В течение трех лет небольшое государство подавало признаки невероятной активности. Принимая во внимание, что по территории оно равнялось Франции, а население его не могло превышать 50 тысяч жителей, казалось, что людям вполне достаточно места, чтобы не мешать друг другу. Однако бюргеры переходили свои границы во всех направлениях. Президент публично заявлял, что его заперли в краале и он продолжает искать из него выход. Наметили большое переселение на север, но, к счастью, оно не заладилось. На востоке они напали на Зулуленд и, несмотря на британскую колонизацию этой земли, оторвали от нее треть и присоединили к Трансваалю. На западе, вопреки заключенному три года назад договору, они атаковали Бечуаналенд и создали две новые республики – Гошен и Стеллаленд. Эти действия были столь вопиющи, что в 1884 году Великобритании пришлось снарядить новую экспедицию под командованием сэра Чарльза Уоррена, чтобы выдворить разбойников из страны. Можно спросить, почему этих людей следует называть разбойниками, когда основателей Родезии зовут пионерами? Ответ в том, что в договоре оговаривались определенные границы Трансвааля, которые эти люди перешли, а при расширении британской державы на север не происходило никакого нарушения обязательств. Результат противоправных действий буров являл собой скандал, на фоне которого теряются все драмы Южной Африки. И снова из кармана несчастного налогоплательщика достали кошелек и вынули около миллиона фунтов на оплату расходов полицейских сил, необходимых для удержания нарушителей соглашений в рамках закона. Давайте помнить об этом, когда будем определять величину морального и материального ущерба, нанесенного Трансваалю плохо продуманным и безрассудным предприятием Джеймсона.

В 1884 году делегация из Трансвааля посетила Англию. По их ходатайству заключенный в Претории бессмысленный договор превратился в еще более бессмысленную Лондонскую конвенцию. Все поправки в положениях договора были в пользу буров, и вторая успешная война вряд ли дала бы им больше, чем они получили от лорда Дерби в мирное время. Трансвааль был переименован в Южно-Африканскую Республику. Изменение зловеще наталкивало на мысль о будущем расширении. Контроль Великобритании над внешней политикой тоже был смягчен, хотя право вето сохранилось. Однако самый важный момент (и плодородная почва для будущей проблемы) состоял в одном упущении. Сюзеренитет – расплывчатая категория, но в политике, как в теологии, чем неопределеннее понятие, тем сильнее оно задевает воображение и чувства людей. О сюзеренитете говорилось в преамбуле к первому договору, а во втором о нем не было ни слова. Был ли договор таким образом аннулирован или оставался в силе? Точка зрения британцев состояла в том, что менялись лишь статьи договора, а преамбула осталась действительной для обоих документов. Они указывали, что в ней провозглашался не только сюзеренитет, но и независимость Трансвааля и если вступает в силу одно, то должно терять силу и другое. Буры, со своей стороны, обращали внимание на тот факт, что вторая конвенция получила собственную преамбулу, которая, казалось бы, таким образом заменила собой первую. Вопрос настолько формально-юридический, что представляется по сути одним из тех дел, которое следовало бы передавать на рассмотрение коллегии иностранных правоведов или в Верховный суд Соединенных Штатов. Если бы решение оказалось не в пользу Великобритании, мы бы приняли его смиренно как надлежащее наказание за небрежность наших представителей, которые не смогли четко сформулировать свою позицию. Карлейль[13] говорил, что политическая ошибка всегда заканчивается для кого-то разбитой головой. К сожалению, этим кем-то обычно становится кто-то другой. Мы прочли историю политических ошибок, но очень скоро дойдем и до разбитых голов.

Вот краткое изложение событий вплоть до подписания конвенции, которая наконец определила (или не определила) статус Южно-Африканской Республики. Теперь нам придется оставить крупные вопросы и перейти к внутренним делам этого маленького государства, главным образом к той цепи событий, что занимала умы нашего народа больше, чем что-либо другое со времен Индийского народного восстания.[14]

Может показаться, что существует какая-то связь между бесплодной поверхностью и ценностью лежащих под ней полезных ископаемых. Скалистые горы Западной Америки, безводные равнины Западной Австралии, скованные льдом ущелья Клондайка и голые склоны горной цепи в Витватерсранде – вот покровы, под которыми находятся огромные хранилища мировых богатств.

О том, что в Трансваале есть золото, знали и раньше, но только в 1886 году стало ясно, что лежащие примерно в тридцати милях к югу от столицы месторождения поразительно богаты. Содержание золота в кварце не слишком велико, и жилы не отличаются значительной толщиной, но особенность рудников Ранда[15] состоит в том, что по всему золотоносному конгломерату металл распределен настолько равномерно, что предприятие может рассчитывать на стабильность, а это не характерно для этой отрасли промышленности. Там скорее карьеры, чем шахты. Добавьте к этому, что рудные жилы, которые первоначально разрабатывались при обнажении, теперь изучены на очень значительные глубины и имеют там те же характеристики, что и на поверхности. По самым скромным оценкам месторождение содержит золота на семьсот миллионов фунтов стерлингов.

Открытие произвело ожидаемый эффект. В страну ринулось огромное количество искателей приключений, некоторые из которых были достойными людьми, а другие – совсем наоборот. Однако существовали обстоятельства, отпугивавшие часть авантюристов, обычно устремляющихся ко вновь открытым месторождениям золота. Здесь добыча не радовала индивидуального старателя, самородки не сверкали под пестом для размельчения руды, как в Балларате,[16] не вознаграждали золотоискателей за труды, как в Калифорнии. Это месторождение требовало сложного оборудования, которое мог обеспечить только серьезный капитал. Менеджеры, инженеры, рудокопы, технические специалисты, торговцы и маклеры, кормящиеся за счет рудников, являлись уитлендерами, подавляющее большинство которых по происхождению были англо-кельтами. Лучшие инженеры были американцами, лучшие горнорабочие – корнуолльцами,[17] лучшие менеджеры – англичанами. Деньги для рудников в основном собирались в Англии. С течением времени, однако, укреплялись позиции немцев и французов. Теперь их холдинги, вероятно, такие же крупные, как британские. Вскоре население центров золотодобычи превысило количество трансваальских буров, причем оно состояло преимущественно из молодых людей большого ума и энергии.

Ситуация сложилась странная. Я уже пытался донести суть дела до сознания американцев, предложив представить себе ситуацию, будто голландские граждане из Нью-Йорка переселились на запад и основали антиамериканское и в высшей степени реакционное государство. Развивая сравнение, теперь предположим, что это государство – Калифорния и обнаруженное там золото привлекло огромное количество американских граждан, которых в конце концов стало больше, чем первопоселенцев. К ним плохо относятся, облагают тяжелыми налогами, и те оглушают Вашингтон справедливыми протестами по поводу ущемления своих прав. Вот точная аналогия отношений между Трансваалем, уитлендерами и британским правительством.

То, что уитлендеры терпели серьезные притеснения, никто отрицать не станет. Перечислить их все – слишком трудоемкая задача, поскольку вся жизнь уитлендеров была омрачена несправедливостью. Но то, что могло бы быть допустимым в 1835 году, в 1895-м стало непростительным. Их глубокая праведность не выдержала искушения. Провинциальные буры мало изменились, некоторые из них и вовсе не пострадали, однако правительство в Претории превратилось в самых порочных олигархов, корыстных и некомпетентных до высшей степени. Чиновники и приглашенные голландцы контролировали поток золота с рудников, а несчастных уитлендеров, вносящих девять десятых дохода от налогообложения, на каждом шагу обманывали и отвечали насмешками на попытки добиться избирательного права, с помощью которого можно было бы мирно устранить несправедливости, от которых они страдали. Уитлендеров нельзя назвать чрезмерно горячими. Напротив, они вели себя терпеливо до смиренности, как, скорее всего, поступает столица, оказавшись в окружении. Однако их положение стало невыносимым, и после нескольких попыток мирного обсуждения и многочисленных смиренных обращений в фольксраад они в конце концов начали осознавать, что никогда не получат удовлетворения, если не найдут способ его завоевать.