Он подтащил тяжелый стол, за которым проходили заседания совета, к окну – заграждение было найдено.
Наследная принцесса вскарабкалась на стол рядом с уже сидевшим на нем братом.
Королева стояла за ними: непорочность защищала непопулярность.
Однако Мария-Антуанетта хотела, напротив, встать вперед и загородить собой детей.
– Так хорошо! – крикнул Жильбер тоном генерала, командующего решающим сражением. – Не двигайтесь!
Дверь едва держалась в петлях; в гуле голосов он различил главным образом женские голоса и понял, что за дверью собрались женщины.
– Входите, гражданки! – пригласил он, отодвигая засовы. – Королева вместе с детьми ждет вас!
Когда дверь распахнулась, людской поток хлынул в зал подобно прорвавшей плотину реке.
– Где она, где Австриячка? Где эта госпожа Вето? – загомонили разом человек пятьсот.
Это была страшная минута.
Жильбер понял, что в это мгновение наивысшей опасности власть человека бессильна и остается лишь уповать на милость Господа.
– Мужайтесь, ваше величество! – шепнул он королеве. – А доброты вам и так не занимать.
Какая-то женщина с растрепавшимися волосами, со сверкавшими – возможно от голода – глазами, размахивая саблей, выскочила вперед, прекрасная в гневе.
– Где Австриячка? – вопила она. – Я ее убью своими руками!
Жильбер взял ее за руку и подвел к королеве со словами:
– Вот она! Королева спросила:
– Разве я лично чем-нибудь обидела вас, дитя мое?
– Ничем, ваше величество, – отвечала простолюдинка, растерявшись от ласкового обращения королевы, а также поразившись величавому виду Марии-Антуанетты.
– За что же вы хотите меня убить?
– Мне сказали, что именно вы губите нацию, – окончательно потерявшись, пролепетала женщина, опускав саблю.
– В таком случае вас обманули. Я вышла замуж за короля Французского; я – мать дофина, вот этого мальчика, взгляните… Я стала настоящей француженкой, я никогда не увижу свою родину: стало быть, я могу быть счастлива или несчастлива только во Франции… Увы, я была счастлива, когда вы любили меня!..
Королева горестно вздохнула.
Женщина выронила саблю из рук и зарыдала.
– Ах, ваше величество! – всхлипывала она. – Я же вас совсем не знала: простите меня! Какая вы добрая!
– Продолжайте в том же духе, ваше величество, – шепнул королеве Жильбер, – и вы не только будете спасены, но через четверть часа вся эта толпа будет у ваших ног.
Оставив королеву на попечении трех подоспевших гвардейцев, а также военного министра Лажара, появившегося вместе с толпой, Жильбер поспешил к королю.
Король только что столкнулся с такой же угрозой. Людовик XVI пошел на шум: в ту минуту, как он входил в залу Лей-де-Беф, дверь затрещала под ударами, и образовавшиеся щели ощетинились остриями кинжалов, наконечниками копий, лезвиями топоров.
– Отоприте! – крикнул король. – Отоприте – Граждане! – громко обратился к восставшим г-н д'Эрвили. – Зачем же взламывать дверь: король и так приказал вас впустить.
Тем временем засовы были отодвинуты, ключ повернулся в замке, и наполовину разбитая дверь, жалобно скрипнув, повернулась на петлях.
Господин Аклок и герцог де Муши успели подтолкнуть короля к оконной нише, а несколько находившихся в зале гренадеров опрокинули скамьи и свалили их перед королем.
При виде толпы, с криками, оскорблениями, завываниями заполнявшей зал, король не удержался и воскликнул:
– Ко мне, господа!
Четверо гвардейцев в то же мгновение выхватили сабли из ножен и выстроились по обеим сторонам от короля.
– Сабли в ножны, господа! – приказал король – Держитесь поблизости от меня, вот все, о чем я прошу.
В самом деле, приказание это было исполнено вовремя. Огромные сабли едва не вызвали вспышку.
Какой-то человек в рубище, с голыми руками и с пеной у рта, бросился на короля.
– А-а, вот ты где. Вето! – выкрикнул он.
Он попытался ударить короля ножом, привязанным к длинной палке.
Один из гренадеров, вопреки приказанию короля еще не убравший саблю в ножны, отвел удар.
Совершенно оправившись от испуга, король сам отстранил гренадера со словами:
– Не нужно, сударь! Чего я могу опасаться перед лицом своего народа?
Шагнув вперед, Людовик XVI величественно – чего никто от него не ожидал, – с мужеством, дотоле ему несвойственным, подставил грудь под направленные в его сторону ружья, пики, топоры и ножи, – Тихо! – перекрывая немыслимый гвалт, раздался чей-то зычный голос. – Я хочу говорить.
Даже пушечный выстрел вряд ли был бы услышан в этой бушующей толпе, однако голос этот заставил всех смолкнуть.
Принадлежал он мяснику Лежандру.
Он вплотную приблизился к королю.
Его немедленно обступили со всех сторон.
В эту минуту какой-то человек возник, словно по волшебству, как раз напротив зловещего двойника Дантона; король узнал Жильбера; доктор был бледен, но спокоен.
Король вопросительно на него взглянул, будто говоря:
«Что вы сделали с королевой, сударь?»
Доктор в ответ улыбнулся, словно хотел сказать: «Она в безопасности, государь!»
Король поблагодарил Жильбера кивком головы.
– Сударь! – молвил Лежандр, обращаясь к королю. При слове «сударь», словно указывавшем на отрешение короля от власти, государь подскочил как ужаленный.
– Да, сударь.., господин Вето, я с вами говорю, – повторил Лежандр. – Вот вы и слушайте, потому что вы существуете на свете для того, чтобы нас слушать. Вы – предатель, вы всегда только и делали, что обманывали нас, да и теперь обманываете; но берегитесь! Чаша народного терпения переполнена, народ устал и от ваших заигрываний, и от ваших обещаний.
– Я вас слушаю, сударь, – проговорил король.
– Тем лучше для вас! Вы знаете, зачем мы сюда пришли? Мы явились требовать от вас санкционировать декреты, а также вернуть министров… Вот наша петиция.
Вытащив из кармана и развернув бумагу, Лежандр прочитал ту же угрожающую петицию, которую он прочитал раньше в Собрании.
Король выслушал, не сводя с него глаз; когда чтение было окончено, король, не теряя присутствия духа, заметил:
– Я сделаю все, что требуют от меня законы и Конституция.