Тут к ним с любезной улыбкой подошел Маликорн.

– Удалитесь, господин Маликорн, – приказала Монтале. – Вы, право, очень нескромны.

Маликорн прикусил губу и, ни слова не говоря, отступил на два шага назад. Изменилась только его улыбка: из добродушной она стала насмешливой.

– Вы хотите получить объяснения, господин Рауль? – заговорила Монтале.

– Мое желание вполне понятно. Луиза де Лавальер – фрейлина принцессы?

– А почему бы ей не быть фрейлиной, как и мне? – спросила Монтале.

– Примите мои поздравления, – поклонился Рауль, чувствуя, что ему не хотят дать прямого ответа.

– Вы это говорите не слишком любезно, виконт.

– Да?

– Гм! Пусть судит Луиза.

– Может быть, господин де Бражелон считает, что это место слишком почетно для меня? – смущенно произнесла Луиза.

– О нет, дело совсем не в этом, – горячо возразил Рауль. – Вы отлично знаете, что я этого не думаю. Меня не удивило бы, если бы вы заняли трон королевы, не говоря уже о месте фрейлины. Меня удивляет только, что я узнал об этом лишь сегодня, случайно.

– Ах, правда, – со свойственным ей легкомыслием ответила Монтале. Ты ничего не понимаешь, да и не можешь понять. Виконт написал тебе четыре письма, но в это время в Блуа была только твоя мать. Я не хотела, чтобы эти письма попали в ее руки, и потому перехватила их и отослала виконту. Таким образом, он думал, что ты в Блуа, между тем как ты была в Париже, и не знал, что твое положение изменилось.

– Как! Ты не послала известия об этом господину Раулю, как я тебя просила? – воскликнула Луиза.

– Вот еще! Чтобы он напустил на себя суровость, начал проповедовать непререкаемые истины и испортил все, чего нам удалось добиться с таким трудом? Конечно, нет.

– Так я очень суров? – спросил Рауль.

– К тому же, – продолжала Монтале, – мне так хотелось, чтобы Луиза стала фрейлиной. Я уезжала в Париж. Вас не было. Луиза заливалась горючими слезами Понимайте как хотите. Я испросила своего покровителя, того, кто достал мне патент, достать такой же для Луизы. Бумагу прислали. Луиза уехала, чтобы заказать себе платья. Я осталась, потому что мои были уже готовы. Я получила все ваши письма и переслала их вам, написав несколько слов, пообещав вам сюрприз. Вот вам и сюрприз, дорогой виконт.

Мне он кажется неплохим; большего не требуйте. Ну, господин Маликорн, пора оставить эту пару вдвоем: им нужно о многом поговорить. Дайте мне руку. Видите, какую я вам оказываю честь?

– Простите, мадемуазель Де Монтале, – сказал Рауль, останавливая шаловливую девушку и говоря с серьезностью, которая совершенно не гармонировала с тоном Монтале. – Простите, но не могу ли я узнать имя вашего покровителя? Потому что, если вам оказывают покровительство по каким-нибудь основаниям… – Рауль поклонился, – то я не вижу причины, по которой такое покровительство оказывается и мадемуазель де Лавальер.

– Боже мой, – перебила его Луиза. – Дело очень просто, и я не знаю, почему я не могу вам сказать этого Сама… Мой покровитель господин Маликорн.

На мгновенье Рауль остолбенел, спрашивая себя, не смеются ли над ним.

Потом обернулся, чтобы обратиться к Маликорну, но молодой человек был далеко: его уже увлекла Монтале.

Лавальер сделала шаг вслед за подругой, но Рауль с мягкой настойчивостью удержал ее.

– Умоляю вас, Луиза, – попросил он, – еще одно слово…

– Но, Рауль, – ответила она краснея, – все ушли… Начнут волноваться, нас будут искать.

– Не бойтесь, – улыбнулся молодой человек. – Мы с вами не такие важные лица, чтобы наше отсутствие было замечено.

– Но моя служба, Рауль?

– Успокойтесь, я знаю придворные обычаи – ваши дежурства начнутся с завтрашнего дня; значит, у вас есть несколько минут, я вы можете объяснить мне кое-что, о чем я хочу вас спросить.

– Как вы серьезны, Рауль! – с беспокойством сказала Луиза.

– Видите ли, обстоятельства тоже очень серьезны. Вы меня слушаете?

– Да, конечно. Только, сударь, повторяю, мы совсем одни.

– Вы правы, – согласился Рауль.

И, подав ей руку, он провел молодую девушку в галерею, помещавшуюся рядом с приемной залой и выходившую окнами на площадь. Все столпились у среднего окна с – наружным балконом, откуда можно было видеть во всех подробностях приготовления к отъезду.

Рауль открыл одно из боковых окон и остановился подле него с Лавальер.

– Луиза, – сказал он, – вы знаете, что я с детства любил вас как сестру и доверял вам все мои огорчения, все мои надежды…

– Да, – ответила она тихо. – Я знаю, Рауль.

– Со своей стороны, вы тоже относились ко мне дружески и доверяли мне. Почему же при этой встрече вы не смотрите на меня как на Друга? Почему вы мне больше не доверяете?

Лавальер ничего не ответила.

– Я думал, что вы меня любите, – продолжил Рауль, и голос его задрожал. – Я думал, что вы разделяете со мной мечты о счастье, которым мы предавались, гуляя вместе по аллеям Кур-Шеверни и под тополями дороги в Блуа. Вы не отвечаете, Луиза?

Он на мгновение замолк.

– Может быть, – спросил Рауль с дрожью в голосе, – вы меня больше не любите?

– Я этого не говорю, – тихо сказала Луиза.

– О, ответьте мне, прошу вас. Вы моя единственная надежда. Я полюбил вас, такую тихую и скромную. Не позволяйте ослепить себя, Луиза. Тетерь вы будете жить при дворе, где все чистое портится, все новое старится…

Луиза, будьте глухи, чтобы не слышать того, что говорится вокруг; закройте глаза, чтобы не видеть дурных примеров. Сомкните уста, чтобы не вдыхать растлевающего воздуха. Луиза, скажите мне без отговорок, могу ли я верить тому, что говорила Монтале? Луиза, скажите, правда ли, – вы приехали в Париж потому, что меня не было в Блуа?

Лавальер покраснела и закрыла лицо руками.

– Да? Это правда? – вскричал взволнованный Рауль. – Вы приехали из-за этого? О, я вас люблю так, как еще никого не любил. Благодарю вас, Луиза, за преданность; но мне необходимо принять меры, чтобы защитить вас от возможных оскорблений, предохранить от малейшего пятна. Луизу фрейлина при дворе молодой герцогини, при теперешних легкомысленных нравах и непостоянных увлечениях, подвергается унизительным ухаживаниям и ни у кого не находит защиты. Эта обстановка не для вас. Чтобы внушить к себе уважение, вам надо выйти замуж.