Но отец Женьки продолжал стоять и смотреть на меня, а его глаза неожиданно стали темнеть, в какой- то момент став почти черными, что только усиливалось царившем здесь сумраком. Затем вдруг резким движением он взял мой подбородок так, что его ладонь сжимала его, не давая отвернутся, а большой палец замер в уголке моих губ. Затем Артур Георгиевич начал грубовато вести им по моей губе, делая это нарочито медленно, словно смакуя каждую миллисекунду, а мне показалось, что мужчина даже задержал дыхание. При этом вслед за его пальцем мои губы чувствительно оттягивались в направлении движения, рождая непонятную дрожь по всему моему телу. Но хотя это было точно не нежно, но от этого прикосновения слабели ноги. А он словно не мог не делать этого, как и оторвать взгляд от того, что делал.

– А если все не так, как ты думаешь? Если я не тот мужчина, который может дарить ласку? Если я другой? – прошептал Артур Георгиевич странным хриплым голосом, все так же пристально смотря в мои глаза, уже дойдя пальцем до другого уголка моих губ.

Я не думала об этом. Мне казалось, что достаточно того, что меня тянет к нему, а все остальное не столь важно. А при его заботе, которые я испытала в тот день, когда поранилась, даже не допускала возможности, что он может быть злым или безразличным. Что может быть плохим.

– Что значит другой?! – выдохнула я в непонимании.

– Я все сказал, – тихо произнес мужчина, резко убрав свою руку от моего лица, и тут же став словно чужим.

– Я не понимаю, – раздался мой шепот отчаяния, чувствуя, что после испытанного только что словно замерзаю от его холодности.

– Это значит, что ничего не будет, и не могло быть! Даже если ты будешь просить и умолять, – произнес он неожиданно раздраженно и на этом сразу развернулся и пошел на выход. А я так и осталась стоять в растерянности, пытаясь восстановить дыхание, осознавая, что мои мечты разбились, только начав зарождаться в сердце. Я так трепетно хранила те минуты в магазине, когда я увидела желание в его глазах. Пусть всего на секунду, но с каждым днем я убеждала себя в этом все больше. И это снилось мне ночами, рождая странные фантазии, а тут…

И пришлось очень быстро взять себя в руки, одновременно прощаясь с надеждой на взаимность, потому что Женька как раз вышел в коридор провожать отца и мать, которая шла за ним следом, а заодно и найти меня, как я поняла по его взгляду. Он кивнул мне, улыбнувшись.

«Вот и все», – пришло мне в голову, – «все прошло, не успев даже начаться. И думать не следовало бы….», – понимала я, пока Артур Георгиевич и Элла Петровна одевались в прихожей, а я с Женькой стояла и просто смотрела, не в силах вымолвить ни слова на прощание.

– До свидания, – все же выдавила я из себя после того, как с ними попрощался Женька, иначе было неловко.

Я же стояла застывшая как статуя, потому что было больно видеть и осознавать, что тот единственный мужчина, который тронул мое сердце, ведет себя так, словно меня и не существует. Артур Георгиевич не посмотрел на меня, даже прощаясь и уходя, в то время, как мое сердце все равно рвалось к нему.

Начиная с того дня я ощущала себя какой- то потерянной и обиженной. Мужчина не дал ни шанса превратиться моей увлеченности в нечто большее, и я через несколько дней уже не знала, благодарить его за это или нет. Но воспоминание о холодности Артура Георгиевича все же мучило меня, оставаясь неприятным осадком в душе. Слишком уж он четко и жестко дал понять, что надежды нет, даже при том, что был неженат. А еще были те его слова о том, что он не нежный, а другой. И это не давало мне покоя намного сильнее, чем его игнорирование моего присутствия при прощании. Именно это было так загадочно, и ставило меня в тупик. Оно не давало ему обратить на меня внимание, я была теперь в этом уверена.

«Что другое? Что он имел в виду?!» – пыталась догадаться я, но мыслей и ответа не было.

И это озадачивало даже больше, чем его отказ, который я еще могла понять, если б четко знала причину.

«Но его прикосновение к моим губам, перевернувшее душу, я помню до сих пор и не могу забыть, как не пытаюсь», – сознавалась я сама себе, постоянно вспоминая тот момент снова и снова, невольно прикасаясь к своим губам, оживляя воспоминания. И каждый раз даже думать об этом было так же волнующе, так же возбуждающе, как и в ту минуту, когда я чувствовала его палец, грубовато проводящий по моим губам. Даже до сих пор я ощущала дрожь, прокатившуюся тогда по телу, стоило мне только подумать о том разговоре в коридоре. И я не знала сейчас, что именно меня так взволновало: что это делал именно он или как он это делал. А может собственное признание?

И по мере размышлений об этом тот разговор вызывал противоречивые чувства. Я терялась в своих мыслях и чувствах, но, в конце концов, это все мне надоело. Ситуация через несколько дней так извела меня, что я устала страдать. И потому приложила все усилия, чтобы забыть этого мужчину. Выбросить из головы Артура Георгиевича, не желая мучить себя дальше пустыми мечтами. Он дал мне понять, что я зря надеюсь.

И чем больше проходило времени, тем все отчетливее я понимала, что мне удалось забыть. А он будто делал тоже самое, потому что пропал из моей жизни, избегая встреч, даже случайных. Мужчина перестал приезжать на дачу, куда я теперь могла спокойно ездить с Женькой, не боясь пересечься. Хотя помню, как приехав туда в первый раз после разговора, я в начале ощутила себя полной дурой, что призналась тогда. Я сделала это так наивно, так порывисто и необдуманно, ожидая, сама не знаю чего. Хотя бы сочувствия, что ли, но все вышло совсем не так.

«Хорошо, что не высмеял»,– думала я с печалью, вспоминая свое признание чуть позже, – «вот зачем я только это сделала?! Как меня дернуло сказать ему такое? Да еще, когда столько людей было в доме!»

И я злилась на себя, что тоже помогло избавиться от чувств.

Но неделя шла за неделей, и мои чувства менялись все сильнее. Если первое время на даче я слонялась бесцельно, вспоминая, пытаясь делать вид, что мне весело, то потом поняла, что это уже не приносит таких переживаний, каких я боялась. Все стало казаться чем- то далеким и просто детской увлеченностью. И постепенно моя тоска стала уходить, воспоминания меркли, а я все сильнее сдружилась с Женькой. Он действительно был славный. И я уже сама не знала, почему он не понравился мне раньше, потому что начала с ним так близко общаться только после дня рождения.

И вот с каждым днем я все сильнее понимала, что он волнует меня как мужчина. Я стала задумываться, почему мое отношение к нему так изменилось. Хотя в то же время боялась, что это из- за его глаз. Они так напоминали глаза Артура Георгиевича. Или все же по другой причине? Я не знала.

Но так или иначе, мое сердце теплело при общении с Женькой, мне было хорошо с ним. А парень по- дружески стал везде сопровождать меня, и мы ходили почти всегда вместе, и нас через какое- то время стали воспринимать как пару. А мы устали доказывать и говорить, что это вовсе не так.

В один из дней он посмотрел на меня задорнее обычного и спросил.

– Поль, ты же помнишь, что Наташка замуж выходит?

– Да, – кивнула я, за это время уже несколько раз с ней встречалась в его компании.

– Ну, так она приглашает тебя на свадьбу. В моем сопровождении, конечно!

– На свадьбу? Честно? – удивилась я.

– Ага, – кивнул парень.

– И в качестве кого, если не секрет? – решила уточнить я на всякий случай.

Женька как- то странно на меня посмотрел, а я совершенно точно увидела в его глазах нервозность и смущение.

– Я не знаю. А кем хочешь? – спросил он с легким придыханием, всматриваясь в мое лицо.

Этого я и боялась. Хотя с другой стороны, он нравился мне значительно больше остальных.

– Я не знаю, – пробормотала я, отведя глаза.

– Есть способ понять, – улыбнулся он, сделав шаг ко мне.

– Как? – полюбопытствовала я наивно, смотря ему в лицо.