Всю ночь эти мысли мне не давали покоя. Утром, раньше петухов, я поднялся, умылся, помолился перед иконами и вышел во двор. Хотел пойти в сарай курей выпустить, да вернулся в дом. В сундуке, припрятанном под столом, я разворошил тёплые одежды и на дне нашёл списки сельчан с другими хозяйственными заметками моего сына. Вылез из-под стола и огляделся. Надо было спрятать эти записи так, что бы ни один человек не мог найти их. Да вот куда? За печь? Туда в первую очередь полезут искать ироды. Под пол? Ну, если мне, несведущему в таких вопросах в голову пришла мысль о подполе, то им тем более. В сарай? Не пойдёт – подсыреют бумаги. В сапоги или в валенки? Все не то… И обратил я свой взгляд на светлый лик Христа-спасителя. Что бы он помог мне – надоумил. И понял я, что смотрю на самое лучшее место, куда мог бы спрятать бумаги. Перекрестился, попросил извинения у Господа и аккуратно сунул прямо за большой деревянный иконостас. А руки дрожали от того, что сделал.

– Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешнаго, – а на душе кошки продолжали скрести. И добавил от сердца, – Прости, Господи, за содеянное. Но делаю это чтобы сына и село уберечь. Убереги нас, несмышлёных, в столь мрачные дни…

Уже днём, выйдя из храма божьего и заперев двери, я пошёл по дороге к дому Прокофия. Он церковь не посещал. Потому надо было его направить. Хотя направлять по пути веры – не моё дело, но учить уму-разуму дитя родное – моя прямая обязанность. Хотел многое сказать сыну, да только по пути встретил старшего внука. Павел улыбнулся мне и гордо сообщил:

– Деда! А я готов читать твою книгу.

– Ишь, какой молодец, – похвалил я его. – А батя твой где?

– На поля ушёл, – и Павел махнул рукой в сторону широких просторов, окружавших Кутли.

– Идём, проводишь меня, – предложил я.

Внук даже остолбенел то ли от неожиданности предложения, то ли от свалившегося на него счастья:

– А читать?

– Как вернёмся, так сразу и будешь читать, – не стал я его разочаровывать. – Кстати, а Николай почему не приходит? Уже неделю отлынивает от учёбы.

– А ему некогда, – пробубнил расстроенный внук, – он коров пасёт.

– На учёбу всегда должно быть время, – нравоучительным тоном пропел я. – Вот ты всегда время находишь.

Павел босой ногой пнул камешек, зашипел от боли и пробормотал:

– Так то-ж отец меня заставляет… Чаще всего…

– Ну-ну, смотри-ка на него – заставляет, – усмехнулся я.

Мы прошли перекрёсток двух дорог. Одна дорога по прямой вела в Моршанск, а другая, через реку и лес – в Вяжли, на железнодорожную станцию. Вот по ней как раз возвращались из леса женщины и ребятишки с полными лесных даров котомками. Мы раскланялись с ними, перекинулись парой слов о замечательной погоде, когда мимо нас прошёл хмурый Василий Михайлович, сосед Прокофия. В одной руке у него палка была, а в другой – большая корзина. Грибных мест в лесу много. Но одному лучше было не ходить. Времена не спокойные. Хотя, что-то меня в этой удаляющейся фигуре беспокоило. Состояние его духа? Или широкий шаг, который больше подходил человеку, направляющемуся в Вяжли, чем грибнику. Только, что он забыл на железнодорожной станции?

Господи, нет нынче людям покоя… Исчез покой совсем…

Сосед. План мести

Через несколько дней, после моей слежки за Прокофием, сели мы с мужиками на лесопилке обедать. Квашеная капуста, огурцы, картошка да ломти хлеба. Только начали, тут Петрович и говорит:

– Слыхали, Прокофий-то по нашим ходит все зерно выспрашивает.

– Как это, выспрашивает? – удивился я, но виду старался не подать.

– Давеча пришел к Лукиным, у вас, говорит, сколько зерна лишнего имеется, да Иван ему и отвечает, нет, мол у нас зерна лишнего, все итак под расчет. Прокофий ничего и не ответил ему, кивнул только головой да дальше пошел. Намедни еще зашел к Афанасьевым, то же самое, только Григорий-то спросил у него, чего надо, мол, помочь что ли чем, без еды остались? Да только Прокофий отказался, нет, говорит, просто спрашиваю, учет веду.  А дальше начал на своем, председательском разговаривать. Гринька так и не смог повторить ни одного слова.

– Хм, – хмыкнул Антошка Кудрявый, – Для какого такого антиресу спрашивал-то?

И завели мужики разговор, жевали и брови хмурили, пытаясь понять, что хотел Прокофий. Только я один знал их с пекарем тайну, но не выдал. Решил для себя, что сам их поймаю, а там как Бог даст.

Молча я дожевал, запил квасом, усы утер и достал папиросу.

– Я вам вот как скажу: вы в председательские дела-то не лезьте, мало ли что Прокофий удумал, да только нам всех его дел не понять.

– А ты что это, защищаешь его что ли?

– Ишь, защитник-то какой нашелся, али у вас общие интересы? – загоготали мужики.

– Я перед вами объясняться не должен, – спокойно ответил я и потянулся.

Солнце палило нещадно, рубаха прилипала к спине, волосы сбились на голове и теперь приклеились ко лбу, только не замечал я этого всего, одного хотелось – поскорей вернуться и проследить за Прокофием, услышу может, как он с отцом дела свои обсуждает. Надо Ваньку к дьяку отвести, пусть тоже грамоте учит, книги по Земле читает. А я-то рядом поошиваюсь, глядишь, прознаю что.

– Ну, нечего проклажаться! Робята! Доели, так айда, работы еще много, пока солнце светит, надо успеть.

Поднялись работяги, отдохнувшие с обеда и зашагали строем на лесопильню.

Назавтра решил я проветриться и совместить приятное с полезным. Пошел за грибами. Марья мозолила мне глаза, дети дурно себя вели, так что пришлось повышать голос и, разругавшись со всеми, решил я уединиться в наших лесах. Всю дорогу думы не давали покоя, а как только дошел до леса, то сразу почувствовал себя хорошо. И все же как хорошо у нас в селе! Лучшие луговые угодья в пойме реки, густонаселённые леса, да и день сегодня такой жаркий, как сладостно оказаться в прохладе деревьев, всласть надышаться полной грудью. А вот и грибы: подосиновики, мои любимые рыжики…опята…Так и ходил я почти до позднего вечера. Только грибов мало набрал – всё мысли мешали. Но вдруг позади хрустнула ветка, я обернулся, глядя под ноги, уверенный, что змея. Змей здесь водится много, им тоже нравится прохлада и уединенность. Да только вместо змеи увидел сапоги. Не торопясь поднял голову. Передо мной стоял парень с длинными волосами, небольшими усами и бородкой. На носу у него сидели очки в золотой оправе, а взгляд за ними – настороженный, цепкий. Одет в военную форму. Ба, неужто красный!

– Ты кто такой будешь? – громко спросил я, но голос предательски дрогнул.

– Сам кем приходишься? – вдруг глухо ответил незнакомец.

– Я-то здешний, из этого села, порядочный крестьянин. А ты кто? Что в наших лесах делаешь?

Незнакомец не отвечал на мои вопросы. Я подумал, что скорее всего где-то еще по лесу бродят красные. Стало жутко. Вспомнилась вдруг не к месту Марья.

Парень шагнул ко мне из тени, а в руках у него винтовка. Я таких раньше никогда не видывал.

– Мужик, ты что здесь забыл?

– Да как что, наши же леса, вот я грибы и собираю, – ответил я, кивнув на корзину.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».