– О чьей смерти?! – несколько всё-таки запоздало задался этим вопросом к себе Константин. А задаваться этим вопросом к своему неизвестному собеседнику, тоже как-то не комильфо и не с подвигается, да и не выходит, раз он, этот охреневший тип в конец и уж точно не джентльмен, без всякого предупреждения взял и вышел из сети, падла. И Константину, про себя не раз чертыхнувшемуся и трёхэтажным матерком прошедшему по этой падле ответчику, ничего другого не остаётся делать, как с твёрдым намерением не идти на поводу желаний этого типа, – а вот теперь хрен я приду туда, куда ты просишь, – перейти назад, на прежнюю страницу и прочитать более внимательно, что в себя включает это уведомление.
Но там, как и ожидалось Константином, ничего ясного и проясняющего не было отпечатано, и за что можно было там фактически зацепиться, так это только за время и место вручения этого свидетельства. И если ко времени у Константина не было никаких претензий, – там был указан промежуток рабочего времени, – то вот указанное место в этом уведомлении, – здание городского суда, кабинет номер 17, – вызвало немало вопросов у Константина. Чего-то сразу и даже спустя время так и не смогшего для себя объяснить вопрос касательства такого рода события с тем, что в себе заключает юриспруденция, право человека на справедливость.
– Нет, конечно, при хорошем воображении, которым часто болезненно страдают судьи, можно соединить несоединимое, приплюсовав ко всему этому делу суд божий. Без чьего соизволения и решения не производятся вот такие регистрационные действия. Но… – Так рассуждал Константин и спустя те сутки, которые его отделяли от назначенного места в присланном уведомлении, то есть в здании суда. Куда он всё-таки приплёлся, не имея сил и возможности противостоять силе убеждения собственного любопытства, так и требующего от него разобраться в этом вопросе. И сейчас Константин, добравшись до кабинета под номером 17, который оказался, как это неожиданно (!), заперт, пристроился к окну напротив этого кабинета, и изучал в него какие там есть виды, в общем пялился в него без всякой цели, выжидая время прихода хозяина этого кабинета. Кто видимо работает не по часам обозначенного на дверной табличке рабочего времени, а эта канцелярская крыса, – а в канцеляриях только такие и работают, – считая себя тут незаменимыми работником, – кроме меня никто так хорошо не запрячет интересующее прокурора дело, – вёл для себя свой временной отчёт.
– Мой рабочий день начинается с того самого времени, когда я сочту для себя удобным. – Вот так рассуждал этот гад, как однозначно был уверен Константин, высматривая из окна на улице человека сильно похожего на его представления об этом гаде из этой канцелярии. И как бы шанс на его нахождение со стороны Константина не был ничтожно мал, у Константина появляется уверенность в его нахождении. – Этот гад определённо присутствует вон в том типе, с таким упорством не сводящим с меня своего взгляда. – Хоть и несколько странно драматизировал сейчас ситуацию Константин вокруг одного уличного прохожего и в самом деле остановившегося у здания суда, на прилегающей к нему площади и с этого места наблюдающего за тем, что делается и происходит именно в том окне, в котором стоит Константин, в ответ в его сторону наблюдающий, но это всё отвечало создавшейся вокруг Константина ситуации. Где он итак не знал, что думать насчёт своего сюда приглашения, а когда он всё-таки сюда пришёл, то его ещё тут так нагибают на всякие неуравновешенные мысли, вот он и начинает всякое себе надумывать насчёт попавшихся ему на глаза людей.
– И что ты на меня так уставился? – мимикой своих губ вопрошает этого типа на улице Константин, даже не скрывая этого обращённого к прохожему вопроса. Но видимо дальнее расстояние не позволяет этому прохожему рассмотреть эту вопросительную мимику лица Константина, и он продолжает беззвучно вести наблюдение за ним, раздражая Константина этой своей недальновидностью взглядов. И у Константина даже возникают на его счёт пораженческие мысли. – Мол, он меня не видит из-за этих оконных бликов.
Что вполне может быть. И Константин, человек более чем настырный и упрямый до предела, чтобы значит, свести на нет этот светоотражающий и искажающий нужную для него реальность эффект стекла окна, прижимается лицом к окну и через это своё лобное и мысленное упорство достигает неожиданных для себя открытий – он к полной для себя неожиданности теперь видит интересующего прохожего не одного, а в крепкой спайке с прохожей. И то, что она сильно неотличима от него внешне, видимо и послужило тому, что Константин сразу и не обратил на неё внимания, пропустив мимо себя.
К тому же наличие в руках этого типа раскрытого зонта, само собой чёрного цвета (сюда не приходят в приподнятом духе, а присутствие во всём себе выражение скорби, говорит о вас, как о здравомыслящем человеке, понимающим очень верно, что зарекаться в таком деле, как суд человеческий, более чем напрасное решение), сливает окружающую его детализацию мира, в том числе и тех, кто рядом с ним, как оказывается, сейчас находится. И Константин, глядя на них, может только опираться на своё насчёт них кажется, что может быть или не быть с их стороны. А в частности, с каким прицелом и значением они проявляют в его сторону такое пристальное внимание и ведут между собой заметливую беседу. И Константину очень близко к ним и происходящему с ними опять кажется (для этого есть все предпосылки, связанные с его ожиданием на нервах и взводе открытия двери канцелярии и того, что ему так непонятно его там ждёт), что он в той же близости находится к тому, о чём они сейчас меду собой говорят. И что удивительно для вот так структурированного разумом Константина события, то они ведут разговор не о нём, как всегда думается сторонним наблюдателем, а они вели философскую беседу о более высоких материях.
– Смерь всех рассудит. – С внутренней иронией и в чём-то язвительностью процедил сквозь зубы незнакомец с зонтом, не сводя своего взгляда со здания суда. – Очень верный постулат. И его, в виде концепции эпилога, стоит повесить над дверьми этого здания, храма правосудия.
– Я как понимаю, то нам сюда. – Приземляет человека с зонтом, стоящая рядом с ним незнакомка. Человек с зонтом никаким образом не показывает, какую реакцию вызвали эти её слова у него, и он с прежней хладнокровностью и созерцанием за предстоящим перед ним говорит. – Ты верно понимаешь. Человек живой не может не искать справедливости в жизни. И её поиск есть один из концептуальных приоритетов его жизни. Ведь поиск справедливости для человека есть поиск самого себя. Мера весов по которой измеряется истина, которая есть фундамент человеческого мировоззрения, через фокус которого он и оценивает мир и себя в нём. И кто жил, тот будет замечен в этом поиске самого себя.
– Ну а если сузить наши границы поиска? – и опять эта она пытается перебить человек с зонтом с его объёмной мысли.
– Посмотрим на последние решения судебных органов насчёт переоформления и перевода человека из живого в мёртвого. – С той же нейтральностью ко всему даёт ответ человек с зонтом.
– Всё же мне кажется, что нам не сюда. – Говорит она, посматривая в сторону здания суда.
– А по мне было бы странно, если бы акт о смерти человека оформляла бы какая-нибудь канцелярия, а не орган уполномоченный определять суть и качество человека. – Говорит незнакомец, своим вот таким заявлением одёргивая Константина от окна и переведя его взгляд в сторону двери канцелярии, о которой так нелицеприятно и бесполезно для него высказался тот тип с улицы. И Константин начинает подозревать о том, как ловко он был кем-то одурачен и если его здесь что-то и ждёт, то насмешка и искренний смех людей из канцелярии, вот же они удивятся, когда Константин объяснит им причину своего к ним прихода.
И понятно, что Константин ещё сильней разволновался и рассердился на самого себя, такого легковерного, кого так запросто было можно убедить в любой очевидной глупости – нужно лишь правильно расставить акценты. И только Константин всё это о себе понял и даже осознал в раздражении и с желанием немедленно всё это исправить, отсюда удалившись, для чего он и предпринял направленные в сторону ухода действия, – он принялся разворачиваться на свой уход отсюда, – как он к своей огромной неожиданности и в той же степени недоверию к тому, что так быть может, чуть ли нос в нос и упор наталкивается на того самого типа в окне, но уже находящегося перед ним здесь без зонта, но с тем же сопровождающим его лицом.
