И как можно понять из мимики лица адвоката самой судьбы, то его совет потерпевшему, как всегда уравновешен и разумен, как на него не посмотри и не посуди.
– Око за око и зуб за зуб. – Очень лёгкую арифметику и алгоритм расчёта мер взвешивания вины предлагает адвокат потерпевшему. И как бы тому не желалось воздать сторицей, многократно и до предела сидящему мерзавцу на скамье обвиняемых, – как минимум, четвертовать его надобно, чтобы остальным неповадно было садиться за руль пьяным, – он, скрепя зубами, принимает это требование к нему адвоката.
– Я готов. – Из глубины себя говорит потерпевший, глядя куда-то в неведомую даль.
– К чему готов? – ничего и не поняла из сказанного судья, так растерянно отреагировав на слова потерпевшего.
– Вынести приговор. – Как само собой разумеющееся и должно говорит вот такое потерпевший, поднимаясь на ноги со своего места.
А судья, как и все остальные присутствующие в зале для заседаний люди, прямо поражены вот такой постановкой вопроса по вынесению судебных решений, которые на себя решил взять потерпевший, на кого теперь все с опаской смотрят, небезосновательно подозревая наличие у него спрятанного где-нибудь на теле огнестрельного оружия. С помощью которого он, вначале заставив всех замолчать, вынесет приговор, – расстрел на месте, в зале суда, – а затем уже приведёт в исполнение вынесенный собой приговор. – Прямо в темечко.
И тут как не растеряться из-за большого опасения оказаться на линии огня вынесения потерпевшим приговора. Где даже судья, кто имел полное юридическое право оспорить вот такое самозванное право потерпевшего на вынесение приговора, – вам полагается лишь выразить несогласие с решением суда, а всё то, что вы тут задумали, есть самоуправство и ваша самонадеянность, – сочтя свои аргументы по переубеждению потерпевшего не шибко значительными, – да посмотрите на него, он не в себе он горя и гнева, а это есть состояние чрезвычайного аффекта, которое в некоторых случаях позволяет вынести беспрепятственно со стороны закона приговор, – решает промолчать и подождать предоставления потерпевшим более существенных фактов и улик своего преступления границ законов. Всё-таки у нас ещё не судят людей за их намерения, к чему тут многие пытаются принудить вашу честь. Так что давайте подождём, что скажет потерпевший, а уж затем будет действовать исходя из тех причин, которые оставит нам после себя потерпевший.
В общем, потерпевшему даётся со всех сторон, за исключения стороны обвиняемого в преступлении (но он сам этого добивался, напиваясь в стельку и садясь за руль) карт-бланш на вынесение решение по рассматриваемому сейчас делу. И потерпевший, как и обещал с первых слов, продемонстрировал свою готовность быть лицом, отвечающим за свои слова не только своими словами, но и действиями, и он, наконец, поднялся на ноги, чтобы… Вначале пронзить ненавидящим взглядом обвиняемого. Что может лишь есть демонстрация предвзятости мнения к обвиняемому, да и личная неприязнь не является достаточным аргументом для доказательств подлых намерений обвиняемого, которыми он всегда руководствуется во всех своих действиях, и это всё пропускается.
– Приговор земного суда – это есть всего лишь отсрочка настоящего суда за свои прегрешения. И чем дольше будет длится эта отсрочка для самих вершителей справедливости и его значений возданий за прегрешения, а также ответчику за них, себя виной замаравшего перед своим создателем, от истинного возмездия за дела свои, то тем разумнее времени будет вам дано для осмысления собой творимых дел. Ведь ответ и итог всему уже моей дальнейшей жизнью предопределён. Я живу до момента смерти виновника в смерти моей души. – Посаженным на хриплость голосом всё это произнёс свидетель смерти своей души, по окончанию своей речи подкосившийся в ногах и осевший на скамью. От звука удара об которую неожиданно взбадривается ваша честь, с истерикой в лице подскочившая на месте и выкрикнувшая замечание потерпевшему:
– Это что, угрозы?!
– Мне надо посоветоваться с адвокатом. – Вот такую немыслимую по резкости наглоту заявляет потерпевший, обращаясь к своему адвокату слухом. Тот ему что-то шепчет такое, из чего только одно еле слышно доносится: «Зуб за зуб требуй пока что. Это сейчас актуально», и потерпевший даёт ответ вашей чести:
– Она самая. – Говорит потерпевший и вынимая из кармана шёлковую нить, с петлёй на конце, добавляет. – И к ней хочу добавить дополнение. Зуб за зуб требую.
Итак кульминационно оно для всех, кто это требование потерпевшего слышал, звучит, что не почувствовать, как оно отдалось на одном из зубов в своей челюсти (на том, который всё последнее время не даёт покоя и требует, и требует для себя жёсткого внимания; а такие всегда есть, сладкоежки чёртовы), просто невозможно, и ты невольно за него ментально хватаешься, пытаясь заодно языком пригладить его и загладить свою перед ним вину и эту новую возникшую в нём нервность. Он ведь точно начал подозревать, к чему в итоге его готовят во время посещения одного медицинского центра, только с твоих слов по оказанию медицинской помощи так разболевшемуся зубу.
И за всем этим одёргиванием на себя и на собственные насущности, Илья, кто находился в числе тех людей, кто стал свидетелем всего происходящего в зале суда (каким образом он там оказался, лучше не спрашивайте, он и сам толком не знает, глядя на всё вокруг в пол сонного глаза), на некоторое время отвлёкся от всего важного и происходящего со стороны судебной коллегии и мест для свидетельских и другого рода показаний, и это всё привело к тому, что он упустил тот момент, когда заседание вдруг решило на всём этом завершиться, а он, захваченный врасплох потоком движения людей на выход, коих оказалось на удивление не мало, со своими блуждающими и последственными мыслями оказался в гуще этого движения, не соображая, как он здесь оказался. И само собой Илья, как и всякий человек, чтобы окончательно не затеряться и не потеряться в этом бурном и столь разношёрстном потоке людей, принялся искать для себя хоть какие-то ориентиры.
Ну а что это могут быть ориентиры, то он и сам не знает, крутя свою голову по сторонам, подвергая себя тем самым другой опасности – споткнуться на ступеньке лестницы, на которую он вслед за всеми вступил и организовать тем самым уже селевой поток, с выносом всего, что на его пути встанет. А пока что на его и пути людей в этом бурном потоке встаёт проходная арка, с двумя проходами в неё, со своим кардинальным выбором выхода для себя не только отсюда, а приведи тебя туда, куда не дай боже и юриспруденция привести, которая здесь определяет закономерность и правомерность выбранных тобой путей и дорог. И что самое для тебя здесь сложное, то этот выбор нужно сделать быстро, на ходу и с давлением на тебя всего этого людского потока вокруг, если его рассматривать фигурально, то являющимся общеустановленной нормой взглядов общества на поступки людей. Где такие-то считаются моральными и нравственными, а вот такие-то поступки просто недопустимы и только до греха тебя доведут.
Ну а человек такая свободная личность, а, по другому мнению, скотина, что всегда хочет идти вопреки общему мнению, чтобы значит, выделиться и обозначить свою индивидуальность и автономию права. И Илье, как вот такой свободной личности или ослу, как субъектности скотского значения по определению категорически с ним не согласных людей, которые от своего бессилия и награждают других людей вот такого рода клише (обзываются, в общем), не хочет плыть по течению, и ему хочется самому делать выбор своего дальнейшего пути, хоть и из такого скудного предложения, которые предполагают и несут собой эти два прохода в арку.
И Илья даже уверен в том, что эти два пути ведут к одному и тому же месту, а разница в них заключается лишь в направлении осуществляемого по ним движения. Один проход работает на выход, а другой на вход. Ну а то, что человек использует оба эти прохода только на реверс, на выход, то ответ на этот вопрос лежит во внутренней организации жизни человека, никогда не ищущего для себя сложных путей, как бы он не говорил обратного. И он, чтобы ускорить свой выход из здания суда, взял и выбрал для себя путь, который ближе к нему и менее толкотливый. И в общем, жизнь своей вот такой реализацией на свои открытия, ещё больше сбивает философский настрой Ильи, решившего в ней покопаться на основании своих впечатлений, вынесенных из зала суда. Где он столкнулся с вопросами осмысления жизни, через которые человек ищет себя, а реалии жизни всё это пытаются в тебе разбить, всё переводя в такие упрощения.
