Раннее взросление – это жизненные обстоятельства, которые формируют необходимость взрастить или показать видимость взращивания качеств, нехарактерных для ребенка в конкретном возрасте. Иногда это происходит естественным образом, когда кто-то из родителей уходит из семьи или умирает.

В моем случае возникла потребность стать взрослее, умнее и самостоятельнее, так как участвовала в соревнованиях, рано пошла в школу. С началом учебы обнаружила, что родители реагируют определенным образом на мои успехи и провалы. Их реакцию я воспринимала только как любовь или нелюбовь. Если родитель реагировал позитивно, значит, все прекрасно. Если же негативно – значит, я делаю что-то не так, и у родителей есть причины меня не любить.

Выход в новый социум является периодом адаптации. Это уязвимый период. У меня не было опыта групповой социальной адаптации в детском саду, и этот был первым.

В школе часть дня находишься вне семьи среди неизвестных людей и не знаешь, как они будут реагировать. Остальную часть времени угадываешь реакции родителей. Получается, что в течение всего дня не ощущаешь безопасности – совсем нет времени на расслабление.

Возникают некие правила игры. Если ребенку их не озвучили, он сам пытается их найти. Раз за разом ищет способы разгадать тайну взаимоотношений с родителями. Поведение отца и матери может оказаться непредсказуемым: добродушный папа вдруг впадает в гнев, ласковая мама неожиданно становится холодной, отстраненной. Процессы, в которых есть двойной посыл, разрывают психику на части. Это ярко показано в биографической драме «Блеск» – отец Дэвида Хельфготта хотел, чтобы его сын стал гениальным пианистом, и одновременно создавал всевозможные препятствия для осуществления желаемого.

Ребенку очень хочется, чтобы родитель снова стал безопасным, то есть предсказуемым, а самое главное – любящим.

Если этого не происходит, ребенок включается в игру, в которой ищет «ту самую маму, которую знаю». В стремлении угадать правила игры он вдруг понимает – если я послушный, не глупый, не проигрываю, то вроде бы мама считывается как безопасная. И этого достаточно. В такой момент, как и я когда-то, отказывается от необходимого и достаточного стремления видеть маму одновременно и безопасной, и любящей. Вывод, который делает ребенок: мне достаточно быть не глупым, сильным – таким, которого мама не ругает.

Так может сформироваться представление о том, что ребенку важнее безопасность, чем любовь. Что ему нужно контролировать свое поведение и отслеживать реакции мамы, чтобы она оставалась безопасной. С надеждой, что где-то за безопасностью прячется любовь.

Мое стремление создавать в своей жизни безопасность распространилось не только на отношения с мамой, но и со всеми окружающими меня людьми, а самое страшное – на отношения с самой собой. Я все реже задавалась вопросами:

– А как сделать комфортно для себя? Что я хочу на самом деле?

Все чаще внутри меня звучало:

– Как сделать, чтобы было безопасно?

То есть избежать наказания, насмешек, получить неплохие оценки. В этот момент меня не интересовало понимание, как получать знания, зарабатывая пятерки. Нет, лишь бы не два и три.

Так у меня возник страх ошибиться.

Иногда раннее взросление формируется из-за перевернутого семейного треугольника «мама, папа, ребенок». Когда мама с папой ссорились, я пыталась их помирить, и они вроде как успокаивались. Создавалась иллюзия моей власти над ситуацией.

В четыре года мама отдала меня на бальные танцы – довольно затратный вид спорта. Бальные танцы делятся на европейскую и латиноамериканскую программу. Мне нравились самба и ча-ча-ча, когда бедра ходят во все стороны, – сразу изнутри рвалась экспрессия. Европейская же программа доставляла жуткий дискомфорт, но, чтобы победить на конкурсе, нужно было участвовать в обеих. В европейской программе нужно держать четкие линии тела, положение головы. Мне это давалось с трудом, я страдала и переступала через себя. Эти бесконечные «Держи подбородок, стой ровно, не двигайся» и самое страшное для меня: «Прекрати улыбаться».

Одновременно с бальными танцами я ходила на балет. Это тоже было про дисциплину и отработку позиций.

Педагоги и на балете, и на бальных кричали, пытались исправить каждое движение. И тут я тоже думала, что у меня все получается просто ужасно. И с каждым днем занятия для меня становились тяжелее.

Тем не менее я никогда не прогуливала, потому что мама воспитала во мне дисциплину. Я начала замечать: если дети говорят родителям, что они устали, их забирали домой. Тоже решила попробовать. Отпрашивалась в туалет и мочила волосы водой, притворяясь, что вспотела с ног до головы. Если вырваться в туалет не удавалось, потихоньку слюнявила руку и проворачивала тот же самый трюк с прической.

Родители, забирая меня, задавали дежурный вопрос, не устала ли я, но мое «да» ни на что не влияло. Наверное, в тот момент у меня заложилось понимание: если скажу, что мне что-то не нравится, это ничего не изменит. В наших отношениях сформировался новый виток: «Просто делай то, что тебе говорят родители, и не пытайся что-то изменить». Разумеется, впоследствии в отношениях с другими людьми я тоже считала, что бесполезно говорить о своих желаниях – они никому не важны.

Я была ребенком и не могла понять, почему ругают только меня, хотя на занятии много других детей и не у всех выходит идеально. Это продолжалось, пока одна из преподавательниц не сказала, что, если бы у меня не было огромного потенциала, она бы так ко мне не придиралась. Раньше считалось: если перехвалить или перелюбить ребенка, то он достигнет меньших результатов.

Так образовались глубинные эффекты, отразившиеся на моем становлении: как негативный, так и положительный.

Негативный эффект – в неуверенности восприятия себя и реальности. В зеркале я видела, что вроде бы не хуже других, но тренер меня ругала. Я не понимала, могу ли опираться на свои ощущения, если то, что вижу, расходится с тем, что мне говорят взрослые. Состояние, когда ты словно находишься в двух реальностях, порождает тревогу. Ты не понимаешь, чему можно доверять и как себя позиционировать в мире, а значит, не можешь адекватно рассчитать свои силы.

Положительный эффект заключался в том, что благодаря этому опыту я научилась находить мотивацию, развила силу воли и упорство.

Психологические травмы есть у каждого. Из них можно вынести опыт и знания, а можно бесконечно зависать в них, не прощая родителей и ничего не делая со своей жизнью. Наша душа выбирает родиться в определенной семье, чтобы прожить свои уроки, – мы либо усваиваем их благодаря тем «испытаниям», которые нам дает выбранная семья, либо остаемся в осуждающей ничего-не-меняющей позиции.

Я не виню родителей – нет ни одного ребенка, готового без поводов обижаться на своих родителей. Нет такой профессии «Хороший человек», нет понятия «Идеальная личность», и не существует звания «Идеальная мама». Вопрос в том, можно ли превратить этот опыт в силу. Я смогла.

Когда начались серьезные соревнования, это выглядело так. Ребят привозили на машинах, девочки надевали красивые туфли и платья, им делали макияж и прически. В это время я, еле проснувшись, понимала, что сегодня едем на соревнования. Из кухни уже доносился ни с чем не сравнимый аромат свежеприготовленных самых чудесных на свете вафель, которые мама заботливо пекла в неизменной старой чугунной вафельнице. Мне хотелось растянуть эти волшебные мгновения до бесконечности. Но магия заканчивалась. В спешке похватав все необходимое, мы неслись к метро по обледеневшим улицам. Пока ехали в трясущемся вагоне, мама красила мне губы – на удивление они оказывались не где-нибудь на щеке, а на своем законном месте. Я пулей влетала в раздевалку, натягивала платье, сшитое мамой, хватала партнера за руку и шла на паркет.