– Почему идиотизм? – за толстыми линзами очков глаза приятельницы становятся совершенно круглыми, как у разбуженной не вовремя совы. – Ощущение влюбленности – это… это…

– Это работа гормонов. Разбушевавшийся инстинкт размножения. И когда говорят “химия любви”, имеют в виду именно это, – пожимаю я плечами. – И если честно, мне непонятно, как могут взрослые адекватные люди верить во все эти бабочки в животе? Мы что, единороги, что кушают радугу и…

– Да как ты… Ты звучишь как…

– Как мужчина? Ага. Потому что как раз они, мужчины, над нашими девичьими охами и вздохами глумятся только так, – я выдыхаю тонкую струйку дыма в открытую форточку на кухне. – Поверь мне, девушке, работающей в исключительно мужском коллективе. Уж я наслушалась и баек, и анекдотов… – я делаю пальцами знак кавычек в воздухе, – из жизни. Мужики не влюбляются. Они хотят, у них встает, они вожделеют, а заодно оценивают кучу параметров. Еще вот дружить они умеют с теми, на кого не встает, а романтические бредни – удел исключительно глупеньких “фиялок”, зачитывающихся любовными романами.

– Говоришь, не просто как мужик, а как… полный козел при этом. И работаешь с такими же. Тебе сахар в кофе класть? – Горячая чашка с шапкой пенки аккуратно придвигается к моему краю столика.

– Не. Я кофе пью без сахара, чтобы его натуральный вкус не портить. – Я возмущена такой оценкой моих коллег, классных ребят, но решаю уже не кидаться на их защиту. Мне и этого разговора за глаза достаточно, чтобы подпортить настроение. – Ты замуж по любви выходила? По великой? Единственной и неповторимой?

– Разумеется! – возмущается подружка и по совместительству добровольный психолог, непонятно с чего решившая, что мне нужна ее помощь.

– И где твой любимый муж? – дергаю вопросительно бровью.

– Ну… не сложилось. Так бывает. Но это не значит, что…

– А бабочек ты перед этим как, ловила? Конфетно-букетные восторги коллекционировала? – Я делаю глоток и зажмуриваюсь от удовольствия. Кофе Наташа варит божественный. Вот где бабочки порхают и сердце аж в горле бахает.

– У нас все было замечательно и романтично. Все как у людей – и свидания, и подарки, и предложение на коленях, вообще… Нормально все было. Но мы же сейчас не об этом!

– Именно об этом. Слушай, ну вот ты считаешь себя продвинутым психологом, о карме рассуждаешь, берешься курсы вести, с людьми работать, а свою-то жизнь ты обустроила? Ты прости, я сейчас прозвучу жестоко, возможно, но, чем разочаровываться, лучше не очаровываться – ни людьми, ни ситуациями, ни, тем более, отношениями. И я готова обратиться к семейному психологу, по которому видно, что как раз с семьей у него все в полном порядке. А у тебя: мама в разводе с отцом, ты в разводе с мужем, дочка твоя, выскочив замуж в восемнадцать по великой любви, уже родила двоих от ровесника, который не зарабатывает ни хрена и, как ты сама говорила, похоже, начал погуливать. В чем прикол? Чему ты учишь в семейных отношениях? Терпению? Взаимопониманию? Умению находить компромиссы? Трезвому взгляду на ситуацию? Ответственности за собственных детей, в конце концов? А где все это тогда в твоей семье?

– Вот сейчас было обидно, – она отворачивается и с преувеличенным вниманием разглядывает календарь на стене.

Я снова делаю глоток кофе и пожимаю плечами.

– Натусь, прости, ты хотела вывести меня на откровенный разговор о семейных ценностях и моем отношении к любви. И он есть у тебя – я говорю откровенно, потому что надеюсь, что ты оценишь мою честность. Я не очарована тобою. Не потому что ты плохая, ты классная баба, рили. И я многому у тебя учусь. Но, блин! Сними ты уже свои розовые очки. Я на десяток лет младше тебя, а мне кажется, что нас поменяли местами. И потом, я ж не говорю обо всех. Я говорю только о себе. Мне не восемнадцать, в конце-концов, и у меня были мужики, разные. Не то чтобы прям много-много, но были. И то самое воспеваемое тобой состояние влюбленности я тоже пережила. Однажды. Но мне не понравилось. Потому что вот эти вот розовые сопли, прости за грубость, только мешают. Замутняют трезвый взгляд на человека, превращая все его недостатки либо в достоинства, либо в неважные мелочи. А потом проходит пару месяцев ежедневного сосуществования на одной территории – хорошо, если отдельной, а не вместе с его или твоими родителями – конфетно-букетный период заканчивается, и хоп – получаешь на выходе вместо крутого брутала, обещавшего носить тебя на руках, стремного пацанчика, ноющего, что борщ не так хорош, как у его мамули. Не, нафиг такое счастье?

– То есть ты хочешь сказать, что ты могла бы построить семью с мужчиной, все недостатки которого будешь ясно представлять? Прям вот все до единого? И что, даже любить его не обязательно?

Фейспалм. Я хлопаю ладонью по лбу от невозможности объяснить что-то тому, кто считает себя умнее и опытнее тебя. Подруга неисправима в стремлении окрасить отношения с мужчиной в розово-золотистые цвета. И порхать бабочкой до первой ссоры.

– Натуся, я не говорю о том, что голый секс может служить прочной основой для отношений. Но если у тебя с мужиком совпадают ваши санитарно-гигиенические нормы… – я кручу в воздухе руками, пытаясь подобрать верное слово, – жизни, и если при этом вы удовлетворяете друг друга в сексе, то вы проживете долго и счастливо. И для этого не нужны никакие дурацкие слова на букву “Л”, никакие бабочки и никакие сю-сю-му-му. Заметь, я при этом не упоминаю еще одно дурацкое слово – на букву “Б”.

Приятельница в очередной раз выпучивает глаза.

– Я про брак. Короче, ни в любовь, ни в институт брака я не верю. И тебе не советую. Зато я верю в разумный подход к выбору партнера и множественный оргазм. Кстати, отличный тост. Я б под такой даже выпила. Тащи свой коньяк.

И пора закруглять этот разговор.

Иначе… иначе я сама поверю, что во время той ночи, которую я не должна была допустить, в моем животе все же порхали гребаные бабочки.

– Как, говоришь, твоя фамилия? Милишь, Мулешь?..

– Малышева. Ольга Малышева.

– Не, не выговорю. Будешь Джинджер.

В переводе ближе всего – Рыжик, Рыжуля. В принципе, ничего странного или страшного. К такому прозвищу я привычна и в русском варианте.

– Каждое утро начинаешь со сводки по нефтерайону*, да. Отгружены, у причала, на рейде, на подходе. Полный список, да. Уточнять цифры накоплений не только на нефтебазе, но и у всех грузоотправителей, да. У агентов постарайся выяснить, кто сюрвейер**, да. В восемь по Москве сводка должна быть отправлена всем клиентам, да. Да?

Я лишь киваю головой, вылавливая в речи нового босса знакомые слова: рейд, подход судна, грузоотправитель… Повезло мне, что перед этой работой я успела пополнить свой активный вокабуляр морской лексикой. Потому что без таких специфичных терминов я бы этого угрюмого типа не поняла от слова вообще.

– После сводки занимаешься всеми полученными накануне отчетами от инспекторов из наших филиалов, да. Шаблоны отчетов для головного офиса я тебе кинул на почту, там для каждого филиала свои, в зависимости от нефтепродукта, да. Лицензия есть?

Я даже не сразу понимаю, что это уже обращенный ко мне вопрос.

– Эм, лицензия? А, поняла, водительские права. Нет, к сожалению. Водить умею, а прав нет.

– Получай в ближайшее время. Если до конца испытательного срока не организуешь, я тебя не утвержу в этой позиции, да.

Мой новый босс – хмурый, лохматый британец. Весьма колоритный, надо сказать, типок. Выгоревшие на солнце, вьющиеся, слегка спутанные волосы длиной почти до лопаток забраны в небрежный хвост, длинные усы, переходящие в бородку, золотая серьга в левом ухе, массивная цепь с огромным медальоном – якорь, сердце и крест – виднеются на широкой волосатой груди. Джинсы рваные, ботинки с металлическим носком заляпаны какими-то темными пятнами – и мне их прекрасно видно, потому что обутые в них ноги лежат прямо на шефском столе, сантиметрах в тридцати от моей руки. Фланелевая рубаха неожиданно нежного розово-сиреневого цвета с закатанными рукавами, из-под которых видны другие «рукава» – драконы, розы и еще какая-то непонятная мне символика. Стивен Блэтчфорд, операционный менеджер, бывший английский моряк, нынче второй человек в совместной российско-английской сюрвейерской компании, правая рука директора, на первый взгляд выглядит как то ли бомж, то ли цыган, то ли пират, то ли бывший байкер.