Утром следующего дня Черубина и Альфред продолжили свое расследование. Стало очевидным, что теперь нужно выяснить, кто и зачем подменил серьги Евгении.

Первое подозрение пало, естественно, на Веру, но поговорить с ней сейчас не представлялось возможным, она еще находилась в больнице. Необходимо было как-то разузнать про окружение Эжен в Мариинском театре. Ведь она упоминала каких-то завистников. Нужно встретиться с кем-нибудь, кто хорошо знает закулисную жизнь Мариинского.

Альфред предложил свою помощь.

– У нас с отцом был большой заказ от Мариинского театра на бутафорские украшения для оперы Римского-Корсакова «Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии». Я хорошо знаком с художником костюмов – Авериным Аполлинарием Яковлевичем и могу позвонить ему, в доме его есть телефон. Встречу можно назначить у театра или же там, где ему будет удобно.

С Авериным Черубина и Альфред встретились в кофейне «Англия». Аполлинарий Яковлевич жил неподалеку и был рад приглашению. Это был уже не молодой, но явно молодящийся мужчина, одетый, как и подобает костюмеру, весьма продуманно, с большим вкусом. Черты лица его были приятны и выдавали в нем дамского любимца в прошлом, а, возможно, и в настоящем. Он давно служил в Мариинском и считал себя знатоком всех закулисных тайн. Словоохотливость его не оставляла сомнения в том, что Черубине удастся узнать то, ради чего она пришла.

На белоснежной скатерти светились тонким фарфором чашки, кофейник был обжигающе горяч, на блюде подтаивали шоколадные эклеры, в вазочке томилась розовая пастила. Беседа текла весьма оживленно к явному и взаимному удовольствию. Улучшив момент, Черубина спросила:

– Аполлинарий Яковлевич, знаете ли Вы, какое несчастье случилось с Эжен? Ужасно, её могли убить!

– Нет, откуда же мне знать, знакомых в полиции у меня, слава Богу, нет. А что произошло?

Черубина коротко рассказала о ночном происшествии и, выражая глубокое сочувствие к пострадавшей, спросила:

– Скажите, Аполлинарий Яковлевич, дружит ли Эжен с кем-нибудь в театре, она в Петербурге не так давно. Наверное, нетрудно завести приятельниц, но есть ли у неё подруга, которая поможет ей советом и поддержит в трудное время?

– Подруга у Евгении есть, она же – злейший враг, как часто водится у красивых женщин, оспаривающих свое первенство, – усмехнулся художник. Они сдружились сразу, но в последнее время Мария Александровна терпеть не может Евгению и досаждает ей, чем может. Всё дело в том, но муж Марии, известный врач, степенный и уважаемый человек, стал уделять подруге жены внимание чуть большее, чем позволяют приличия. Случился адюльтер или нет, никто не знает точно, но многие склонны верить тому, что Евгения могла увлечься фон Путреном, встречаться с ним и принимать от него подарки.

Как только имя подруги было названо, Черубина перевела разговор на недавнюю премьеру «Града Китежа», особенно её интересовало мнение Аполлинария Яковлевича о декорациях Константина Коровина. Она уже видела иллюстрации в «Ежегоднике Императорских театров». Аверин принял эффектную позу, несколько откинувшись назад, на мизинце его левой руки сверкнул необычной формы перстень. С явным удовольствием и несколько снисходительно он отвечал:

– Не все ценители прекрасного понимают и принимают манеру письма Коровина. Многие считают ее небрежной и даже неряшливой. Но это всего лишь предрассудки. Коровин высочайший мастер театральной декорации, он превосходно чувствует ритм, движение музыкальной мысли и претворяет их в музыку красок. Его декорации совершенно отвечают музыкальным образам града Китежа! И более того, вне всяких сомнений Константин Алексеевич произвёл некий переворот в понимании возможностей театрального художника и поднял театральную декорацию на уровень высокого искусства!

Окончательно запутав художника, который так и не понял, зачем его пригласили эти милые молодые люди, Черубина и Альфред быстро с ним распрощались и вышли на улицу.

– Я знаю, кто эта Мария, мы были как-то представлены друг другу. Она живет на Кронштадтской, и у нас есть приличный повод нанести ей визит: рассказать о ночном происшествии с Эжен! Мы возьмем извозчика и немедленно отправимся туда, – взволнованно говорила Черубина.

Увы, Марию они не застали, дверь открыла служанка, лицо которой показалась Черубине знакомым.

– Глафира! – воскликнула она, – ты служишь здесь, но как? Я слышала, ты вышла замуж и уехала!

– Ох, нет, не так всё было. Да, я замуж вышла… за Николая, который служит здесь, у Михайлы Дмитровича, и Марья Аликсандна сразу предложила мне перейти к ним в горничные! Она меня у барыни моей выменяла на свою Веру. Вера ушла к Евгении Ивановне, а я – сюда.

– Но если всем от этого хорошо, то всё очень славно устроилось, сказала Черубина. – А что, Вера вовсе сюда больше не приходит?

– Приходит, как не приходить, ей Марья Аликсандна до сих пор жалованье выплачивает, такой у них уговор…

Простившись с Глашей, Черубина и Альфред медленно шли по тротуару, пыталась понять, в чём суть обмена горничными. Скорее всего Вера перешла к Эжен не просто так и получает жалованье от Марии за какие-то услуги. А что, если она просто шпионит за Эжен и за это получает деньги?

– Именно так, – согласился Альфред. Если допустить, что муж Марии встречается с Евгенией, то тут уж у неё прямой интерес.

– Я думаю, – продолжала Черубина, – что рассказ Эжен о том, что серьги ей подарил отец, – ложь. Разумеется, она скрывает свои отношения с фон Путреном! Очевидно, он подарил ей серьги, а его жена как-то об этом узнала, пришла в ярость и вознамерилась любым способом забрать их у соперницы? А кто как не горничная, имеет возможность подменить серьги? Немного наблюдательности – и Вера нашла тайник с ключом от шкатулки… Немного снотворного в вечерний чай – и вот уже Евгения засыпает глубоким сном. У Веры была такая возможность!

Друзья еще долго бродили по бульвару, обсуждая всё то новое, что принесли сегодняшние встречи. Дневной зной сменился вечерней прохладой, легкий ветерок крепчал и вынуждал вернуться домой.

После ужина, когда все разошлись по комнатам, Черубина плотно закрыла шторы на окне, села за письменный стол, зажгла настольную лампу и разложила перед собой веер. Она решила исследовать строение этого загадочного предмета. В раскрытом веере не было ничего необычного, но в сложенном виде на ручке прощупывалось какое-то механическое устройство. К тому же веер был необыкновенно тяжел для женской руки.

Черубина попробовала нажать на ручку веера – результата не последовало. Она надавила сильнее и продолжительнее. С замечательным металлическим звоном ручка отделилась от веера и стала видна основа, на которую крепились перья. Аккуратно подрезанные снизу они были полые внутри. Черубина чуть приподняла веер, и из пустот выскользнули тонкие металлические спицы. Она подхватила их, чтоб они не зазвенели, ударившись о поверхность стола, и осторожно положила перед собой. Увеличительное стекло лежало тут же, и Черубина принялась разглядывать спицы. Их всего было десять, меньше, чем перьев. На них можно было видеть выгравированные буквы и цифры, кружки и палочки. Что если это был какой-то шифр, какое-то странное послание неизвестно кому и от кого?! Ещё не понимая зачем, Черубина решила наведаться завтра в лавку, где был куплен веер.

Утром Черубина не могла усидеть дома, торопилась продолжать свое расследование и уговорила Лилю с Эжен отправиться в «Пассаж» за обновками к летнему гардеробу. Оставив подруг в галантерейном магазине, она стала обходить этаж за этажом в поисках той турецкой лавки, где позавчера был куплен загадочный веер. Она не спросила про лавку Алексея, понимая, что его роль в этой странной истории не совсем ясна. Он бывал у Евгении дома, он мог посылать ей цветы и даже мог подсыпать снотворное. Черубина решила пока скрывать от Алексея то, что ей и Альфреду было известно.