Я сглотнул. Никогда прежде я не задумывался ни о чем подобном – никто в здравом уме не думает о тюрьме, даже совершая самые глупые и опасные поступки. Как бы ни хотелось признавать, все-таки я до последнего надеялся на власть своего отца, возможно, поэтому подобные мысли и не посещали меня прежде.

– … полное отключение, – продолжал бормотать Отто.

– Что? – я всполошился, услышав жуткое.

– По данной статье предусмотрено также полное отключение. Год назад введены поправки в кодекс. Кир, я подумаю, что можно сделать для тебя. Но… – во взгляде Отто что-то неуловимо поменялось. Безнадежность, вот что я прочитал в них прежде, чем он продолжил таким же ровным спокойным голосом. – Уже прошел обыск в твоей квартире. Будем настаивать, что эти препараты приобретались для личного пользования. Ты же не сбывал…

– Нет! – выкрикнул я и отчаянно затряс головой. Я не продавал эти таблетки, но их запас у меня дома был впечатляющий. Ни один следователь и прокурор не поверит, что они были нужны исключительно для «личного пользования».

– Хорошо, я назначу встречу на завтра, после нее будет допрос, – он встал и протянул мне руку, за которую я схватился, будто утопающий.

– Отто, помоги мне, – прохрипел я. Он лишь кивнул и скрылся за белоснежной дверью.

Время потянулось до одурения медленно. Закрывая глаза, я уже знал: когда их открою, секундная стрелка даже не сделает полный оборот по круглому циферблату. В моей камере все было каким-то карикатурным и бесполезным. Узкая длинная кровать, вероятно, намеренно была сделана настолько жесткой, чтобы прочувствовать всем телом тяжесть совершённого преступления. Стол и стул не имели привычной эргономичности и походили скорее на своих неотесанных первобытных собратьев. Над столом висели часы, которые мне прежде доводилось видеть лишь в голографических фильмах и произведениях искусства. Их стрелки, хоть и субъективно медленно, но все же двигались, оттого часы казались неведомым живым организмом. Только они здесь и были живыми. Я же будто впал в анабиоз, не в силах больше ходить, есть, дышать. Даже мысли остановили привычное течение: все во мне ждало одного – дня вынесения приговора.

Отто с каждой встречей становился все молчаливее и серьезнее. Если после нашей первой беседы в качестве подзащитного и адвоката в нем теплилась толика призрачной надежды, то после последующего допроса осталось лишь безнадежное смирение, хоть и приправленное деловыми предложениями с его стороны. Я не задавал ему лишних вопросов, потому что и сам отлично понимал, что по статье, хоть как-то связанной с оборотом наркотиков, не может быть никаких поблажек. Колин, чертов Колин, пропал. Не то чтобы я хотел его сдать, но «выдающийся химик, о котором заговорит весь мир» был слишком важным активом «Соммер Инкорпорейтед», чтобы его так просто отдали в кровожадные руки полиции другой страны.

Я проводил свои дни в абсолютной тишине, намеренно не активируя свою систему Wise Eye, линза и наклейка с чипом так и лежали нетронутыми на столе. Во-первых, от нее не было никакого толку в тюремных условиях: доступ в Сеть был заблокирован, а довольствоваться местной библиотекой мне предстояло следующие пятнадцать-двадцать лет. Поэтому я не торопился. Во-вторых, я не был уверен, что так легко мог отказаться от убеждений большинства своих близких: меня задержали на таможне при попытке не только выехать из страны, но разорвать все каналы связи с цивилизацией.

Резкий звук интеркома вырвал меня из надуманного анабиоза. На проекционной стене появилось размытое лицо местного надзирателя:

– Кир Зиверс, к вам посетитель.

Я нехотя приподнялся на постели и пригладил волосы, чтобы привести себя в более человекоподобный вид на очередной встрече с Отто.

Лицо надзирателя пропало, и экран принял вид обычной белой стены. Спустя несколько секунд я увидел не Отто, как ожидал, а Вэла. Он молча смотрел на меня, не подбирая подходящих слов.

– Привет, – выдал я, не желая тратить драгоценное время впустую.

– Кир, я… – Вэл вздохнул и покачал головой, будто не веря в происходящее, – я только вчера узнал, что произошло.

– Вот уж и правда, shit happens8, – вымученно рассмеялся я, не в силах видеть подавленное лицо друга. Он, словно в кривом зеркале, повторил мою неестественную усмешку.

– Слушай, я пришел тебя кое о чем попросить, – он замялся и, задумавшись, запустил пальцы в свои длинные кудрявые волосы. Почему-то мне в голову пришла страшная догадка: Вэл собирается сознаться, что тоже принимал таблетки Колина, которые я давал ему. Естественно, первым делом я просил Отто разыскать Вэла и предупредить, чтобы тот молчал, но неужели они так и не связались?! Я в ужасе округлил глаза, желая его остановить, но не успел ничего сказать, как услышал странное продолжение от лучшего друга. – Я думаю, что лучше всего будет, если ты выберешь полное отключение.

«Это что, злая ирония?» – я не понимал, как Вэл вообще мог произносить подобные слова. Злость и ярость мгновенно вскипели во мне, возвращая меня в мир обычных человеческих эмоций, от которого я отгородился в последние дни. «Он в своем уме предлагать такое? И после этого он еще может считаться моим другом?» Мы смотрели друг другу в глаза, не находя точек соприкосновения после его нелепого жестокого предложения.

– Что? – только и смог прохрипеть я, скривив в губы в отвращении к его идее, к нему самому.

– Тебе нужно поверить мне, – я знал этот его взгляд: настойчивый, несносный. Мы дружили всю сознательную жизнь, играли на пару в тысячи игр и почти всегда выигрывали у любых соперников, потому что могли без слов читать друг друга. Он медленно повторил. – Просто поверь мне.

Я видел, что его печальные зеленые глаза хранили какую-то неведомую мне истину, которую я мог постичь, только полностью доверившись другу. Я отвернулся, не желая соглашаться с его идиотским предложением: последняя мысль, которая может прийти в голову здравомыслящему человеку – самолично выбрать полное отключение.

Секундная стрелка продолжала свое безразличное движение в нашей затянувшейся паузе. Мне не хотелось продолжать ни бессмысленное молчание, ни споры, я выдохнул, изо всех сил стараясь успокоиться, и перевел тему:

– Почему ты не поехал с нами? – я только сейчас понял, что неосознанно проковырял небольшую дырку в простыне, но вместо того, чтобы прекратить бездумное варварство, принялся погружать палец глубже в неаккуратный разрыв синтетической ткани. Я знал, что Вэл понял, о чем я говорю.

– У меня были на то причины, – отстраненно ответил он. Гнев снова полыхнул внутри меня: «Какого черта?!» Я так не хотел злиться на него за скрытность, но не он ли пришел ко мне со своими бредовыми идеями?! Едва сдерживая ругательства, я упрямо промолчал, игнорируя его беспричинные экивоки.

В тот краткий миг, миг недопонимания и очередного обиженного молчания, я отчаянно почувствовал, как мне не хватало друга. Чем я был лучше Вэла? Я ведь даже не попытался дозвониться до него, просто собрал вещи и сбегал, как крыса с тонущего корабля. Я, действительно, не знал причин, почему он решил не уезжать с нами. Но я, как последний эгоист, даже не пытался их выяснить.

– Ты же мне не расскажешь, почему я должен выбрать… – я посмотрел ему прямо в глаза, но так и не смог произнести «полное отключение».

Он понял. Конечно же, понял. И отрицательно покачал головой, поджав губы. Я кивнул. Мне предстояло наедине с собой обдумать то, о чем я не мог даже говорить вслух.

– Все будет хорошо, – спокойно, даже ласково вдруг произнес Вэл. Я выдохнул и закусил губу, пытаясь снова успокоиться. Столько раз я сам говорил ему эти слова после трагедии с его девушкой, покончившей жизнь самоубийством. И вот, в роли спасителя был теперь он. Та же интонация, то же сочувствующее выражение лица, что и у меня в далеком прошлом.

– Угу, – пробурчал я и вернулся к своей дырке на простыне. – Кто тебе рассказал, что я здесь? Отто?