Тихий, но приятный женский голос пробился сквозь мой звон в ушах:
— Лейтенант Шуруба.
Я повернул голову на источник звука. На входе в палатку, против света, стояла невысокая фигура с достаточно округлыми формами. Женщина. Яркое солнце полностью затемнило её лицо, я лишь видел силуэт. Фигура подошла ко мне, и я замер, едва дыша. Это было ОНА. В её руке был котелок, наполненный ароматным чаем из листьем малины и мяты… Такой головокружительный аромат!
Она низко склонилась ко мне, обхватила руками моё обросшее лицо и горячо поцеловала…
Меня выдернуло от ее мягких теплых губ. Я сижу за старым столом. Я снова старый и больной.
— Помнишь, как мы с тобой были счастливы? Шуруба, помнишь ведь? — спросила Варя, отпив чай.
— Помню, Варя. Ни на миг не забываю. — ответил я и потянул руку через стол, чтобы схватить её.
Но Варя одёрнула руку и сказала, очень строго посмотрев на меня.
— А я никогда не забуду ту ночь. Помнишь?
Темнота поползла перед глазами. Я снова очнулся в полевом госпитале. Странное ощущение пробудило меня. Открыл глаза, но не спешил подниматься. Что-то во мне колотилось, нарастала тревога. Это было какое-то странное ощущение. И боковым зрением увидел его.
По госпиталю ходил невысокий тощий мальчишка, осторожно и бесшумно переступая ногами по половым доскам. Он быстро метался от койки к койке и делал одно точное движение рукой. Я не понимал, что происходит, но пацан подошел ближе. И я все понял. В его руке был нож или кинжал, что-то острое, металлическое. Мальчишка подходил к спящему, обессиленному раненому солдату и вскрывал горло. Резал мужиков, как свиней.
Я следующий. Я последний. Мальчишка подошёл ко мне. Так близко, что я разглядел его умиротворенное лицо. Он гордился и упивался содеянным. Такой зелёный, еще совсем ребёнок! Лет десять-двенадцать. Чёрные глаза блеснули в тусклом свете одинокой лампы, а на лице проступила лютая ненависть. Пацан занёс надо мной нож. Я рывком схватил его за бок и кулаком ударил в челюсть. Затем я встал, не чувствуя боли, выхватил нож из его руки и провел им по его шее. Я вскрыл его горло. Ярко-красная горячая кровь фонтаном хлынула из глубокого пореза. Мальчишка смотрел на меня до последнего вздоха, пока не закатил глаза. А я стоял и ждал, когда он окончательно сдохнет. Кровь пульсирующими струйками вырывалась из его гусиной шеи, с каждым разом фонтан становился всё слабее и слабее… Мальчишка рухнул на пол.
У меня закружилась голова. Я почувствовал боль, упал на колени и пополз из палатки, надеясь успеть к своим.
Но было поздно. Осталась лишь звенящая тишина.
Я рванул к одной жилой палатке, пузом скребя землю — все мертвы. Рванул к другой — никого. Наших всех перерезали.
Ледяной ужас пронзил меня. Осталась только крошечная палатка медсестёр… Я подполз туда и остолбенел. Убили девчонок. Самым зверским образом. Я растерянно смотрел на пятна крови, медленно пропитывающие доски пола. Будто красные маки среди полевых цветов.
И я тут я заметил Варю… Она лежала на нарах, обнажённая, вся исполосованная вдоль и поперёк… На ярко-белой коже, такой чистой и светлой, как первый снег, расползались черно-красные полосы и пятна. А трое мужиков с чёрными бородами стояли посреди палатки и что-то говорили на своём. Они будто обсуждали утренние новости, улыбались. Я схватил кочергу, лежавшую около буржуйки, вскочил на ноги и точными ударами по голове положил двоих. Третий замер, вжался в брезент и вылупился на меня.
— Я никого не трогал. — сказал он спокойно, смотря мне прямо в глаза.
Я занёс кочергу и всадил загнутый конец ему в лицо. Он захрипел, упал набок и начал содрогаться. Сквозь непонятные слова я разобрал:
— Гнить тебе до смерти! Будь ты проклят!
Я болезненно вырвался из тех ужасных воспоминаний. Меня трясло, от боли и обиды выступили слёзы. Проморгался.
— А меня помнишь, Шуруба?
За моим столом сидел средних лет мужчина в белом халате.
— Вот тебя я помню. Иван Иваныч. — сказал я и вытер руками слезы. Одна слезинка попала на губу и зажгла язву. Из раны снова пошла кровь.
— Помрёшь ты от этого проклятья, дурак.
— Не надо было меня комиссовать. Зачем меня домой отправил? Там бы я быстрее сдох.
Я зажёг новую сигарету и сделал очень длинную затяжку.
— И эта отрава тебя к могиле приближает. Язва-то твоя и из-за этого тоже. — сделал замечание доктор и сам достал из нагрудного кармана белого халата сигарету. Он задымил вместе со мной.
— А ты зачем? Тебе я что сделал? — уставши спросил я, затянувшись второй раз.
— Да вот, напомнить пришёл.
Я начал было сопротивляться, но в мой мозг врезалось всё ярче и ярче противное больничное освещение. Очередь в процедурный. Старая толстая медсестра делает болючий укол в задницу. Очередь за таблетками. Очередь за едой. Очередь к врачу. Захожу.
— Здравствуйте. Пациент Шуруба.
— Здравствуй. Я Иван Иванович, доктор. Расскажи, что там произошло. — спросил мужчина средних лет, внимательно изучая меня взглядом.
Я присел на кушетку и подробно рассказал всё, что знаю и помню. Мне ещё в приёмном отделении хорошо объяснили, что делают с теми, кто врет и отмалчивается: ставят “укол правды” и получают любую информацию.
— Хорошо, хорошо. А теперь раздевайся. Осмотрю тебя.
— Обязательно? — зачем-то спросил я, стягивая с себя нателку.
— Обязательно. — огрызнулся врач и подошёл ко мне.
Вдруг у меня перед глазами понеслись картинки неизвестной мне жизни: мужчина обнимает жену, дети, похороны, любовница, другие дети, деньги, откупы, ложь, уважение… И затем вторая картинка, чёткая, твёрдая: в кабинет заходит парень с черными усами и вонзает нож в сердце Ивану Ивановичу.
И тут я всё понял.
Врач прикоснулся ко мне ледяным фонендоскопом. Я отскочил от него и неожиданно для себя выпалил:
— Если вы продолжите, то вас усатый зарежет.
— Что? — врач замер с фонендоскопом в одном ухе. Затем схватил меня за плечо и придавил предплечьем на горло: Кто тебя послал?!
— Никто. Я увидел… — растерянно сказал я и сполз по стене. Голова закружилась, заныли ноги, стало очень плохо.
Врач присел ко мне и шёпотом сказала:
— Что ещё ты видел?
— Любовница, кучерявая, светленькая. Гроб видел, похороны чьи-то. И ещё жена с детьми, черноволосые всё. Два мальчика. — ответил я, кое-как вычленяя мысли из головной боли и борясь с тошнотой.
— Что ещё?
— Надо уезжать. Срочно. Подальше.
— Куда?
Я напряг голову и чётко увидел город рядом со своей родной Красной деревней… Но никак не мог вспомнить название. После контузии плохо у меня было с названиями…
— В город, который на берегу огромного круглого озера. Где деревня Красная. Туда надо, там только будет тихо. Жену любить надо, и все несчастья прекратятся.
— А если не уеду, когда он придёт, усатый? — ещё тише спросил врач.
Я напрягся и снова увидел картинку, как заходит тощий усатый парень… На столе стоит календарь. Я всмотрелся…
— Послезавтра.
— Понял. И про город понял, у нас там тёща живёт. Жила. Жена просила туда переехать. Вот, только с похорон вернулись оттуда…
— Уезжайте немедленно.
— Я понял. Я тебя комиссую. Поспособствую. — ответил Иван Иванович и что-то написал в бумажках. — Свободен!
На завтра меня отправили домой. Через неделю я зашёл в свой дом… За мою службу умерла мать, а следом за ней ушёл отец. Я поехал в город в военкомат и там встретился с доктором…
— Вот это встреча! Вот это да! — радостно проорал на весь коридор врач.
Я вежливо улыбнулся и отошёл в сторону. Но мужчина подошёл ко мне и близко наклонился.
— Мне позвонили. В моём кабинете зарезали нового. Со мной спутали. Ты мне жизнь спас.
— Рад служить. — автоматически ответил я.
— Шуруба! — прокричал властный мужской голос из-за двери и я шмыгнул в кабинет…
В ушах зазвучал тёплый и родной голос… Я вернулся в реальность.
— По́лно, сынок. Хватит переживать.