Он задохнулся от охватившей руку нестерпимой боли. Он совладал с собой и продолжил. Мана кипела в его руке не только от охваченных священным ужасом верующих, но и от тридцати новообращенных. Он свершил чудо. Теперь он святой. Капитан рыдал, а половина его людей побросала мечи.

Аморгуш уснула у Доша Кучера на руке, но он ухитрился высвободиться, не разбудив ее. Громко сопя, она перекатилась на бок. Он выскользнул из постели и опустил ноги на мягкий ковер.

В окна струился солнечный свет, играя на шелковых простынях, мраморных стенах и отполированной до зеркального блеска мебели. Даже одной из этих картин в тяжелых золоченых рамах хватило бы, чтобы спокойно дожить до старости… или оказаться на виселице. Ухоженный парк за окнами тянулся до самого берега Джоалуотера. На туалетном столике лежали драгоценности Аморгуш. У него зачесались кончики пальцев, и он поскорее отвел глаза от этого небольшого состояния.

Если он и дальше хочет жить за счет старой Аморгуш, ему придется бороться с искушением. Он нагнулся и подобрал с ковра одежду, сброшенную им полчаса назад. Это была дорогая одежда. Надо отдать должное старой жабе

— она щедра. Да, пожалуй, это все, что можно сказать о ней хорошего. Аморгуш утверждала, что ей сорок, — и как это боги еще не поразили ее за столь явную ложь? Одна из богатейших женщин во всем Джоалвейле, она была и одной из самых глупых, правда, не настолько, чтобы верить словам восхищения, которые он шептал ей ежедневно в это время. Она знала, что он всего лишь наемная сила.

Он натянул розовые льняные штаны и башмаки из ягнячьей кожи, потом любовно затянул свой широкий кожаный пояс. Пояс попал к нему не от Аморгуш. Скорее всего он был изготовлен в Рэндорвейле, хотя Дош стянул его пару лет назад в Мапвейле. Один поворот высвобождал богато украшенную пряжку, а вместе с ней и тонкую полоску стали, гибкую и острую с обеих сторон как бритва; что ни говори — восхитительная вещица. Он любил ее. Маленький бедный Дош всегда ощущал себя нагим и беззащитным, если на теле его не было спрятано хотя бы какого-нибудь оружия.

Он застегнул шелковую рубаху изысканного лилового цвета, искусно расшитую разноцветными полевыми цветами, и постоял минуту у зеркала, восхищаясь собой. Потом пригляделся повнимательнее — не видно ли следов от любовных укусов? Нет, вроде бы все в порядке. Он не без раздражения заметил мелькающую сквозь кудри кожу. Блондины всегда рано лысеют, а он был далеко уже не так молод, как ему хотелось бы. На лбу можно было разглядеть намечающиеся морщины. Он недовольно отвернулся от зеркала.

Старая жаба еще спала, и притом громко храпела. Ну и хорошо, это избавит его от прощального объятия. Его жизнь у Аморгуш была легкой и беззаботной — еще бы, он вполне заслужил такую. Дош довольно ухмыльнулся и направился к двери с сознанием честно выполненного долга. После любовных утех с Аморгуш его обязанности на конюшне казались сущим отдыхом.

В коридоре — ни души. Восхищаясь окружающим его великолепием, он торопливо зашагал к лестнице, намереваясь наскоро принять ванну, чтобы смыть с себя вонь ее духов. Если подумать, его место в доме Бандропса было подарком судьбы. Во-первых, Джоал — самый красивый город во всех вейлах, он предлагал человеку все, о чем только можно мечтать. Во-вторых, платили ему достаточно — денег хватало на все его запросы, даже на самые необычные. Но главное — ему не приходилось опасаться гнева ревнивого мужа, ибо Бандропс прекрасно знал, чем занимается его кучер в часы сиесты.

Собственно, именно Бандропс и взял его в этот дом. Бандропс Адвокат был восходящим политиком — в Джоале это означало человека с повадками паука-убийцы, — от которого ожидали, что при освобождении следующей же вакансии в Клике он купит себе это место. Он женился на Аморгуш ради ее денег, ибо сам предпочитал кого-нибудь вроде Доша. Какое-то время Дошу приходилось ублажать обоих, а это было непростым занятием, впрочем, вскоре хозяин нашел себе нежного пажа помоложе, так что услуги конюха требовались ему лишь изредка.

Когда Дош подошел к лестнице, по ней как раз поднимался не кто иной, как тот самый Пин'т Паж, вспотевший, раскрасневшийся и положительно желанный. Он остановился, и оба не без подозрения покосились друг на друга. Дош слегка опасался, что Пин'т нацелился на его место в кровати Аморгуш. Пин'т же, в свою очередь, опасался посягательств Доша на него самого, хотя до сих пор с завидным упорством сопротивлялся любой попытке Доша сблизиться с ним.

— Жарко? — поинтересовался Дош. — Осень что-то выдалась необычно теплой.

— Ты и сам, похоже, перегрелся немного, — отвечал этот поганец. На лбу его красовался искусно уложенный завиток — хотелось бы Дошу знать, как парень ухитряется сохранять свои волосы в таком идеальном порядке. — Я искал тебя.

— Отлично! Я как раз собирался в баню. Пошли вдвоем.

Пин'т оскорбленно надул губы.

— Тебя хочет видеть хозяин.

Дош с сожалением распростился с мыслью о прохладной ванне. В это время суток Бандропсу скорее всего нужны услуги кучера, а не любовника. Он пожал плечами:

— Тогда мне лучше идти прямо к нему. А ты пока подумай о моем предложении.

— С чего ты взял, что я соглашусь?

— По опыту, мой мальчик, по опыту! — бросил Дош, спускаясь. Проходя мимо пажа, он попытался нежно похлопать его по выпуклой части, однако тот был начеку и отодвинулся. — Я могу научить тебя кое-каким полезным приемам.

— Вот уж не думаю, — отозвался Пин'т.

В этом он наверняка ошибался.

Дош постучался и получил разрешение войти. Кабинет хозяина — роскошный, залитый солнцем — выходил окнами в ухоженный парк. Одни ковры стоили больше, чем можно заработать за всю жизнь. Все свои финансовые дела Аморгуш оставила на усмотрение разумного мужа.

Постоянная сутулость Бандропса только подчеркивала огромный размер его туши. Дош никогда не видел таких пышных и черных бровей, как у Адвоката, и такой совершенно гладкой, сияющей лысины, хотя все прочие части тела Бандропса поросли густой черной шерстью. Бандропс Адвокат был одет в свою любимую свободную шелковую блузу небесно-голубого цвета. Он сидел, положив кулаки на резной стол.