Раздел второй
О знании
Глава пятая
Определение знания
Достижение нашей цели в качестве определения знания требует анализа употребления этого термина. Предположим некое событие А, которое в действительности произошло и иное событие B, которого не было. Также в рамках нашего мысленного эксперимента присутствует некто, кто осведомлен обо всех этих событиях. Этот некто решает рассказать о них другим агентам, и в обоих случаях начинает повествование со слов: «А ты знал, что…?». Один из агентов, кому было рассказано о событии B, осведомлен о настоящем положении дел, в силу чего он способен опровергнуть заявления рассказчика. Итак, в отношении кого из действующих лиц можно сказать, что он нечто знает: рассказчика с его сведением о лжи или агента, имеющего сведение об истинном положении дел? Правильное рассуждение приведет к нам выводу о наличии знания у того агента, который осведомлен об истине. По итогу на данном примере из обыденности мы обнаруживаем, что знание — это сведение об истине.
Но чем же в свою очередь является сведение? Ничем иным как опытом в самом общем значении этого слова. Однако мы можем заметить, что опыт как явление сам по себе различен в отношении категорий истины и лжи, т. е. не всякий опыт содержит в себе истину. Постольку же мы различаем и сведения как истинные или ложные. Теперь мы имеем возможность дополнить выдвинутое ранее определение. В конечном счете знание — это опыт истины.
Глава шестая
Вера и знание
Исходя из сути этих двух понятий, мы можем разграничить их друг от друга. Итак, говоря о вере, мы имеем ввиду не основанные на опыте убеждения. Например, вера в успешное будущее. Ясно, что опыта будущего нет в настоящем моменте, а постольку нет и знания о будущем. Всякий же прогноз не может считаться знанием по той же причине: все же необходимо столкнуться с прогнозируемым явлением, т. е. получить опыт этого явления, чтобы получить и знание о нем. То есть прогноз до момента его верификации опытом1 не является знанием. Кроме того, вера не ограничена осмысленными определениями — мы можем наблюдать явления веры в отношении существ, статус которых утверждается как недоступный опыту. Очевидно, опираясь на сказанное мною ранее, что определения, референт которых якобы есть, но недоступен опыту, в силу этого своего свойства делает свое определение бессмысленным. Например, говоря о боге, люди имеют ввиду исключительно сущность, как раз недоступную опыту. Это наглядный пример того, как определение теряет свой смысл через приписание ей внеопытного референта. Из опытной природы языка следует, что изначально всякое определение имеет своим референтом именно явление, доступное эмпирии, ведь иначе неясно, что и покуда определяется, знание о нем невозможно. Соответствуя этому факту о языке, всякое языковое определение ему подчиняется и тем самым является осмысленным. Если же определение теряет своего эмпирического референта, обретая трансцендентный — налицо спекуляция понятиями, противоречащая условиям осмысленности определений. Таким образом, всякое заявление о внеопытной сущности, например, Бога — бессмысленно; желая же осмысленно говорить о Боге, нам необходимо обратиться к изначальному референту этого определения. В то же время знание — вещь строго осмысленная, что следует вообще из определения знания, ясно отличающего знание как осведомленность именно об истине от любой иной осведомленности.
Вера не утверждает ничего конкретного, ее наличие на определенном этапе вместо знания выказывает сомнения и неопределенность, присущие данному этапу. Следовательно, вера — вещь неопределенная, а знание — исключительно определенная.
Итак, вера и знание в нечто одно справедливо не могут существовать одновременно: нечто не зная, обоснованно мы можем только верить, а наличие у нас знания лишает веру места за наличием фактов, устраненной неопределенности.
Глава седьмая
Интуиция и знание
Интуиция основана на знании
Прежний опыт я и называю здесь знанием, и он есть основа интуиции. Однако, прошу заметить, что мы имеем дело с отличным от явления памяти феноменом. Говоря о памяти, прежний опыт, сохранившийся в памяти (т. е. который мы помним), буквально есть знание (в обозначенных ранее границах). Когда мы нечто вспоминаем, в нас возрождается знание о том, что является объектом нашего воспоминания. Помнить значит все еще знать. Поэтому очевидно, что когда-то знание какой-то вещи, что не отложилось в памяти, более не является знанием, поскольку теряя память об этом нечто мы буквально теряем осведомленность об истине.
Возвращаясь к теме интуиции будем держать в голове тот факт, что я изначально разграничил ее от памяти, связь которой со знанием я определил выше. Дело в том, что прежний опыт (знание) интуицией реализуется в форме основы предсказания иных явлений, о которых еще нет опыта, а значит и знания (в известных границах). Состояние интуиции позволяет нам действовать так, словно мы имеем знание непосредственно того, с чем мы еще не сталкивались. Еще более нас впечатляют ситуации, когда интуитивное представление совпадает с реальностью (что нам становится ясным лишь после опыта), якобы подтверждая свой статус знания того, о чем еще не было опыта, создавая своей сущностью противоречие. Но факт в том, что тот прежний опыт суть опыт других явлений, пусть и в определенной мере схожих с тем, о чем интуиция создает иллюзию наличия опыта, на самом деле еще не случившегося. Это и не дает назвать интуицию знанием конкретно того, что является предметом ее предсказания.
Глава восьмая
Критика научного знания
Проблема индукции
Исходя из определения знания ясно, что знаем мы лишь постольку, поскольку имеем надлежащий для того опыт. Соответственно, утверждать наше знание мы можем лишь на ту ограниченную область явлений, о которых мы обрели опыт. Результатом всякой операции обобщения за пределы явлений, о которых мы получили опыт, будет лишь гипотеза, еще лишь нуждающаяся в верификации опытом. Вообще заявлять, будто эти обобщенные данные есть знание мы не можем в соответствии с тем, что было сказано ранее об условиях знания. Таким образом, наука в неведении о том, о чем не имела опыт. Чтобы получить знание о том, что тяготение, которое поспешили окрестить всемирным, сохранит свою силу и завтра — нужно получить опыт завтрашнего дня. Уже вполне очевидно, почему до того момента мы не можем знать об этом. Оправданное утверждение законов природы на данный момент невозможно. Науке невозможно посягать на объяснение всего, пока она оперирует частным опытом. Только этот частный опыт и подчинится объяснению. Только этот частный опыт и является объектом знания.
О научных теориях в свете проблемы индукции
Ясно, что наука стремится к знанию, а особенно к все менее частному. К такому знанию, которое охватит собой максимально возможную область. Но как сейчас было показано, эта возможная область ограничена строго частным опытом, а всякое обобщение за пределы этого опыта не имеет ценности как знание, а скорее являет собой предположение (гипотезу), что не укладывается с озвученной целью науки. В сущности любая теория ограничена определенным частным опытом, а потому как знание относится лишь к этому опыту. В отношении же явлений обобщения, находящихся за пределами тех, о которых есть опыт, это суть гипотеза. Таким образом, призванные объяснить все, теории, сохраняя свой статус знания, относятся лишь к данному частному опыту.
Проблема дедукции
