Маргарита выдохнула и посмотрела в потолок.
- Или я опять не въехал? - спросил охранник, искренне не понявший ситуацию. - Нет, если тебе надо - я напишу: ты только скажи.
Кондрашкина протестующе замахала руками и, поперхнувшись слюной, сквозь кашель, вытолкнула слова:
- Нет, не надо... Кхе-кхе... Не пиши рапорт...кхе...
- Может, по спине постучать? - спросил Канарейкин, и вскочил со стула с готовностью помочь Маргарите.
Она снова замахала руками. Потом, откашлявшись и отдышавшись, сказала:
- Спасибо тебе - всё нормально.
- Пожалуйста, - пожал плечами охранник, - всегда рад помочь.
Маргарита повернулась на месте, как солдат на плацу, и зашла в кабинет.
Сидя за столом, на котором была навалена гора, так и не разобранных за ночь, бумаг, она некоторое время соображала, что вроде бы что-то упустила, но что? Потом, как молния, мелькнула в голове мысль: Рыльский - сволочь!
Она тут же встала, посмотрела на часы: без десяти семь - скоро он придет!
Кондрашкина стала нервно ходить по кабинету, думая, как бы, незаметно для Рыльского, выведать у него то, что творится здесь по ночам в его смены. Но, так ничего и не придумав, услышала разговор за дверью: с Канарейкиным здоровался Рыльский.
Маргарита чертыхнулась, и, забежав в санузел, закрылась изнутри. Она посмотрела на себя в зеркало: растрепанное красное чудовище глядело на нее с той стороны зеркального стекла. Испуганные глаза покраснели, как после долгого чтения книжки мелким шрифтом при паршивом освещении.
Она услышала, как открылась дверь кабинета.
- Маргарита Павловна, я уже здесь! - задорным голосом прокричал Рыльский.
- Да, да, я слышу! - ответила она, как можно бодрее, и включила холодную воду. Наскоро умывшись, и приведя волосы в порядок, она, еще посмотрев на себя в зеркало, и, не вполне удовлетворившись увиденным, решила все-таки выйти. "Что-нибудь придумаю", - сказала она себе, открывая дверь санузла.
- Доброе утро, Маргарита Павловна! - радостно сказал Рыльский.
Она не ожидала увидеть его в таком приподнятом настроении и, заподозрив неладное, тем не менее, улыбнулась в ответ:
- Здравствуйте... - ответила она. К своему стыду Кондрашкина забыла не только отчество своего сменщика, но и его имя! Вот это да - дожила!
- Как прошла ночь? - спросил он, доставая из портфеля какую-то маленькую вазочку, и, не дожидаясь ответа, отдал ее в руки Маргарите.
- Поздравляю вас, уважаемая Маргарита Павловна, с днем рождения! - сказал он и изобразил на своем лице некое подобие улыбки.
- День рождения? - удивилась Кондрашкина. - У меня?
- Ну, не у меня же, - ответил он. - Сегодня, помнится, у нас тринадцатое января: Старый Новый год, ну, и, заодно, ваш день рождения!
- Точно, - тихо произнесла Кондрашкина, - я совсем забыла.
- А для чего еще нужны напарники? - спросил Рыльский, и так несмело ей подмигнул, будто у него, вместо глаз, стояли стеклянные протезы.
Она усмехнулась.
- Правильно, - ответил он, расценив эту ее усмешку, как положительную реакцию на его подарок, который она так и не поставила на стол, а держала в слегка подрагивающих руках.
- Напарники нужны, чтоб напоминать друг другу о днях рождения, если те вдруг о нем забудут, - сказал он, не переставая улыбаться, что всё больше и больше огорчало Кондрашкину: так он выглядел еще ужаснее, чем если бы не изображал на своем лице никаких эмоций.
- Да, вы правы, - ответила она, наконец, успокаиваясь, и тут мелькнула мысль: вот он - удачный повод поговорить о странных ночах.
Она поставила, наконец, вазочку на стол и, скрестив на груди руки, сказал твердым голосом:
- А еще напарники нужны для того, чтобы предупреждать друг друга об опасностях, правда?
Рыльский, продолжавший улыбаться, машинально кивнул. Потом улыбка медленно сошла с его губ, и он спросил:
- Опасностях? Каких еще опасностях?
- Будто вы не знаете, - сказала Маргарита, чувствуя, что еще чуть-чуть, и она его дожмет.
- Мне тут доложили, - продолжила она и тут же скривила рот: какое противное слово "доложили". - Мне, по-секрету, сказали, что по ночам тут у нас бродят какие-то призраки. Это правда? - она постаралась придать голосу столько строгости, чтобы Рыльский вытянулся в струнку от ее намерений пойти так далеко, так далеко...
- Маргарита Павловна, прошу меня простить, я думал - это вас не коснется и вообще...
- Что вы там еще лепечете? - не унималась Кондрашкина. - С чего вы решили, что это касается только вас?
Рыльский не знал, что и сказать. Он стоял перед ней такой нелепый: долговязый, какой-то кривой, как старое высохшее дерево с двумя оставшимися после сотен ураганов ветками-руками, которые протянулись в разные стороны для того, чтобы либо обхватить всю планету, либо в полном недоумении от того факта, как оно, дерево-Рыльский, здесь оказалось. Кондрашкина чуть не рассмеялась, глядя на это чудо природы, но, вовремя подавив желание бурно излить свои эмоции, продолжила буравить его взглядом "женщины в гневе".
- Я вас такой никогда не видел, - пролепетал Рыльский.
