Рыльский, обрел, наконец, некоторую устойчивость, как физическую (теперь его не шатало из стороны в сторону, как то сухое тощее дерево на ветру), так и психологическую - взгляд его стал спокойнее, язык произносил связные предложения, а не отдельные слоги, будто выплевываемые изо рта. Он приосанился и сказал:

  - Я этим вопросом не интересовался: мы сделали дезинфекцию и разошлись по своим делам.

  Маргарита не ожидала такого равнодушного отношения к ночным кошмарам, но, набравшись терпения, спросила:

  - А если поинтересоваться у Самойлова этим вопросом?

  Рыльский пожал плечами.

  - Вот и поинтересуйтесь, если хотите.

  - То есть, вы не будете принимать участия в этом допросе?

  - Нет, - ответил Рыльский - мне это не интересно.

  Кондрашкина со злостью ударила кулаком о чугунную ванную, и, взвыв от боли, услышала от коллеги совершенно ненужные слова сожаления.

  - Да пошли вы к черту, Рыльский! - не выдержала она. - Почему мне больше всех надо?

  - Вот этого я точно не знаю, - ответил он.

  - Нет, вы серьезно так думаете, или прикидываетесь дурачком деревенским?

  - Да, я так думаю, - кивнул он, как ни в чем ни бывало.

  Она помолчала несколько секунд, понимая, что эту стену так просто не пробить.

  - Хорошо, другой вопрос: вы звонили кому-нибудь по данному инциденту, когда услышали эти звуки?

  Рыльский кивнул.

  - Что вы тогда сказали? - спросила она.

  - Не помню, - пожал плечами Рыльский.

  - Да как же вы можете не помнить, когда это было всего два дня назад? - вновь вскричала она.

  - Почему два дня назад? - удивленно спросил он, - это было практически с самого начала моей работы на этом объекте.

  Маргарита подозрительно на него посмотрела.

  - Сколько лет вы здесь работаете?

  - Восемь. Нет, девять. Да, точно - девять долгих, но прекрасных лет, - ответил он и вновь улыбнулся. Кондрашкина отвернулась: не могла она больше видеть этих черных зубов и тонких губ, готовых растянуться аж до затылка.

   - И вы каждую ночь слышали эти звуки? - спросила она с таким разочарованием в голосе, что теперь в пору было жалеть ее, а не Рыльского.

  - Ну, да, только не каждую ночь, а каждую смену. И это была вентиляция, точно вам говорю. Девять лет подряд может шуметь только она, а не живой человек, - сказал Рыльский с уверенностью в голосе.

  - Да, да, я поняла, - она закивала, чувствуя, что, очевидно, напрасно испугалась всех эти кошмаров...

   Маргарита отошла от ванной и захотела уже выйти из санузла, но вдруг она вскинула голову и крикнула:

  - Стоп!

  - Что еще такое? - спросил Рыльский, наивно полагая, что все вопросы уже решены.

  - Тогда, скажите, на милость, почему вам запрети говорить на эту тему?

  Рыльский пожал плечами.

  - Не знаю, может, чтобы не было паники...

  - Какой еще паники? Чего они испугались?

  - Кто?

  - Те, кому вы звонили!

  - А мне откуда знать?

  - Какой был голос у того, кто вам тогда ответил? - спросила она, запыхавшись от такого количества вопросов.

  - А какой может быть голос у заместителя начальника...

  Она его тут же перебила:

  - У какого именно заместителя: у него их пять штук!

  - А мне почем знать? Спросите у главного сами, если хотите, - дал он ненужный совет. - Смею вам напомнить, что с тех пор, у него, - он снова ткнул пальцем в потолок, - появился шестой зам.

  Она отвернулась от Рыльского, внезапно осознав, что, скорее всего главный может быть и не в курсе всех этих ночных происшествий.

  Рыльский, хотел было, уже отойти от нее подальше, чтобы, как бы намекнуть, что он уже не участвует в ее допросе.

  - Не торопитесь, коллега, - остановила она Рыльского, не глядя на него. - Ответьте еще на один вопрос, - голос ее стал чуть мягче, но, тем не менее, оставался настойчивым, - зачем вы обращались за помощью к Самойлову по поводу дезинфекции, если это шумела вентиляция?

  Рыльский выдохнул, очевидно, заранее зная ответ и на этот вопрос:

  - Это была моя инициатива: я думал, что там шумит крыса, или какое-нибудь животное, сбежавшее из вивария. Они, ведь, могут бегать по вентиляции?

  Она долго на него смотрела, всё больше склоняясь к мысли, что, с возрастом, стала такой же, как ее учитель - приверженкой теорий заговора, и что цепочка ее действий привела к тому, что сейчас она чувствует себя полной дурой. А на фоне Рыльского быть дурой, это, знаете ли, что-то из области черного юмора. И еще ей не давал покоя тот загадочный голос заместителя начальника объекта, который Рыльский, конечно же, не узнает, по прошествии стольких лет.