— Но ты ведь вернешь хотя бы часть сегодня вечером, когда будешь проповедовать в Шуджуби?

— Надеюсь.

Урсула может взять его тепленьким прежде, чем он успеет открыть рот, если только Джулиан не отвлечет ее как-нибудь. В больших количествах мана начинает расти сама. Это как деньги: чем больше их у тебя, тем легче добыть еще. Физическое истощение — не лучшее состояние для того, чтобы проповедовать религиозную революцию. Вот идиот чертов!

Джулиан почувствовал, что начинает выходить из себя — когда идешь на каменную стену, это самое последнее дело.

— Ты идешь в Тарг? Собираешься пообщипать перышки Зэцу, да? Где ты, интересно, собираешься взять столько маны?

То, как Экзетер отбил этот мяч, стоило всего остального. Он повернулся и ослепительно улыбнулся своему мучителю:

— В «Филобийском Завете», разумеется.

— Что? — поперхнулся Джулиан.

— Пророчество само по себе обладает маной, старина. Ты что, еще не понял этого? Ведь на пророчество уходит тонна маны, так куда она потом девается?

— Понятия не имею.

— Нет, правда! Каждый раз, когда пророчество подтверждается событиями, оно набирает новую ману от людей, которым это становится известно. Зэц пытается оборвать цепь еще с тех пор, когда нас на свете не было. Он каждый раз терпит неудачу, и каждый раз пророчество от этого лишь усиливается.

Джулиан оступился и чуть не упал, ткнувшись плечом в кожаный щит — тот помог ему вернуться в вертикальное положение.

— Что за вздор! Я ни разу не слышал еще этой теории. Кто тебе это сказал?

— Сам дошел. — Экзетер пожал плечами.

— Я в это не верю!

— Если честно, я и сам верю в это не очень. Но может, Зэц верит? Мне кажется, если бы он напустился на меня в самом начале, в Джоалвейле, со своими громами и молниями, у него были бы шансы пятьдесят на пятьдесят смешать меня с грязью. Он не стал делать этого. Как знать, может, он просто усвоил урок?

— Ты хочешь сказать, он просто позволяет всему этому происходить? Пусть, мол, все идет как идет? Разрази меня гром, старина, но ведь на карту поставлена его жизнь!

Экзетер усмехнулся:

— Это означает, что он не смеет сам заглядывать в будущее. Хоть это ты понял, старина? Заглянуть в будущее и увидеть свою смерть — это конец. Конечно, он может заставить сделать это для себя кого-нибудь другого. Нет, я не сомневаюсь, в конце он будет драться. Теперь он точно знает, что я иду убивать его. Он знает, что у меня есть союзники, но не знает, сколько их и кто они, а ему необходимо знать это, чтобы сводить счеты потом, если он победит. Конечно, он может попытаться нанести еще удар, и не один, но я уверен, он будет беречь силы для последнего поединка.

Черт, идея о том, что «Филобийский Завет» в некотором роде является активным участником событий, казалась невероятной. Но ведь Джулиан сам утверждал, что Экзетер может знать что-то, чего не видит больше никто. Может, это и есть то самое «что-то»? И что существеннее, удержит ли это Урсулу от вмешательства?

— Вот эта долина. — Экзетер указывал рукой на холмы, подступившие к ним неожиданно близко. — Шуджуби у входа вот в эту.

— Ты ведь разведал весь маршрут, да? Ты этим занимался последние два года?

Экзетер только улыбнулся.

Там, где река вырывалась из холмов, чтобы напоить озера и болота, русло ее достигало в ширину почти мили. В это время года оно было все засыпано песком, то там, то здесь виднелись серебристые лужицы и узкие промоины, и по нему не текло ничего, кроме невидимых потоков воздуха — дыхания гор, дыхания, поднимавшего пыль и щедро засыпавшего ею глаза людей. Единственным разнообразием в этой ослепительной белизне были узкие полоски теней от мертвых деревьев, белыми скелетами торчавших из песка.

Тропа обрывалась на северном берегу у ветхой пристани. На воде грустно покачивались два парома. Долгожданная Шуджуби представляла собой кучку хижин из плавника, едва видневшихся в высокой траве; с наветренной стороны к каждой из них нанесло полосу белого песка. Десятка два оборванных жителей деревни разинув рот смотрели на проходившего мимо них Освободителя и его свиту. Должно быть, паломники, уже миновавшие деревню и бредущие теперь по сияющей белой пустыне к месту вечерней стоянки, были для них большим потрясением. Что уж говорить о Сотне с копьями и щитами. А ведь за Сотней тянулась еще длинная вереница людей.

Дальний берег казался бледно-зеленой лентой деревьев и кустов, на фоне которых виднелись остатки храма, наполовину занесенные песком. Даже с такого расстояния Джулиан видел, что вода хорошо потрудилась над развалинами — их словно обглодали гигантские стервятники. Каждый камень был гладко облизан водой, и мало какой из них остался на своем изначальном месте. Однако храм строили на узле, и виртуальность должна была сохраниться. Чертовски мощный узел, говорил про него Экзетер.

Сам он давно уже ушел вперед, к Домми, так что Джулиан снова остался один. Впрочем, он и не особенно огорчался, поскольку ему было о чем подумать. Урсула наверняка попытается остановить Экзетера. Джулиан поймал себя на том, что сам он ищет аргументы, чтобы остановить Урсулу, — значит, он хочет, чтобы революция разгоралась. Почему? Неужели он верит, что у нее есть хоть слабый шанс на успех? Она до ужаса напоминала ему крестовый поход детей, избиение невинных. Конечно, она нанесет ущерб Церкви Неделимого, этого уже не избежать. Вне зависимости от того, уничтожит ли Зэц новую секту еретиков в Таргвейле, или ее просто смешает с грязью и сотрет в порошок Урсула, вне зависимости от всего этого Пентатеон и его традиционная религия могут торжествовать победу.

Чертовски цинично, однако! Если Экзетер будет продолжать и дальше в том же духе, то, когда он дойдет до Таргвейла, у него наберется уйма сторонников. Уж лучше бросить несколько сотен людей, чем вести на верную гибель тысячи? До тех пор, пока Джулиан сам не убедится в том, что у этого бродячего цирка есть шансы на успех, и шансы немалые, нечего и надеяться, что он убедит в этом Урсулу. Лучше даже не пробовать.

Не обращая внимания ни на Шуджуби, ни на глазеющих шуджубийских жителей, Сотня вышла на берег, к пристани. Первые воины спрыгнули с травы на песок. За ними последовали Экзетер с Домми, потом, подняв тучу песка, рядом с ними приземлился Джулиан. Восстановив равновесие, он увидел всего в нескольких ярдах справа от себя Урсулу. Как же ему неохота говорить с ней! Он обещал не предупреждать Экзетера и нарушил слово.