Санжар отводит рукой ветви ивняка, стоя по пояс в воде. На другом берегу реки горят костры, слышатся сербские песни. Нет ему места на празднике Ивандан. Он мусульманин. Его дед, богатый купец, принял ислам в тридцать лет. Дабы турки-османы, давно захватившие сербскую землю, не чинили препятствий в торговле. Дед рассказывал, что поначалу в семье пытались тайно соблюдать православные обычаи, но на таких доносили недоброжелатели. И, наконец, их семья сдалась, они погрузились в ислам с головой. Бывших христиан сербы называют арнаутами.

Санжар вглядывается в девушек, их много, все нарядные. Вот несколько пошли вдоль по берегу. Когда отдалились от костров, разулись, сбросили юбки и жилетки, остались в рубашках чуть ниже коленей. Сумрачно, но Санжару видны стройные ноги, белые на фоне тёмной травы. Он жадно рассматривает взглядом ту, что милее всех. Как высоко поднимает грудь её рубашку. Как блестят тёмные волосы, распущенные по плечам. Как грациозно спускается она в воду, пока подруги спотыкаются и скользят по глине и камням. Девушки держат в руках цветочные венки – будут гадать на женихов. У кого венок утонет, той скоро замуж. У кого уплывёт далеко – в девках насидится.

Вдалеке молодой мужской голос поёт:

Я дарил девчонке бусы – не берёт.

Я дарил девчонке серьги – не берёт.

Почему она подарков не берёт?

Кто берёт подарки – волю продаёт.

Отражения звёзд пляшут на волнах. Девушки опустили венки в воду и выбежали на берег. Только избранница Санжара медлит.

– Что же ты, Босилька! Пускай венок! – Кричат с берега, но она замерла и подруги удаляются к кострам.

Санжар бесшумно погружается в воду и плывёт. Босилька вертит в руках венок, поправляя вплетённые стебли. Она словно сомневается – а нужно ли ей это? Внезапно Санжар поднимается из воды во весь рост перед девушкой. Хватает за руку, чтобы не бросилась прочь.

– Постой, не бойся.

Девушка не поднимает крик. Это обнадёживает.

– Ты далеко зашла в воду, сербская красавица!

– И ты далеко зашёл. Ступай домой, арнаут. – Её алые губы изгибаются в спокойной улыбке.

– Помнишь меня?

– Девичья память коротка. Пусти руку.

Но Санжар продолжает держать.

– Ты приглянулась мне. Пойдём в рощу, поговорим. – Его сердце бьётся всё чаще.

– Пусти! – Она слегка хмурится.

– Торопишься к своему дружку? – Санжара обжигает ревность.

– Нет у меня дружка.

– Тогда я стану им.

Он тянет её в воду. Внезапно девушка бьёт его венком по лицу. В кожу вонзаются тысячи игл. Санжар кричит, отпускает Босильку, закрывает руками лицо.

Откуда такая боль?

– Проклятая сербка!

Санжар бросается в воду и плывёт подальше от света костров. С каких пор местные девушки плетут венки из тёрна?

Босилька садится неподалёку от костра, ей тревожно. Она помнит первую встречу с Санжаром год назад. Тогда молодой арнаут явился к ним домой с угрозами.

А началось всё с прогулки по лесу, куда Босилька отправилась с братом Стояном. Они хотели нарвать земляники. Стояну, светловолосому сорванцу с вечно растрёпанными кудрями, недавно исполнилось двенадцать, Босильке пятнадцать. Она считала себя взрослой и неодобрительно смотрела на мальчика, который постоянно исчезал из виду. Стоян то бросался в кусты за мелькнувшим лисёнком, то лез на дерево, чтобы оглядеть окрестности, то мчался впереди, размахивая хворостинкой, как саблей. В лесу царили зной и тишина. Дурманил смешанный аромат цветов, трав, хвои. Наконец Стоян утомился и пошёл рядом с Босилькой.

– Сестра, когда я вырасту, уйду в гайдуки. Я бы и сейчас ушёл, но ведь прогонят обратно. Как только стану ростом выше тебя, довольно мне сидеть дома.

– Мама и отец не расстроятся. Гайдуки – герои, они нападают на османов и тех, кто им служит, но живут недолго. – Вздыхает Босилька.

– Эх, есть отцы, которые благословляют сыновей воевать со злодеями! А наш только молится. Женил Симеона и Петро, заставил пахать землю. – Морщится Стоян.

– Отец бережет нас.

– А может, боится остаться один под старость? Ведь тебя выдадут замуж в чужой дом. Если и сыновья уйдут в гайдуки, кто позаботится о нём и матери?

– Я не хочу замуж.

– Не притворяйся, Босилька. Все девочки думают о женихах. Ну ничего, когда уйду в горы, найду тебе мужа-гайдука. Разве мужчины те, кто не воюет, а пашет землю? Эх! Смотрю на нашего отца – такой сильный, а боится врагов.

Брат и сестра покинули тропу и стали пробираться вверх по травянистому склону среди ёлок, низко опустивших лапы.

– Стоян, сказано в Библии: не суди. Если бы ты знал, откуда страх в сердце у отца… Он просто не хочет делиться болью. Но однажды я услышала от отца одну историю…

– Что за история? Не скрывай!

– Мне почудился голос. – Босилька остановилась и прислушалась.

– Точно. Оттуда! – Стоян указал на заросли.

– Вдруг это осман? – Нахмурилась Босилька. – Но он не будет прятаться.

– Я посмотрю! У меня есть нож! – Стоян нырнул в кусты, Босильке пришлось следовать за ним.

– Подожди, осторожней.

– Ух ты, здесь вход в пещеру. Никогда не замечал её. – Стоян заглянул в темноту.

– Кто здесь? – Спросила Босилька. Глаза брата и сестры привыкли к темноте, и они разглядели лежащего на земле парня в холщовой одежде и овчинном жилете. На рубахе алела кровь. На одежде, выше голенища сапога – тоже кровь. Рядом валялось ружьё. Лицо раненого было бледным, с тонкими чертами. Над верхней губой темнел пушок. Его длинные тёмно-русые кудри рассыпались по полу пещеры. Услышав шаги, парень открыл глаза:

– Дети, это я звал вас. Услышал голоса.

– Ты ранен.

– Воды… Есть ли у вас вода?

– Да! – Босилька вынула из корзинки глиняную бутыль, выдернула обломок кукурузного початка, заменявший пробку, опустилась на колени рядом с незнакомцем. Стоян тоже сел и приподнял раненого, чтобы тот смог попить.

– У нас есть и хлеб!

– Не надо. Спасибо.

Стоян снял свою куртку, свернул и подложил под голову незнакомцу.

– Ты гайдук? – Восторженно спросил мальчик.

– Да. Вчера на закате подстрелил басурманина. Но оказалось, за ним ехали ещё трое. Они начали стрелять, погнались за мной. Едва ушёл. Кровь долго не унималась. Ногу сумел перевязать, а рану на боку нет.

– Я перевяжу. – Вызвалась Босилька. Она оторвала полосу от своей нижней рубашки, надрезав ткань ножом брата. Потом сходила за листьями подорожника, привязала их к ране.

Парень лежал с закрытыми глазами.

– У него жар, – сказал Стоян, коснувшись лба гайдука.

– Его нужно лечить. Целебными травами, как умеет матушка. Нужно принести сюда настойки, больше воды. – Горячилась Босилька.

– Этот человек должен лежать в доме, а не под горой. Мы расскажем родителям, пусть они позволят перенести гайдука к нам. Старшие братья помогут. – Горячился её брат.

– Стоян, ты прав. Можно нести его через огороды. Но придётся перейти улицу на подходе к дому… Ох, пусть ночь будет тёмной. – Переживала девушка.

– Мы вернёмся. – Обратился к гайдуку её брат. – Мы не бросим тебя, друг!

– Сейчас наберу тебе земляники. – Босилька выбежала на поляну, стала поспешно рвать ягоды.

Они оставили корзину с земляникой и краюхой хлеба и бутыль с остатками воды и отправились домой.

– Смотри, как опасна доля гайдука, Стоян. – Сокрушалась сестра.

– Зато угодна Богу, Босилька. Я бы карал врагов и отнимал их добычу. Треть золота отдавал тебе на приданое, треть раздавал нищим, которых басурманы оставили без крова, треть отдавал монахам в обители Драганац – пусть отмаливают мои грехи. Мне нужна только добрая слава! – Весело рассуждал мальчик.

Они подошли к дому. Красное солнце опускалось в тёмные облака на западе. На крыльце стояла их мать Мария, на пороге сидел отец Данило, курил глиняную трубку.