Передо мной за одним столом сидела мама. Такая молодая и такая красивая. Моя мама. В светлом платье. Ярко-голубой платок покрывал голову и крепким узлом держал толстую каштановую косу.

— Мама! Мамочка! — крикнул я и сделался таким маленьким, будто мне снова шесть. Я вскочил со стула, опрокинув его, и влетел в мамины объятия. Любовь. Безграничная любовь окутала меня, словно тёплая шаль, связанная самыми добрыми и заботливыми руками. Счастье.

— Мама, ты же умерла. Так давно… — я пытался заглушить дурные мысли и всё сильнее вжимался лицом в мамино платье. Её нежные мягкие руки гладили меня по голове и по спине. Но я понимал, что мамы больше нет.

— Пойдём домой? — спросила мама, не прекращая гладить меня по голове.

— Куда же это? Мы и так дома…

Вдруг мама стала какой-то маленькой, щуплой, худой. И по моим рукам побежало что-то тёплое, липкое, густое…

Я отхлынул от мамы и застыл в полнейшем ужасе. На стуле сидел тот мальчишка. Который перерезал в ту ночь моих товарищей в больничной палатке. Из его тонкой грязной шеи лился водопад крови. А в моей руке был зажат окровавленный нож.

Мальчик смотрел мне прямо в глаза. Затем, улыбнувшись, процедил, преисполненный ненавистью:

— Будь ты проклят, Шуруба. Место тебе в аду!

Меня разбудил странный звук. Я лежал с закрытыми глазами, сдерживая тошноту от головокружения, и слушал, как кто-то стучал в стену дома под окном. Глухие удары с длинными паузами быстро затухали, теряясь в толстых брёвнах, и я не был уверен, что это всё происходит в реальности.