в прогулочную «зону» (слово-то какое!) Булат Окуджава. Первая пешеходная улица, мощенная плиткой вместо асфальта, – отнюдь не «первая ласточка перестройки», как многие полагают. Задумали ее еще в середине 1970-х годов. К Олимпиаде-80 не успели, открыли Арбат с новым лицом (фасады зданий перекрасили) аккурат к началу эпохи гласности. И как-то очень кстати.

Не все арбатские жители приняли современный облик Арбата. А работу между тем архитекторы и строители проделали огромную: «С каждым домом мы работали отдельно, нашли природные цвета и оттенки, в нашей коллекции вообще отсутствовал белый цвет. Первые этажи были окрашены более интенсивно, верхние – более расслабленно, а детали – более светлые. Вся улица стала переливаться будто перламутровая. Мы использовали московскую керамзитовую штукатурку, это уникальная технология, секреты которой знали лишь старые маляры, их мы и привлекли к работе, они работали кисточками, которые я сама покупала… Плиточки толщиной 10 сантиметров на заводе делали специально для Арбата. 25 тысяч квадратных метров такого камня мы ровняли особыми резиновыми молоточками. Причем все это клали без цемента!» – делилась впечатлениями архитектор Зоя Харитонова.

Новый-старый «перламутровый» Арбат почти сразу превратился не только в место прогулок москвичей и гостей столицы, но и место торговли сувенирами – матрешками, шапками-ушанками, павлопосадскими платками и прочей продукцией «а-ля рус». Здесь же уличные художники за полчаса могли написать портрет любого советского гражданина, а не только члена Политбюро, ликами которых был завешан весь центр столицы в «красный день календаря». Позировать удобнее было под музыку – самодеятельных гитаристов развелось в эти годы пруд пруди. Они также заняли свое место на пешеходном Арбате…

А с началом 1990-х годов на Арбате, порою напоминавшем барахолку, все более стали укореняться новые приметы – вывески всякого рода «супермаркетов», предприятий «быстрого питания» с американскими и европейскими названиями на фасадах. И навсегда ушли из повседневной жизни «Овощи-фрукты», «Диета», «Консервы», «Молоко», «Булочная» и кафе-мороженое, прозванное студентами Щукинского училища «пылесосом» за то, что высасывало из карманов почти всю стипендию. Исчезла даже «Военная книга», несмотря на отчаянную оборону, не говоря уже об «Авторучке». До последнего держался «Букинист». Осталось все это разве что на старых черно-белых фотографиях. А еще – в книгах…

Ресторан «Прага» – один из символов Арбата, с него и начинается старинная улочка. Но для многих москвичей это еще и приятные воспоминания. Кто-то бывал здесь на свадьбе или юбилее, проводах на пенсию (в советское время выход на пенсию отмечался торжественно – на эти деньги можно было жить) или обмывал защиту диссертации. Все это было частью повседневной жизни, в которой смешивались противоречивые чувства: и радость от купленного в кулинарии «Праги» вкуснейшего торта «Птичье молоко», и досада от потерянного в длинной очереди времени. Москвич советской эпохи не имел возможности ходить в рестораны каждый день (не по средствам!), но посетить «Прагу» в выходной было вполне по силам, особенно тем, кто жил неподалеку. Иными словами, поход в ресторан в 1950—1980-е годы сам по себе был сродни празднику.

Трудно в такое поверить, но весной 1960 года любимую москвичами «Прагу» едва не приговорили к сносу – старейший московский ресторан служил непреодолимой преградой на пути Нового Арбата, который нуждался в большой транспортной развязке с Бульварным кольцом. Вопрос рассматривался на самом высоком уровне с участием первого секретаря ЦК КПСС Никиты Хрущева и других партийных «шишек». Все происходило на Всесоюзной строительной выставке, что с начала 1930-х годов раскинулась в районе современной Фрунзенской набережной. В одном из павильонов выставки разместили огромный макет центра столицы, сюда и съехалось всесоюзное и московское начальство. О кардинальных планах переустройства Арбатской площади и прилегающих к ней кварталов докладывал Михаил Посохин – главный архитектор Москвы.

Когда-то двери в «Прагу» не закрывались…

То, что Новый Арбат пройдет через старинную застройку, безжалостно уничтожая немало ценных памятников зодчества и стерев с лица земли Собачью площадку, уже было принято за основу. Вопрос стоял о том, можно ли сохранить «Прагу». Сын Никиты Хрущева, Сергей Никитич, вспоминал, что его отец ознакомился с планами реконструкции заранее, дома: «Аргументы дорожников звучали весомо: или „Прага“, или нормальное, без заторов, движение транспорта в центре города. Я тогда не вдавался в детали, но, как все москвичи, о проекте реконструкции был наслышан. В силу своей молодости, вместе с большинством людей моего поколения я придерживался радикально-прогрессивной позиции: все отжившее свой век – на слом… Так что о „Праге“ я не сожалел, тем более что в рестораны почти не ходил и очарования „Праги“ на себе не испытал. В тот вечер отец дома рассматривал разложенные на обеденном столе чертежи, я, естественно, сунул в них свой нос. Отец не любил, чтобы ему мешали, и я молча вглядывался в квадратики, обозначающие будущие дома, параллели будущих улиц, пытался представить, как это получится на самом деле. Наконец отец оторвался от листа, неопределенно хмыкнув, начал сворачивать ватманы в трубку.