— Максимилиан? — уточнила Саша.

Ей не терпелось приобщиться к родительскому единению.

— Как Максимилиан. — Отец протянул руку и потрепал девушку по волосам. — Или как твой… ваш с Колей одноклассник Федор Оспин. Хотя, его форму существования…

— …сложно назвать ординарно-живой, — подхватила Мария. — А вот Прасковья…

— А вот Прасковья — исключение, — вздохнула Саша. — Нам Максимилиан вчера объяснял. Мол, не похожа она на обычных жителей Сугдони. То есть, на мертвецов этих, потому что она не живая и не мертвая. Кстати!..

Девушка с надеждой посмотрела на отца: она, конечно, приняла тот факт, что сугдоньцы — этакие ходячие мертвецы. Но ей хотелось побольше узнать об этой форме не-жизни. Хотя бы потому, что это могло ей пригодиться в будущем. Она же защитница! А лишние знания, как учили в Школе, могут спасти жизнь.

— Дело говоришь, Сашка. — Арсений с теплой улыбкой слушал спутанные объяснения дочери. — Ну, слушай…

По словам отца, сугдоньцы не были только душами: они обладали памятью, знаниями и навыками, в том числе и телесными, — своих предыдущих воплощений. Кто-то из них занимался чистым творчеством, кто-то работой для души. Некоторые вот круги по кольцу наматывали — с перспективой исправления существенной части ошибок.

— Видела я этих рикш, — хмыкнула Саша.

— Но все они ждут следующего воплощения, — одобрительно кивнул рассказчик. — Кто-то сто лет, кто-то несколько сотен. Дети перевоплощаются почти сразу, и десяти лет не проходит.

— Но почему тогда сугдоньцев так мало? — Саша прикинула количество живущих на Земле. — Нас же миллиарды!

— А сколько в холодных слоях таких Сугдоней? — хитро улыбнулся отец. — А в горячих? А сколько тех слоев?.. Кроме этого, среди ваших миллиардов… Ага, по глазам вижу, что ты меня поняла.

— Поняла. Среди живущих в материальном мире много перевоплотившихся. — Саша согласно кивнула. А потом вдруг неожиданно даже для самой себя — вот будто толкнул дернул кто за язык! — поинтересовалась: — А бывает так, что человеку приходит время перевоплощаться, но он по каким-то причинам не уходит на Землю? Ну, ты понимаешь, о чем я, па-ап?

Аналитик ответил не сразу. Сначала он переглянулся с женой — Мария легонько пожала плечами. Потом побарабанил пальцами по столу… И только после этого поднял глаза на дочь. В его взгляде, помимо всего прочего, читалось уважение:

— А ведь ты угадала, Сашка. Уж не знаю, интуиция тебе подсказывает или Бездна, но… Но мудрец Иннокентий, с помощью которого вы собирались найти следы Кондрата, и есть пример такого вот человека. Воплотившегося, но не на Земле. В Бездне.

***

— Итак, Иннокентий… — Аналитик ничем не напоминал этакого гордого за дочь отца, каковым он был совсем недавно. — Иннокентий…

Иннокентий был великим математиком, инженером и великим же затворником. По идее, он должен был воплотиться в материальном мире на стыке XVII и XVIII веков, в эпоху великих математических и физических открытий. Но Иннокентий воплощаться не захотел. Не захотел по той простой причине, что избегал людей.

— И Бездна пошла ему навстречу? — ахнула Саша. — Но почему? Он ее долго просил?

В ответ на посыпавшиеся вопросы отец только усмехнулся. Не грустно, впрочем:

— Не поверишь, дочка, я не думал на тему упрашиваний Бездны. В смысле, как долго надо ее просить, чтобы она пошла навстречу.

— Понятно, — не ответила на шутку Саша. Потому что уже загорелась новым вопросом: — Но почему Иннокентий настолько не хочет видеть людей?

Ведущие аналитики Бездны переглянулись и синхронно пожали плечами. Они не могли точно определить причины нелюдимого поведения прирожденного ученого.

— Обиделся, надо полагать, — все-таки высказала предположение Мария. — Люди его сожгли. А перед этим выкололи глаза. А после, обнаружив, что он, уже слепой, умудрялся чертить формулы — отрубили кисти рук.

— И за что? — Вопрос был задан Звеновым почти в его привычной манере.

Вот только, Саше показалось, что в нем прозвучала угроза. Палачам Иннокентия?

— Как обычно, за помощь этим же людям. За чертежи зданий, за создание первого громоотвода… Заметьте, задолго до Ломоносова! Иннокентий действительно не делал никому зла. Но его сожгли, и он обиделся.

— Но как он мог? — настал черед удивляться Амвросию. — Обида — это недостойное ученого чувство. Он должен был с ним совладать.

— А Бездна — послать ему в будущем воплощении соответствующие испытания, — саркастично и в то же время грустно улыбнулся Звеновой, — чтобы он даже не смел обижаться? Каждому по прокрустову ложу, да здравствует великая уравниловка! Так?

От Николая сейчас веяло чем-то таким… Таким выстраданным, испытанным на собственной шкуре, жутким. Саша, глядя на него, поняла: а папа-то прав! Николай не был ей ровней, как когда-то. О-хо-хо…

Почему-то от этого осознания было больно, очень больно. И рациональных объяснений этой боли у Саши не было. А боль, возникнув в сердце, не утихла, а наоборот, выбралась на поверхность и захватила собой все существо девушки. И, возможно, скрутила бы ее, если бы не верный Конопуш. Почуял ли он, что Сашке плохо? Или ему просто захотелось человеческого общества? Так или иначе, он ткнулся носом с Сашину макушку, и жуткая боль начала отступать…

«Спасибо тебе, Конопуш, — благодарно шмыгнула носом Саша. — Я подумаю о своих чувствах позже. Сейчас не время. Мне надо понять, о чем идет разговор, это очень важно».

Разговор все так же шел об Иннокентии. Точнее — об одинокой башне, стоящей на утесе, блуждающем в горячих светлых слоях Бездны.

— И как мы ее найдем? — говорил Амвросий. — Поправьте меня, если я буду неправ. Утес с башней плавает в лаве, это раз. Два, этот ваш Иннокентий не хочет видеть людей. То есть, делает все, чтобы направить свой утес прочь от случайных прохожих, буде таковые в горячих слоях… а фактически в плазме и встретятся. При этом он не ест, не пьет, ибо не живой в привычном смысле этого слова. Так?

— Нет, — просто сказал аналитик.

— Нет?

— Нет, — с каким-то даже удовольствием повторил Арсений. — Я же уже говорил, что Иннокентий именно что живой, воплотившийся. Неужто забыл, Ами?

Амвросий неуверенно кивнул: именно так отец и говорил. Но все равно он не понимал, как это так можно воплотиться без отца и матери.

— И я не знаю, как, Ами, — чуть смущенно улыбнулся ведущий аналитик Бездны. — Но так или иначе, Иннокентий именно живой человек, а не призрак. Правда, я не могу знать, какой он в результате нового воплощения имеет вид… В смысле, глубокий он старик? Или все-таки молодой человек… Ох, мои юные друзья! То, что вы затеяли… Но и Кондрат… за него стоит бороться! Однако…

— Мы поняли, — решила вклиниться в сомнения отца Саша фразу. — Все очень и очень сложно. Но мы не можем отступить. Что-нибудь подсказать можешь, па-ап?

Девушка с такой надеждой посмотрела на отца, что тот, уже заготовивший новую порцию междометий, передумал их высказывать.

— Могу, — тряхнул головой он. — Слушайте внимательно.

План Арсения был прост и сложен одновременно. Даже в горячих слоях были холодные тропы. Псы, подготовленные самим Савелием, по идее, должны были их чувствовать. Это было как раз не трудно, трудность заключалась в другом.

— В чем? — нахмурилась Саша.

— По идее, эти тропы должны обрываться, — покачал головой аналитик. — И даже не по идее, а наверняка. Проводника бы вам…

— Не надо, — решительно сказал Звеновой.

— Сумеешь просчитать, где надо переходить, — кивнул Арсений. — Молодец. Но одного расчета может оказаться недостаточно. Нужно будет еще высчитать вероятность того, что переход будет короче, чем длина прыжка ваших собак. Они у вас, конечно, замечательные, но и их возможности…

— Наши псы умнички. — Саша обхватила морду Конопуша. — Они справятся. Правда, Конопуш?

— Мне бы твою уверенность, дитятко, — хмыкнул отец.

Больше дочери он не сказал ничего. Подозвал к себе Звенового — объяснить вставшую перед путешественниками задачу во всей ее многогранности. А Саша с Арсением и Марией, чтобы не тратить времени даром, пошли собираться в путь. Опасный путь.