— Значит, иностранка, — подытожил он вслух. — Снимок успел сделать, хотя бы один? Жаль… Говоришь, время связи непредсказуемо?

Дикки подобрался:

— Я пока сам не понял, отчего оно зависит. То неделями нет ничего, то… чувствую, что где-то рядом, как за стеной, словно тоннель буравят, прямо туда, к ней. Значит, Зеркало точно сработает на вызов.

Запнулся.

Хью посмотрел на него внимательно.

— Какие ощущения при этом? Ну, когда ощущаешь так называемый тоннель? Кстати, это называется «пространственная червоточина»… Как ты себя чувствуешь? Тошнит? Ориентация временно теряется? Радуга в глазах играет, да? Э-э, дружище!

Чтобы снять напряжение, он вскочил, прошёлся туда-сюда по широкому проходу между рабочими стеллажами, вернулся к брату и обнял за плечи. Сказал тихо, успокаивающе:

— Да ты у нас, сэр Янтарь, мало того, что универсал, но ещё и портальщик! Что ж ты молчал-то? Такое надо всей семьёй праздновать! Ты знаешь, что реже портальщиков встречаются только хрономаги? Нет? Так знай! А у нас, Лоутеров, выходит, два таких унимага-портальщика на семью…

У него перехватило дыхание. Жаль, дядя Джорджи не дожил. Отцу как-то не приходило в голову оценивать магические способности сына всерьёз, к Дару он относился не более как к признаку «породы»; а вот его брат… Дядя ими гордился бы.

Хью потёр лоб.

— Над этим стоит подумать, хорошенько подумать. Это уже повод для прошения о пересмотре дела, со всеми вытекающими, с предложением откупного за свободу… Ладно, об апелляции поговорим позже. Пока что попробуем отследить возможную червоточину, когда она снова потянется к твоей подруге. А знаешь, похоже, за девочкой кто-то плотно приглядывает, и, судя по её болезни, старается держать на поводке, вряд ли с добрыми намерениями. Возможно, придётся вмешаться, только аккуратно, не наследив… Вот что, Дикки. Безопасности ради — и всех нас, и твоей прекрасной дамы — все дальнейшее шаги предпринимать только со мной. Тут всё серьёзно, я чувствую. Понял?

Брат замедленно кивнул. Сдвинул брови.

— Понял. Да, только с тобой. Я не хочу никому навредить. Хью, а что с ней всё-таки такое?

Ладонь Лоутера-старшего дёрнулась, машинально потерев запястье. Шрамы от браслетов-блокираторов давно сошли, как и следы затянувшихся трофических язв, но иногда и те, и другие о себе напоминали. Фантомные боли, как пояснила Сара Коннор. Когда-нибудь уйдут и они.

Кстати, теперь понятна оговорка Коннора в письме о симптомах…

— Очень похоже, Дикки, что твоей новой знакомой кто-то блокировал магию. Перекрыл настолько жёстко, что та стала бродить в теле и, не находя выхода, разъедать организм изнутри. Будем разбираться.

Глаза Лоутера-младшего загорелись гневом и решительностью. Кулаки сжались.

— Но ведь мы ей поможем?

— Конечно, сэр Янтарь. Бери бумагу и карандаш. В первую очередь распишем дежурства у Зеркала и наши возможные действия в разных обстоятельствах. Поставим оповещатели на случай, если нас никого не будет дома. Предупредим Дика и Сару, чтоб были готовы принять пациентку. И выше нос, дружище: всё будет хорошо. Лоутеры не бросают друзей в беде.

— И не сдаются! — сурово завершил братишка.

[1] Хьюмидор — особый ящичек, шкатулка для хранения сигар, с поддержанием нужного уровня влажности воздуха.

Тройя, столица Альвиона

Букингем-Хаус

Малый рабочий кабинет Короля

— Так вы полагаете… — рыкнул тяжёлый бас.

Ему бестрепетно ответил немолодой тенорок:

— Полагаю, состояние Её величества позволяет надеяться на появление у неё через восемь месяцев вполне здорового и крепкого младенца. Если, разумеется, будет на то воля Всевышнего и Древних Богов. К сожалению, пол будущего ребёнка определить пока невозможно, слишком рано…

— Ах, оставьте! Пол — это не так уж важно…

Его величество Альберт-Эдвард, при коронации названный Эдвардом Четвёртым (по причине нелюбви простого народа к его первому имени, ошибочно считаемому иноземного происхождения) досадливо отмахнулся. Бросил на стол стек, которым до этого нетерпеливо постукивал по ладони; туда же отправил и перчатки. Круто развернувшись, прошёлся по кабинету, печатая шаг. Костюм для верховой езды сидел на мужественной фигуре, как влитой. Светлые бриджи и ридинги с высокими голенищами выгодно подчёркивали идеальную линию ног, каковой в Альвоне мог похвастаться далеко не каждый представитель мужского пола. Да и ликом его величество, даже на подходе к сорокалетнему рубежу, оставался красив, как в юные годы, когда, после обнаружения Дара, принял от старшего брата, не-мага, титул принца Уэльсского.

Но вот считать с этого лица какие-либо эмоции в официальной обстановке было практически невозможно. Воспитанный в жёстких рамках придворного этикета, привыкший постоянно быть на виду, король являл себя миру в привычно-бесстрастном состоянии, позволяя разве что нечастые, но потому особо выразительные проявления чувств, как то: сурово сдвинутые брови, неодобрительный взгляд, подбадривающий кивок. А за его скупую улыбку краем рта, озаряющую лицо мягким сиянием (проявление родовой магии Харизмы!) готовы были пасть к ногам лучшие красавицы.

Бывало, и падали.

Лишь оставаясь наедине с доверенными людьми Эдвард мог позволить себе более свободное изъявление чувств. Таковым субъектом, входившим в ближнее окружение монарха, давно уже числился доктор Адерли, благополучно переживший и старого короля, и четверых лейб-медиков, включая покойного мэтра Дени. Сам почтенный врачеватель, явившийся ныне с отчётом к королю, магом не являлся, зато, как говорится, целителем был от Бога, одинаково искусно приводя в порядок поражённые недугом организмы и исцеляя душевные раны. За это, а также за доброту и неподкупность — редкие качества, особенно при дворе — Его Величество до сих пор не принимал отставки старика, упорно оставляя его помощником при очередном лейб-медике. Он бы охотно предоставил Адерли и эту должность, но… по статусу, да и в силу необходимости главным целителем при королевских особах должен был быть всё-таки маг.

— Не так уж важен сейчас пол ребёнка, и вы это прекрасно знаете, Томас. Появись у меня на свет хоть дюжина сыновей-пустышек — они уступят трон единственной своей сестре, родившейся хотя бы с искрой родового Дара. Поэтому первейшая наша забота в ближайшее время — создать условия для того, чтобы это долгожданное дитя нормально развивалось в чреве матери, а затем благополучно родилось. Меры безопасности я усилю. Вы же, со своей стороны, не стесняйтесь в озвучивании требований и пожеланий к образу жизни и состоянию будущей королевы-матери; я сам поставлю её в известность, что наделяю вас неограниченными полномочиями в части исполнения вами профессионального, а главное — государственного долга. И если для здоровья будущего младенца понадобится изолировать его мать от всего мира, балов и развлечений — она будет изолирована!

— О-о…

Старенький целитель неловко поклонился.

— Понимаю, Ваше Величество, и приложу… да, приложу не сомневайтесь! Но как же тогда быть с…

— С чем? — отрывисто перебил король растерянное бормотание. С размаху опустился в кресло за письменным столом, кивнул на стул напротив. — Садитесь, старина. Я прекрасно помню о вашей привилегии, а вот вы отчего-то забываете… Что вас смущает?

Мэтр Томас помялся и даже заёрзал на стуле, как провинившийся школяр.

— Ваше Величество, лучше всё же… да и безопаснее, сами понимаете, ежели высочайшую беременность будет курировать ещё и маг-целитель. Вы прекрасно знаете, что мои силы и умения ограничены. Боюсь, что…

— Не бойтесь. — Король ободряюще хлопнул ладонью по столу, так звонко, что задрожали хрустальные подвески декоративного канделябра на дюжину свечей. — По мне, пусть лучше с самой ценной женщиной Империи будет рядом профессионал вашего уровня, чем маг-недоучка. Эх, надо же было мне так недоглядеть… Целитель, скончавшийся от грудной жабы! Курам на смех! Вся Европа обхохочется. Лейб-медик, не сумевший подлатать самого себя!