— Дай угадаю, — прервала я плавный рассказ Бони. — Причиной всему была любовница.
— Ходили такие слухи, — нехотя согласилась Боня, — но кем она была, откуда взялась и куда делась — никто до сих пор не знает. Ни Гемера, ни Нокс не хотели уступать друг другу трон. Но и править вместе больше не могли. По итогу они решили разрешить свой спор при помощи туатов. Они собрали Глав Великих Родов и приказали им решить, на чьей они стороне — королевы или короля. И Главы разделились поровну — двенадцать туатов встали со стороны Гемеры, двенадцать подошли к Ноксу. Так было положено начало разделению сидхов на две фракции — светлый Двор благих, подданных Гемеры, королевы Дневного Света, и темный Двор неблагих, подданных Нокса, короля Ночи. Но существовала еще одна неразрешенная проблема — как поделить одно королевство на два? И тут начало происходить нечто, что навсегда изменило жизнь сидхе. Их еще не поделенное королевство на семь дней и семь ночей затянуло непроглядной тьмой, рассеять которую ничто не помогало — ни огонь свечи, ни свет костра, ни магия сидхе. Все потухало, едва успев зажечься. Когда тьма рассеялась и наступил рассвет, выяснилось, что прежнего мира больше нет. Суша превратилась в бесконечный океан, а в центре него — два одинаковым острова, расположенных рядом. Один назвали Авалоном, его заняли благие сидхе во главе с Гемерой, создав столицу Атталарию. На другом, названном Островом Хрустальных Башен, обосновались неблагие с королем Ноксом, выстроив столицу Ирифию. С тех пор, благие и неблагие находятся в перманентном противостоянии с периодическими обострением конфликтов.
— А где они сейчас? — внимательно всё выслушав, спросила я. — Гемера и Нокс?
— Умерли, — просто ответила горничная. — В один и тот же день.
— А это возможно? Они же вроде как боги?
— Также, как и многие другие выдающиеся сидхе, — проговорила Боня, устало вздыхая и убирая со лба выбившиеся из тугой прически волосы. — Но лишь для смертных и не владеющих магией людей. Но сидхе умирают. Все сидхе. Правда, чаще всего не от старости, от неё они избавлены, а от ран. Убить их сложнее, чем людей, но не невозможно.
— Получается, их похоронили? Или для королей существуют какие-то другие погребальные традиции?
— Подробности их смерти неизвестны, это случилось очень давно, — пожала плечами Боня. — Тела были унесены, но куда — не известно. После Гемеры трон благих заняла Дану, которая осталась с матерью, не простив предательство отца. Наследником Нокса стал Милль, который последовал за отцом. Нынешние король Аэрн и королева Нимуэ, правительница неблагих, — их прямые наследники.
— Получается, что они — дальние родственники, — сделала я вывод.
— На самом деле, они брат и сестра, — уточнила Боня. — Младшая сестра дедушки Нимуэ, принцесса Титания, вышла замуж за короля Брадана. В этом союзе родилась мать Аэрна, королева Айрин. В детстве Аэрн и Нимуэ были даже помолвлены. Но…
Боня замолчала, неловко замявшись.
— Но? — вопросила я.
— На самом деле, об этом не позволено говорить, — тихо произнесла она, украдкой оглянувшись на дверь.
— Но мне-то можно, — подмигнула я.
— Да, думаю, что да, — как-то не очень уверенно согласилась Боня, еще раз оглянулась на запертую дверь и начала рассказывать:
— Когда Аэрну было двадцать восемь лет он влюбился в свою стражницу. Она была старше его и…как бы это сказать…весьма радикально настроена.
— Радикально настроена против чего?
— Против нынешнего положения сидхе, — грустно улыбнувшись, ответила Боня и с силой закрыла крышку очередного сундука с одеждой. — Она считала, что сидхе достойны большего, что Аэрн достоин большего. На самом деле, именно под влиянием Бригитты совсем еще молодой король вновь развязал давнюю войну с фоморами.
— Таааак, — я ожесточенно потерла лоб, ощущая, как от огромного количества новой информации голова сейчас просто задымится и взорвется. — А это кто?
— Фоморы — это древний народ, такой же древний, как и сидхе. Вот только если сидхе произошли от Гемеры, то от кого произошли фоморы — непонятно, она как бы просто… появились. Существует предположение, что они — творение рук Хаоса, бога Создания и Перерождения, его продолжение. Если смотреть в глобальном плане, то их мир находится где-то посередине между миром сидхе и миром людей. Если с исключительно географической точки зрения, то царство фоморов расположено в центре бесконечного океана.
— То есть, они живут в океане? — я все еще надеялась разобраться.
— Из мира сидхе в их мир можно попасть только посредством воды, — Боня подошла ко мне и подняла скинутые мною туфли, аккуратно поправила тесемки на них и бережно поставила на специальную подставку для обуви, где уже красовались несколько похожих пар. — Но я в мире фоморов никогда не была. И надеюсь, никогда не побываю.
Её заметно передернуло.
— Что, все настолько плохо? Ты садись, — и, подвинувшись, освободила для девушки место.
— Они — воины, — со вздохом пояснила Боня, подчиняясь и устраиваясь рядышком. — Война — основа их существования.
— Понятно, они — зло, — закивала я.
— Нет, — Боня начала торопливо говорить, явно пытаясь донести до меня какую-то важную мысль. — Дело не в том, что они — плохие, а в том, что невозможно говорить об однозначно плохом или однозначно хорошем устройстве общества сидхе или фоморов. Они такие, какими их создали боги. Значение имеет только точка отсчета.
А внимательно посмотрела на свою горничную, размышляя о сообразительности некоторых милых особ, которые являются не такими простыми, какими хотят показаться.
— А ты умна, — в итоге протянула я.
Дверь распахнулась резко и без стука. В комнату, шагая своей фирменной широкой и тяжелой, словно сваи забивает, походкой, вошел Альмод. Вместо черного одеяния, которое я видела утром, теперь на нём красовалось практически идентичное по покрою, только в бело-золотых тонах. Смотрелось дорого, элегантно, очень изысканно и главное — удивительным образом гармонично смотрелось на внушительной фигуре, подчеркивая, что бородач не просто принадлежит к касте правителей, а является в первую очередь мужчиной и воином. В душе колыхнулось какое-то странное чувств. Даже не дежавю, а словно его отголосок. Эхо давно забытого прошлого.
— Хорошо выглядишь, — оценила я с улыбкой.
— Ты…тоже, — отозвался Альмод, скользнув по мне внезапно потемневшим взглядом.
Боня зашлась в приступе явно искусственного кашля и кинула на меня предупреждающий взгляд из-под прикрывающей лицо ладони. Я понимающе кивнула, схватила ближайшие ко мне туфли, не особо их рассматривая, и, держа туфли в руке, босиком пошагала к сидхе.
— Ну, что, братец, потопали на танцульки? — задорно улыбнулась я.
— Братец? — переспросил Альмод, изумленно изгибая брови.
— Ага, — радостно кивнула я и, обойдя его, направилась к выходу.
7.
Он догнал меня, когда я уже стояла перед широкой винтовой лестницей, вызвавшей определенные вопросы.
— Мы что, в башне?
— Да, — ответил Альмод и аккуратно, но чувствительно подтолкнул меня под лопатки, заставляя начать спуск. — Она расположена в юго-западной части замка, на углу. Является самой высокой из всех, имеющихся в Авалоне. Всего Элизий включает в себя пять башен — четыре по краям и одна, донжон, в центре. В центральной башне, которая называется Королевской, находятся покои короля. Но нам надо попасть во дворец, он называется Нефритовым. Имеет четыре яруса и расположен непосредственно рядом с замком. В Нефритовом дворце осуществляются приемы, проводятся балы и другие официальные мероприятия. А в замок и его башни допускаются лишь те, кто здесь живет, то есть, королевская семья и их прислуга.
— Интересная у вас привычка давать всему подряд изысканные названия. Эта башня тоже удостоилась подобной чести? — я внимательно смотрела себе под ноги. Ступеньки были выполнены из белого с черными прожилками мрамора. О перилах здесь, по-видимому, вообще ничего не слышали, потому что с одной стороны лестница заканчивалась стеной, а с другой — обрывом. Шагать по такому архитектурному изобретению на высоких тонких каблуках было не только неудобно, но и очень опасно, потому как обувь устойчивостью не отличалась, а подошва постоянно скользила по узким ступенькам, так и норовя отправить меня в полет вниз головой. Один раз я опасно пошатнулась и с перехватившим от страха дыханием зависла над лестничным колодцем, только через пару мгновение осознав, что еще не лежу внизу грудой переломанных костей только потому, что Альмод успел подхватить меня под руку.