Бредовая интерпретация индивидуального и исторического прошлого включается во многие пси хопатологические синдромы, в частности в конфабуляторный, онейроидный, парафренный. Представление о том, что Я был в прошлом и на самом деле влиял на его процессы, а также способен управлять процессами будущего, обычно подтверждается лишь особыми логическими построениями. Но в этих построениях есть система, которая возможна при создании некоей технологии будущего. Пациенты часто говорят о цикличности и обратимости времени, они обращают внимание на присутствие некой «своей части», которая путешествует во времени. Словом, машиной времени для них являются сами переживания и сознание, а не какой-то механизм. Управление временем «изнутри» сознания пока неразрешённая задача, хотя представления Д. Лики о мозге как биологическом компьютере воплощены уже во множестве кинематографических вариантов путешествий во времени.

Формальные расстройства мышления при психических заболеваниях кажутся самыми технологически неприменимыми, так как технология представляется построенной лишь по логическим законам. Между тем паралогика, вероятно, соответствует не только архаическим, но и несуществующим пока законам логики. Формальное мышление — прекрасный аналог компьютерного языка, а символическое мышление ничем не отличается от мифопоэтического. В целом, формальные расстройства мышления содержат огромный потенциал вариантов и возможностей развития нормативного мышления. Этот потенциал используется в экстремальных ситуациях, а также при создании так называемых метатеорий.

К числу таких метатеорий относятся психоанализ, который пытается структурировать бессознательные процессы, то есть процессы, с точки зрения обычной логики недоступные для причинно-следственной конструкции, физика микромира, теология, теоретическая астрономия, многие направления современной теоретической математики. Большинство современных философских концепций, за исключением материализма и прагматизма, не находят практического применения, и их авторов обвиняют в отвлечённости суждений. Между тем, это означает, что либо для их дешифровки ещё не настало время, либо мы не в состоянии расшифровать скрытый в них уже сегодня практический смысл.

Обсессии — навязчивые состояния, выражающиеся в стереотипном повторении мыслей, действий (компульсии), страхов (фобии), которые преодолеваются строгой последовательностью действий (ритуалов). Потребность в стереотипном воспроизведении обычно обусловлена бессознательным страхом, поэтому данное расстройство практически не отмечается у религиозных людей. Ранее страх преодолевался групповым ритуалом. Следовательно, технологическим преобразованием обсессий в будущем должно быть точное и последовательное воспроизведение ритуалов, образующих межгрупповые связи. Спонтанное стремление к повторяемым стратегическим играм в современном евро-американском сообществе соответствует феерическим мистериям Южной Америки и массовым религиозным праздникам Востока. Стереотипная презентация собственного творчества, вероятно, также может способствовать преобразованию данного синдрома в социально значимый признак.

Многоличностные расстройства предполагают иное воплощение#с характерным изменением стилистики поведения и полным или частичным стиранием памяти на прежнее Я. Вероятным применением идеи многоличностного расстройства является психотерапия множественности в отличие от интегрированной психотерапии, которая культивируется в настоящее время. Об особенности этих расстройств также свидетельствует перспективное изучение зависимости#от процесса памяти, которую, вероятно, следует понимать шире, чем индивидуальную память.

Сумеречные расстройства сознания обычно выражаются в частичной дезориентировке с наплывом зрительных галлюцинаций, нередко встречается деперсонализация и дереализация. Наиболее интересны в сумеречных расстройствах сознания переживания сужения внимания и переживания конкретного «пути», левитации и ощущения трансформации образов окружающего мира. Эти явления в целом близки альтернативным трансальным и фазным состояниям сознания, гипнозу. Новый психотерапевтический бум и мода на «наведенный» транс с помощью нейролингвистического программирования, эриксонианского гипноза, асинхронной речи отражает начало технологического использования психопатологии сумерек, хотя левитационные переживания уже почти сто лет используются в идее воздухоплавания, которая пока, правда, основана не на полёте тела, а на использовании дополнительного аппарата. Возможно, более полное воплощение идеи левитации приведёт к воссозданию биологического Ариэля.

Афазия — расстройство речи или её понимания при сохранности органов слуха и речи. Наибольший интерес представляет не моторная и сенсорная, а семантическая афазия. Моделью семантической афазии является нарушение понимания при прочтении такой системы знаков, которая находится в том же месте, но презентирует иные ценности. В частности, замечательный пример семантической афазии приводит в своих флагах С. Бугаев (Африка), смешивая символы разных политико-эстетических систем. Мрачной перспективой использования психопатологии афазии является семантическое оружие, основанное на деноминации, изменении названий, структур политических и экономических институтов. Принцип семантической афазии преодолевается с помощью прочтения ребуса, который может считаться своеобразным контроружием при афазии.

С. Бугаев (Африка). Ребус № 13

_{Стеклотекстолит, акрил, 110x110,1993}

Этот далеко не полный перечень можно значительно дополнять на симптоматическом уровне. Все психопатологические переживания имеют свои психологические аналогии в фантазиях, пережиточных особенностях мышления.

Целый ряд селективных преимуществ при душевных болезнях заметен при изучении общих соотношений патологических единиц. Мониторинг последних лет показывает нарастание амнестических и афатических расстройств благодаря значительному росту деменций в возрасте сорока пяти — пятидесяти лет, то есть в начале второй половины жизни.

Д. Филов. Опук. Желтая яхта.

_{X, м., 100x120, 1996}

Эксперименты со временем

Обширный опыт применения психоделиков в психиатрии для моделирования психозов вот уже двадцать лет активно имплантируется в тело психотерапии благодаря методикам глубокого дыхания, интервенции (экстремального усиления переживаний), депривационным стрессам, методам второго рождения, а также внушенным сновидениям в гипнозе.

В своё время мода на драматическую медицину привела к тому, что многие психиатры испробовали психотропные и психотомиметические средства и моделировали психозы на себе; в определённом смысле это были эксперименты со временем, так как указанные переживания позволяли проникнуть через призму психопатологии как в прошлое, так и в будущее. Такой внешне деконструктивный опыт помогает, кроме того, лучше понять переживания пациента и, следовательно, более эффективно ему помочь. Кроме того, экспериментальное воспроизведение ситуации психоза имеет познавательное значение, поскольку все оттенки психического расстройства сопоставляются методом внутреннего контроля (эндоспекции) как бы изнутри самого психоза.

В 1997 году в период с 1 по 4 мая, в Ялте, на одной из психотерапевтических конференций мною совместно с профессором А. А. Коробовым была осуществлена попытка деконструктивного эксперимента, в котором приняло участие двадцать шесть добровольцев (психиатров, психотерапевтов и психологов). В течение первой половины дня предпринималась деконструкция сознания, во второй половине дня происходило конструктивное психотерапевтическое воздействие. В группе было четырнадцать мужчин и двенадцать женщин в возрасте от двадцати четырех до шестидесяти четырех лет. Причинами участия добровольцев в эксперименте было простое любопытство, стремление понять и пережить нечто сходное с психотическим опытом пациентов. Единственным условием была спонтанность самовыражения и тщательное слежение за своим состоянием в процессе самонаблюдения (эндоспекции).