— Что обычно до инициации допускались те, кто достиг почти среднего уровня физической, эмоциональной и ментальной зрелости.

— Как это «почти среднего уровня»? — Амвросий схватился за четки. — Да разве так можно? Кто же это на выходе получится?

И инок принялся прокручивать четки с бешенной скоростью — будто те могли дать ему подсказку. Звеновой, наоборот, вел себя спокойно — как обычно, впрочем. Разве что Савелию, внимательно за собеседниками наблюдавшему, было видно: слишком спокойно.

— Машин у нас много стало, брат, — пожал плечами молодой ученый. — Люди из творцов постепенно превратились в довески к технологиям. Ну и в потребителей продукта. Вот и результат.

— Результат. — Инок сунул четки куда-то в недра рясы. — Только уж больно нехороший какой-то. То-то я поначалу понять не мог, куда же я угодил? Все кругом только хапают, хапают, хапают. Вещи, развлечения, тела… Если бы не мать с отцом — начал бы подпольную войну против деградантов, ей-богу. Спасибо, уберегли. Выдвинули гипотезу, что, кажется, это повсеместное и, увы, закономерное явление. И предложили ее проверить. Так я и интегрировался в общество.

Амвросий умолк, глядя невидящими глазами перед собой.

Что он видел? Арсения и Марию? Или перед его мысленным взором всплывали первые часы пребывания в изменившемся до неузнаваемости мире?

— А потом? — тихо спросила Саша. — Я так поняла, потом папа и мама ушли?

— Да. — Взгляд монаха из незрячего медленно возвращался к нормальному состоянию. — Ушли. Но мне так бы хотелось увидеть их снова!

— И мне, Амвросий! — Голос Саши дрогнул. — И мне!..

— Вот и замечательно, — сказал Савелий, и молодые люди, как по команде, повернулись к нему. — Может, в скором времени и увидите.

— ?!

— Шансы на то есть… — Савелий, достав еще тлеющий уголь из камина, принялся чертить на каменном полу какие-то загогулины. Уголь шипел, но вреда старому пограничнику не причинял.

— А ты еще спрашивал, деда, — Саша смотрела на Савелия и не знала, что думать и чувствовать, — твердо ли я решила отправиться в Бездну!

Как ни странно, именно эти слова, идущие не от ума, но от души, и заставили Савелия поставить точку в размышлениях.

— Ну раз решила — отправляйся спать. — Старый пограничник привлек к себе внучку не испачканной углем рукой. Легонько чмокнул ее в макушку. — Только рюкзак перед сном собери, ладно? Утром я тебя разбужу.

— Хорошо, деда! — звонко крикнула Саша.

И, пожелав Савелию спокойной ночи, вприпрыжку направилась к себе в мансарду — вся такая воздушно-легкая и невозможно очаровательная.

На девушку с неописуемым выражением на лицах и мордах смотрели шестеро. Трое огромных псов и трое мужчин.

***

— А что, правда у нас с Сашкой получится увидеть родителей? — Чтобы скрыть волнение, Амвросий принялся разливать по кружкам пиво. То пенилось и норовило выползти наружу. — Ты сказал, есть шансы. Так, дедушка?

— Шансы-то есть… — усмехнулся Савелий. — Но ты погоди радоваться раньше времени, послушай вот лучше, что я тебе скажу. И ты, Николай, послушай. Надо вам, парни, кое-что усвоить.

Савелий говорил негромким голосом, но каждое его слово буквально впечатывалось в сознание слушателей — о том, что перенаселение, повсеместная автоматизация, растущие как грибы управляющие компании и духовное обнищание человечества, конечно, зло. Но еще большим злом было бы полагать себя существом высшего порядка. Как Лаврентий Петрович.

— Только не путайте его с Кондратом. — Старый пограничник обвел слушателей цепким взглядом. А потом вдруг понурился: — Хотя, Кондрат теперь, конечно, сильно сдал…

— Кондрат — это ведь Кондратий? — даже переспросил Звеновой. — Марфович? Сильно сдал? И при чем тут автоматизация и управляющие компании?..

Старый пограничник, глядя на столь откровенную растерянность обычно собранного молодого ученого, усмехнулся:

— Да, Кондрат действительно сильно сдал. Увы. Есть версия, что в нем сидит какая-то болезнь, и под ее воздействием он меняется в худшую сторону. Я бы даже сказал, что он уже поменялся… Ты хотел знать, при чем тут управляющие компании? Как вы думаете, что сделает Кондратий Марфович в первую очередь, когда придет к власти?

— Ликвидирует штат дармоедов и нахлебников, — мрачно сказал Звеновой. — Он это и сделал, судя по всему. Как я уже говорил, в 2068-м никаких управленцев не будет и в помине. Но… вашей лаборатории ведь тоже не будет в шестьдесят восьмом! А тебя, Миларета и Натали никак нельзя назвать нахлебниками!

— Нельзя, — как-то очень спокойно согласился Савелий. — Но и Кондрат сейчас не только с нахлебниками борется и отнюдь не воспитательными беседами, как раньше. Как раньше…

Ребята с удивлением смотрели, как изменилось лицо рассказчика. Морщины разгладились; даже, казалось, следы от ожогов стали невидны. Единственный глаз светился мягким светом — дед рассказывал о своей юности. О речах, что любил вести его троюродный брат, об искусстве риторики, которое тот почитал наиважнейшим. О том, как мечтал увлечь народ и повести к светлому будущему.

— По описанию похоже на какого-нибудь утописта, — недоуменно изрек Звеновой, когда в рассказе Савелия наметилась пауза.

— Почти похоже, — вернулся с небес воспоминаний детства на землю реальности дед Савелий. — Потому что Кондрат — не утопист, а маг огромной силы. Не было бы в нем этой силы, тихо окончил бы свои дни за бутылкой вина. Но хватит баек. — Дед обвел горящим взглядом слушателей. — Заканчиваем с лирикой и слушаем внимательно. Ни я, ни Миларет, ни даже Прасковья так никогда и не узнали, куда угодил после инициации Кондрат, и что там с ним произошло. Как я уже говорил, есть версия, что в Кондрате поселилась какая-то страшная болезнь, в результате которой он стал склоняться ко злу. Но он боролся — я был свидетелем. Боролся буквально до последнего времени. И тем не менее итог вы видели. Вам предстоит попытаться выяснить место и время того фатального события, того самого переломного момента. Ну, или места заражения смертельно-опасным для души недугом, если принять вторую версию. Понятно?

— Не совсем. — Амвросий покачал головой. — Непонятно, что искать. И где искать.

— Может быть, вычислить? — Звеновой зашарил по столу в поисках тетрадки и ручки. Не нашел и усмехнулся.

Однако Савелий в ответ на это, крайне разумное, на первый взгляд предложение, покачал головой:

— Не получится вам вычислить Кондрата. Он уже давно ходит туда-сюда по временам, что-то ищет, что-то меняет в прошлом.

— Но как ему это удается? — вышел из состояния душевного равновесия ученый. — Ведь даже одного перемещения во времени достаточно для того, чтобы Бездна…

— Оштрафовала? — Усмешка Савелия вышла страшной. — Обычно так и происходит, Николай. Но в случае Кондрата получилось иначе. Почему? Объяснять сейчас долго, да и вряд ли у меня получится, не та у меня специализация. Но в двух словах скажу. Думаю, Кондрату позволяет перемещаться во времени благоприобретенная им… скажем так, беспринципность. Или вот недуг, как некоторые полагают. Хотя, по большому счету, неважно, как это обозвать. Важно то, что у нас, существ светлых тонов, такой возможности многократно прыгать по времени нет. И, доложу я вам, друзья мои… Я бы очень многое отдал, чтобы узнать, в чем причина этой самой беспринципности. Но этого, увы, я так и не понял. До сих пор.

— Понятно… — протянул Звеновой. Пальцы ученого сами собой писали какие-то уравнения. — Понятно, что тут слишком много неизвестных. Вот и будет у меня достойный повод найти в Бездне одного знаменитого мудреца. Если это, конечно, не просто легенды.

— Мудреца Иннокентия? — деловито уточнил Савелий. — Нет, это не легенды, мудрец Иннокентий действительно существует. И знаешь, что я тебе скажу, Коль? Это мысль! Мысль хорошая… но невероятно трудноосуществимая. Иннокентий, видишь ли, выбрал полное затворничество. А поэтому… Поэтому тоже идите спать. Все равно раньше завтрашнего утра Иннокентия вы искать не пойдете. А я пока подумаю. Есть над чем.