– В курсе, – признался Марк. – Нас кинули.
– Как это – кинули? Нас?
– Помнишь, я тебе письмо показывал? – дребезжащим от стыда голосом произнес Марк. – Из Нигерии. Мы еще тогда решили, что ничем не рискуем...
– Извини, пожалуйста. – Ларри поднял вверх обе ладони. – Я что-то не очень... Говоришь, мы решили?
– Ну я решил. Короче, нас кинули.
– Ай-яй-яй! Намного?
– Примерно на сто тридцать штук. Ларри искренне расстроился.
– А твои личные деньги там были?
– Были, – сказал Марк. – Примерно половина. Ларри расстроился еще больше.
– Я так и думал, – удрученно проговорил он. – И Платон тоже. Так что же у тебя теперь? Совсем ноль?
– Да нет. У Штойера почти столько же лежит. В Лозанне.
– Что думаешь делать?
– Покрывать убытки, – пожал плечами Марк. – Что же еще? Я виноват. Так что Ронни может переводить лозаннские деньги в общий котел.
– Это очень неправильно, – окончательно огорчился Ларри. – Как ты можешь так говорить?! Мы же друзья. О таком варианте и речи быть не может. Знаешь, как мы сделаем? Мы эти деньги отработаем, Ты пока не трогай лозаннский счет. Пусть Ронни с ним поработает. Тут намечается офигительный бизнес – просто офигительный. Через месяц-два он все бабки отобьет. А тебе... – Ларри нагнулся и выудил откуда-то бумажный конверт, – вот я тебе дам двадцать штук. Тебе же деньги нужны. Жена, семья... Возьми, пожалуйста
Это называется бизнес? Это называется глупость. Бизнес – это товар. Потом деньги. Потом снова товар. И так далее. По почте приходит письмо про шестьдесят миллионов. Что должен сделать бизнесмен? Он должен выбросить такое письмо в корзину и заняться делом. А профессор глотает наживку. Начинает переписываться. Посылать дурацкие факсы. Потом попадает на деньги. Сейчас над ним все африканские обезьяны смеются. Но главное – не это. А что главное? Можем ли мы доверять серьезные дела такому человеку? Мы не можем ему доверять. Не потому, что он нечестный. Он честный. И не потому, что он глупый. Он умный. А потому, что он не бизнесмен. В чем проблема? Проблема в том, что он во все дела будет обязательно лезть. И других профессоров за собой тащить. А это никак нельзя допускать. Но Платон этого не понимает. Он не понимает, что старая дружба и бизнес – разные вещи. Совсем разные. Бизнес делать – это не разговоры разговаривать. Но он поймет. Потом поймет. А сейчас надо эту компанию задвигать. Хорошо, что он деньги взял. Жался, мялся, хотел благородство показать. Но взял. И хорошо, что Платон это правильно понял. Смеялся. Когда человек берет из рук деньги, у него весь гонор потихоньку уходит. Надолго? Посмотрим. Что у нас еще? Да, Сысоев... Тоже профессор. Он хорошо начал. Но сейчас уже делает ошибки. Он неправильно думает, что быстро продавать машины и следить за деньгами – этого достаточно. Он не хочет оглядываться по сторонам. А настоящий бизнесмен обязательно должен оглядываться. Это как за рулем. Если шофер только вперед смотрит, ему рано или поздно в жопу въедут. Надо направо смотреть, налево. Обязательно назад надо смотреть. А Сысоев не смотрит. Зря не смотрит. Там сейчас шевеление идет. Может неприятность получиться.
Пусть уберут в кабинете. И водителя в машину. Я уезжаю.
Таганская, группировка, одна из самых авторитетных в Москве, представляла собой выдающийся пример дружбы народов. Будучи славянской по своему духу, управлялась она азербайджанцем, который приехал из стольного града Баку еще в середине восьмидесятых. Сначала он контролировал поставки левой обуви, между прочим, посодействовал расширенным закупкам азербайджанского чая, изготавливаемого из отбросов чайного листа, с началом перестройки немного позанимался поставками оружия в Нахичевань, а потом, при падении платежеспособного спроса, и в Нагорный Карабах, несмотря на известные этнические противоречия. Испытывая неизбывную тягу к легальному бизнесу, подмял под себя два оптовых рынка, взял полностью Рязанский проспект и половину Волгоградки, дотянулся до Котельнической набережной, заимел свой банк на Яузском бульваре и еще один неподалеку от "Балчуга", открыл шесть ресторанов и две станции технического обслуживания "Жигулей". Угнетало его только одно. Его фамилия, совершенно благозвучная на языке независимого азербайджанского народа, в Москве производила жутковатое впечатление. Даже привычные ко всему столичные чиновники, услышав это звукосочетание, икали и долго не могли прийти в себя. Поэтому, намаявшись, бизнесмен вызвал юристов и сказал:
– Так. Я вам бабки плачу. Делайте что хотите, но фамилию надо поменять. Чтобы прилично было, поняли меня?
Юристы все поняли и через некоторое время сообщили хозяину, что никаких проблем с переменой фамилии нет. Существует закон – если фамилия неприличная, то вместо нее можно брать любую. Остается только придумать – какую именно.
Обрадованный хозяин собрал близкий круг друзей, выставил угощение, а когда застолье подходило к концу, объявил конкурс на лучшую фамилию. Кто-то из присных, еще державшийся к этому моменту на ногах, посоветовал:
– Эл Капоне. Фрэнк Эл Капоне...
И рухнул под стол.
С историей движения хозяин знаком не был, но звучание новой фамилии ему понравилось. Поэтому он тут же набрал юристов по ручнику и заявил:
– Эл Капоне будет моя фамилия, Фрэнк Эл Капоне. Чтобы завтра новый паспорт был.
Юристы изготовили новый паспорт одновременно с комплектом визитных карточек. Когда клиент, увидев визитную карточку, начинал медленно сползать по стене, специально обученный человек из сопровождения успокаивал:
– Что вы, что вы, не волнуйтесь, пожалуйста. Он даже не член семьи... просто однофамилец.
А из далекого Азербайджана шли и шли письма и факсы, адресованные Фрэнку Мамедовичу Эл Капоне-оглы.
Но это к слову.
Марка просто трясло от ярости. Он чувствовал себя незаслуженно обиженным, задвинутым в тень, обойденным и несправедливо исключенным из игры. Ведь это же он когда-то заработал те самые первые деньги, на которые в течение многих месяцев существовал "Инфокар". Он сутками просиживал в офисе, влезал в любые мелочи, перехватывал всех приходящих на переговоры и по крохам выдавливал из них информацию о цели появления и планируемом бизнесе. Это он мотался по всей стране – утром в Саратове, вечером в Вильнюсе, завтра в Сургуте, – нажил себе язву желудка и тахикардию. Это он – единственный из всей инфокаровской верхушки – так и не обзавелся приличной квартирой, продолжая жить в двухкомнатной конуре, купленной еще в институтском кооперативе, – с постоянными засорами водостока, вечно текущими кранами и мусоропроводов во дворе. Он продолжал ездить на "Жигулях", когда все уже пересели на "мерседесы" и "вольво", и демонстративно отказывался от любых командировок за границу, иронизируя над Платоном, вечно мечущимся по Европе. Он тянул весь воз повседневной бумажной и организационной работы, замыкая на себя разрывающиеся от звонков инфокаровские телефоны...
