Цербер – выиграл потому, что нянчился с ней, в то время как она с рождения и до трехлетнего возраста жила у тетки Леты[11] в царстве Аида. Да и потом, когда Пандора приезжала в гости к тетке, он оставался ей надежным другом и защитником. Что же касается сирен, то они просто показались ей самыми безобидными из всего её списка.
Друг детства, как и положено стражу подземного входа в Тартар, вид имел не просто пугающий, а прямо таки ужасающий.
Даже если не брать в расчёт наличие трёх клыкастых голов и шипастого змеиного хвоста, то собакой цербер был примерно настолько же насколько тираннозавр ящерицей обыкновенной.
Пандора, разумеется, создала мини-версию. Да и сам цербер, к слову, мог становиться и громадным, как гора, и ростом со взрослого ньюфаундленда. С ньюфаундлендом его роднила также и длинная густая угольно-чёрная шерсть. Однако на этом сходство и заканчивалось. Причём, как с ньюфаундлендом, так и с собаками вообще…
Клыкастая и зубастая морда – скорее принадлежала аллигатору, чем собаке. Длинный раздвоенный язык – кобре. Пылающие кровавым заревом зрачки, шипастый змеиный хвост и мощные, когтистые лапы – могли принадлежать только демону из преисподней, кем цербер, справедливости ради нужно отметить, и являлся.
В общем, пёсик этот был таким милашкой, что у давно не видевшей своего друга детства Пандоры при взгляде на него, материализовавшегося из её памяти и представшего пред ней во всей своей красе, волосы на голове зашевелились и засосало под ложечкой…
Хорошо ещё, что стекающая с трёх зубастых и клыкастых пастей слюна была не ядовитой, как у оригинала, а мыльной! А то, несмотря даже на заложенные ею в цербера дружелюбие, игривость и безобидность одномесячного щенка – Пандора не удержалась бы и побежала бы от своего творения прочь с такой скоростью, что только пятки и сверкали!
А вот псиные головы, пускающие переливающиеся всеми цветами радуги мыльные пузыри, несмотря на свои огромные клыки и острые зубы, выглядели даже забавно. Кроме того, забавно звучали также и их голоса. В то время, как средняя, каждый раз, открывая рот, ревела низким басом, крайняя левая – радовала насыщенным грудным меццо-сопрано[12]. Что же до крайней правой, то звонкости и высоте её дисканта[13] – позавидовал бы любой средневековой певец-кастрат церковного хора.
Точнее, и пузыри и голоса были бы забавными, если бы трёхголовый щенок несколько раз тявкнув, на этом и успокоился. Но не тут-то было наделенный сознанием одномесячного добродушного и игривого щенка цербер, радостно лая всеми тремя головами, сначала принялся с восторгом носиться по комнате, пытаясь отловить все до одного пузыри, которые сам же всё время и выпускал. Затем церберу, очевидно, показалось, что, наслаждаясь игрой самостоятельно, он поступает некрасиво по отношении к Пандоре, и потому, заливаясь жизнерадостным трёхголосым лаем он, кокетливо виляя змеиным хвостом, устремился к ней.
Бежать было поздно, да и особо некуда, поэтому Пандора опустилась на колени и встретила несущуюся на неё тушу размерами со слонёнка с распростёртыми объятиями. И три пускающие мыльные пузыри головы с готовностью облизали ей лицо и руки. После чего, перевернувшись кверху пузом, цербер улёгся рядом и принялся, выражая бурную щенячью радость, счастливо поскуливать в три голоса.
Наивно понадеявшись, что данное поскуливание было свидетельством того, что пёсик устал, Пандора попыталась отползти в сторону и тут же была атакована новой порцией щедрых мыльных лобызаний.
– Фу! Апчхи! Фу! Апчхи! Фу! Апчхи! – одновременно фыркающая, чихающая и смеющаяся Пандора, попыталась мягко оттолкнуть от себя мокрые собачьи носы и змеиные языки. – Фу! Уйди! Фу! Отстань!
Но куда там! Щенок, по-видимому, уже успел отдохнуть, и вновь был полон сил.
– Да, что ж мне с тобой делать?! – через некоторое время уже чуть не плача от беспомощности и досады, поинтересовалась она у своего любвеобильного и не в меру игривого трёхголового щенка.
И тут недалеко от неё упал мяч. Который в ту же секунду был погребен под пускающей мыльные пузыри тушей. Вслед за чем, в другой конец комнаты полетел ещё один мяч. И туда же, разумеется, тут же понесся также и, заливающийся трехголосым радостным лаем, сопровождаемый роем радужных пузырей, воображающий себя щенком, цербер.
На шифоньер из цельного дуба Пандора вот уже как несколько минут косилась со страстною надеждою. Шифоньер, однако, был явно не рыцарского склада характера и посему, невзирая на умоляющие девичьи взгляды, на выручку не спешил. Но Пандора была не из скромных девиц, а из наглых и дерзких. И посему, улучив минутку, нырнула внутрь шифоньера и поставила его перед фактом, что хочет он того или не хочет, а он теперь её спаситель-избавитель.
– И мой тоже! – объявил шифоньеру запыхавшийся Брам, нырнувший в шифоньер вслед за своей ученицей.
Шифоньер от такой невиданной наглости даже дара речи лишился, и посему только и смог – лишь неодобрительно проскрипеть в ответ.
– Как скоро он рассеется? – переведя дыхание, таким тихим шепотом, что Пандора скорее догадалась, что именно его интересует, чем услышала, спросил Брам.
Его ученица тяжело вздохнула.
– Я не знаю… – виновато пролепетала она на выдохе то, о чём её учитель догадался ещё по вздоху.
– Не знаешь? – возмутился было дракон. Однако тут он вспомнил, с кем имеет дело, и удивление сменилось раздраженным пониманием. – Ну, конечно же, ты не знаешь!
При этом зол он был не столько на ученицу, сколько на себя. Он ведь подозревал, что что-то подобное может случиться и всё же понадеялся на авось пронесет. Нет, ну что ему стоило, засадить Пандору за чтение, например, старшей Эдды[14], чтобы она, так сказать, получила более исчерпывающее впечатление о том, с чем именно ей предстоит столкнуться, когда они отправятся в Нифльхейм и Хельхейм. Ничего не стоило, понимал он.
«Но уже что сделано, то сделано», – сделал мысленный вывод Брам и тяжело вздохнул.
– Раз, два, три, четыре, пять, Ора, я иду тебя искать! – между тем сообщил тоненький голосок головы-сына.
– И я! – поддержала голова-мама.
– И я! – не стала отставать от коллектива и голова-папа.
– Я и сама не знаю, как так получилось… Я помнила, что нужно задать время, но потом увлеклась и забыла, – виновато объяснила девушка. – Но это первый и последний раз, в следующий раз я уже точно не…
– До следующего раза ещё дожить нужно! – сварливо огрызнулся дракон.
Пандора фыркнула и рассмеялась.
– Не-не-не! Ты неправильно понял! Он просто игривый, а не…
– Ага такой просто игривый, что просто загоняет насмерть и не заметит! – разражено прокомментировал её учитель.
– Загоняет насмерть… Вот цербер! И чччто…жжже… т-ттеперь де-делать? – оценив данную перспективу, как вполне реалистичную, Пандора даже заикаться начала от волнения. И тут её осенило. – Но разве ты не можешь его рассеять? Ты же Великий!
– Угум, Великий, – согласился дракон. – Но не всесильный! У тебя ж сила есть, ума не надо! И поэтому твои творения – попробуй развоплоти! Кроме того, я плохо соображаю на бегу и ещё хуже, когда меня вылизывает и душит в объятиях громадная трёхголовая псина, – недовольно проворчал он. – Так что, сама будешь развоплощать! Давай, начинай!
– Что начинать? Развоплощать? Но я же не умею! – оторопело воскликнула горе-ученица.
– Тссс! – шикнул на неё дракон. – Рассказывать начинай, как именно ты его создавала, какие способности заложила, о чём думала в момент его создания. Для того, чтобы сплести развеивающее заклинание важна каждая самая мелкая деталь, – объяснил он.
Пандора кивнула и открыла было рот, чтобы начать рассказывать, как из-за двери донеслось.
– А я уже нашла! – хвастливо пробасила голова-папа и боднула головой шкаф.
Шкаф затрясся и возмущенно заскрипел.
– И я! – радостно вторила ей голова-мама и поскребла дверь шкафа лапой.
– Мы тебя нашли, Ора, выходи! – соригинальничала голова-сын.
– Выходи, Ора! – пробасили хором голова-папа и голова-мама и дружно боднули шкаф с такой силой, что он на сей раз он не просто затрясся, а запрыгал на месте.