— Забери меня от этого чудовища, Пьер! — хрипло и прерывисто пробормотала Мэри. — Мне... мне все равно, что он сделает.

— Он ничего не сделает, моя дорогая, — спокойно сказал я. — Он не посмеет. И он знает об этом.

— А вы, оказывается, психолог, — добродушно сказал Грегори, потом совершенно неожиданно прислонился спиной к автомобилю и сильно толкнул Мэри в мою сторону. Она машинально раскинула руки, я отпрыгнул назад, поймал ее, едва устояв на ногах, но стараясь держать Грегори под пистолетом. Грегори отвел руку со стеклянной ампулой, запечатанной голубой пробкой. В другой руке у него была стальная фляжка-контейнер, из которой он только что вынул ампулу.

Я перевел взгляд с бесстрастного лица Грегори на ампулу в его руке и вдруг почувствовал, как вспотела ладонь, державшая рукоятку «хэкати».

Повернулся, посмотрел на Шефа, Харденджера и стоящих позади меня полицейских — оба, Шеф и Харденджер, держали тяжелые пистолеты в руках.

Потом посмотрел вперед на двух других полицейских, находящихся под прицелом Генриха, и сказал тихо, но отчетливо:

— Никому ничего не предпринимать. В ампуле у Грегори дьявольский микроб. Вы все читали о нем сегодня в газетах и знаете, что произойдет, если разобьется стеклянная ампула.

Они это очень хорошо знали. Мы застыли восковыми фигурами. Сколько нужно времени, чтобы жизнь в Англии вымерла после того, как будет выпущен на волю этот микроб? Я не мог вспомнить. Во всяком случае, немного. Да это сейчас и не имело значения.

— Совершенно верно, — спокойно произнес Грегори. — В ампуле с розовой пробкой ботулинусный вирус, а в голубой — этот дьявольский микроб. Кэвел играл сейчас жизнью своей жены. Прошу поверить, что я не запугиваю.

Сегодня вечером я надеюсь достичь своей цели, — он умолк, разглядывая каждого из нас по отдельности, глаза его сверкали. — Если же мне помешают достигнуть цели, то жизнь свою я в грош не поставлю, разобью эту ампулу.

Прошу поверить, у меня нет иного выбора.

Я ему полностью верил. Он совершенно обезумел. — А ваш помощник, спросил я, — как он относится к вашему безразличию к его жизни?

— Однажды я спас его из воды и дважды от электрического стула. Его жизнь принадлежит мне. Он это понимает. Кроме того, Генрих немой.

— Вы безумец, — резко сказал я. — Вы нам сообщили, что ни огонь, ни холод, ни моря и горы не в состоянии остановить дьявольский микроб.

— Уверен, что это сущая правда. Если мне придется умереть, то для меня безразлично: последует ли за мной остальное человечество.

— Но... — Я умолк. — Боже мой, Грегори, ни один безумец, ни один самый чудовищный преступник за всю историю не осмелился и помыслить о такой, о такой... Ради всего святого, не делайте этого.

— Может статься, что я психически ненормален, — ответил он.

Я не сомневался в этом. Охваченный страхом, завороженно глядел, как неосторожно он переложил ампулу и, нагнувшись, сунул ее на мокрую дорогу под подошву своего башмака. Стоило ему опустить подошву — и... Я быстро прикинул, сможет ли пара выстрелов из «хэкати» отбросить его назад от ампулы? Но тут же оставил эту мысль. Безумец мог играть жизнью своего товарища, но я не был сумасшедшим. Даже на один шанс из миллиона я не согласился бы.

— Я пробовал уже давить эти ампулы в лаборатории. Пустые, конечно, продолжал разглагольствовать Грегори. — Получается очень просто. Между прочим, я запасся на всякий случай таблетками с ядом для себя и Генриха: смерть от дьявольского микроба, как мы наблюдали на животных, продолжительнее, чем от ботулинуса, и очень мучительна. Пусть каждый из вас по одному выходит вперед и сдает оружие. Постарайтесь соблюдать величайшую осторожность и не делать ничего, что заставило бы меня раздавить ампулу. Вы первый, Кэвел. Я взял пистолет за ствол и медленно протянул ему на вытянутой руке. Наша капитуляция и тот факт, что этот безумный убийца ускользнет и осуществит свой чудовищный план, не имели теперь никакого значения. Только бы Грегори не раздавил ампулу!...

Один за другим мы сложили оружие. Затем он приказал нам выстроиться в шеренгу, и немой Генрих, подходя сзади, быстро и ловко обыскал каждого, чтобы убедиться, не спрятано ли у кого оружие. Только после этого Грегори осторожно убрал ногу с ампулы, наклонился, взял ее и опустил в стальную фляжку.

— Надеюсь, лишнее оружие нам еще послужит, — добродушно сказал он. Никто не хочет делать ошибки... гм... закон природы.

Из кучи оружия, которое сложил Генрих на капоте «хамбера», он взял два пистолета, проверил, заряжены ли, и кивнул Генриху. Было странно смотреть, как Грегори что-то объяснял своему помощнику одними губами в полной тишине. Я немного умею читать по губам, но, вероятно, они говорили на иностранном языке, не по-французски, не по-английски, не по-итальянски.

Генрих понимающе кивнул, глядя на нас с алчущим блеском в глазах. Мне не понравился его взгляд. Генрих показался мне вампиром. Грегори махнул пистолетом на полицейских, которые преследовали его в машине.

— Снимите форму, — коротко бросил он. — Живо! Полицейские переглянулись.

— Будь я проклят, если сниму, — сказал один из них, стиснув зубы.

— Тебя убьют, если не снимешь, дурак! — выкрикнул я. — Разве ты не видишь, с кем имеешь дело?! Снимай!

— Ни за что не сниму, — упорствовал полицейский.

— Снимай, приказываю! — вдруг зло выкрикнул Харденджер.

— Ему ты доставишь немного хлопот, если он будет снимать с тебя одежду, всадив пулю между глаз. Снимай! — выразительно и веско заключил он.

Неохотно, словно полусонные, полицейские выполнили приказ и стояли, дрожа, на тяжелом холодном дожде. Генрих собрал форму, бросил в полицейский «ягуар».

— Кто управляется с радио в машине? — спросил Грегори. Я почувствовал покалывание в сердце, чего именно и боялся.

— Я, — ответил сержант.

— Хорошо. Соединись со штабом. Передай им, чтобы сняли оцепление и отозвали машины, все полицейские машины, за исключением, разумеется, несущих обычную патрульную службу.

— Делайте, что говорят, — устало сказал Харденджер. — Думаю, вы достаточно сообразительны, чтобы уяснить положение, сержант. Передайте в точности как он просит.

Под дулом пистолета сержант выполнил все, что ему сказали. Когда он закончил, Грегори удовлетворенно кивнул.

— Этого вполне достаточно, вполне. — Он поглядел, как Генрих садится в «хамбер». — Наша машина и машина двух дрожащих приятелей будут отогнаны в лес и управление разбито. Раньше рассвета их не найдут. С полицейской машиной и формой у нас вряд ли будут в пути хлопоты. — Он с сожалением посмотрел на «ягуар»:

— Есть ли в «ягуаре» портативный прожектор? Когда ваши руководители догадаются, что потеряли машину, она не будет нужна. А переносный прожектор, полагаю, имеется. Сержант! — Он подождал, пока Генрих выведет из строя машины, затем сказал:

— Остается решить, что делать с вами.

— У нас есть прожектор на батареях в багажнике, — равнодушно сказал сержант.

— Достаньте. — Глаза и рот Грегори изобразили нечто вроде улыбки.

Так, вероятно, улыбаются тигры, попавшие в ловушку вместе с человеком, который вырыл яму и устроил ловушку, а оказался вместе с тигром. — Я не могу расстрелять вас, хотя и не поколебался бы. Но поблизости живут. Не буду я и бить вас по затылку, поскольку не уверен, что вы спокойно это воспримете. Связать вас тоже не могу, так как у меня нет привычки таскать с собой достаточное для восьми человек количество веревок и кляпов. Но, кажется, одно из этих строений будет подходящим для меня, нечто вроде временной тюрьмы, где вы отдохнете. Сержант, включайте фары и ведите нас к одному из этих строений. Остальные будут следовать по двое. Миссис Кэвел и я будем замыкающими. Мой пистолет будет поблизости от ее виска. И если только любой из вас попытается бежать или устроить шум, сразу спущу курок.

Строения, как и предполагалось, были безлюдны. Вечернее доение коров прошло. Из хлева доносилось движение и мерное пожевывание коров. Грегори миновал хлев, прошел молочную, служившую теперь сараем для трактора, большой свиной хлев и свекольный навес. Он постоял у амбара и, наконец, выбрал то, что искал, — длинное низкое каменное строение с высокими амбразурами окон. То ли каземат, то ли древняя часовня. Здесь делали сидр.