Моя одежда осталась в комнате женщин, и приходиться вновь натянуть праздничное красное платье, откопав его в сундуке викинга, а на плечи накинуть плед.

Тихо выбираюсь из спальни, стараясь, чтобы меня никто не заметил, и быстро бегу в общую опочивальню, где торопливо накидываю серый наряд и обуваю башмаки, и только после этого являюсь пред светлые очи Санны. К моему глубокому удивлению, я оказываюсь одна из первых проснувшихся. Мои вчерашние товарки, с которыми я мыла пол, встают чуть позже, сейчас же хозяйничают лишь те, кто отвечает за уход за скотом и готовку завтрака.

– Хорошо, что ты уже встала, – одобрительно щурится Санна. – Куховарить умеешь?

Я неуверенно киваю, внутренне радуясь, что сегодня не придется скрести полы. Готовить мне нравится в разы больше, нежели убирать.

– Отлично. Тогда помоги Уте. Во всем ее слушайся, – приказывает Санна. И, внезапно добавляет. –  А вздумаешь дерзить или снова попытаешься сбежать, я тебя накажу! А потом еще и Ингвару пожалуюсь.

– Хорошо, – тихо отвечаю и делаю шаг в сторону очага, над которым уже висит большой котел с дымящейся кашей. У меня даже не возникает и толики сомнения в том, откуда сестра Ингвара узнала о моей ложной попытке побега. Как пить дать, гадкий Сван пожаловался.

Ута, пожилая крепкая женщина в голубом платке и такого же цвета платье, сосредоточенно помешивает кипящую кашу и не обращает на меня ни малейшего внимания. Растерянно переминаюсь с ноги на ногу возле нее, не зная, что сказать.

– Голодная? – внезапно ворчливым тоном спрашивает кухарка и, не дожидаясь моего ответа, кивает на небольшую полочку возле стены. – Возьми там краюху вчерашнего хлеба и немного молока, позавтракай. Поди, умаял тебя ночью наш ярл.

Я, беспрекословно повинуюсь приказу, отчасти испуганная угрозой Санны, отчасти из-за острого ощущения голода, и стараюсь не замечать, как из-за последнего замечания жаром опаляет щеки.

А после завтрака, мы принимаемся замешивать тесто на хлеб. Я во всем слушаюсь Уту, выполняю все, о чем она меня просит. Хоть старая кухарка и скупа на похвалу, но я явно вижу по глазам, что женщина довольна моей работой. Мужчины планируют отправиться на охоту, и к обеду у нас будет жаркое из кабана.

Я изо всех сил пытаюсь не смотреть в сторону Ингвара. Но мой взгляд все равно время от времени невольно останавливается на викинге. За столами прислуживают Ауд и еще одна девушка приблизительно моего возраста, с которой я вчера не успела познакомиться. Она услужливо улыбается молодым воинам, подливая эль или поднося добавку кушанья, но я прекрасно вижу, что особенно часто она крутится возле самого ярла, стараясь как будто невзначай задеть его то плечом, то ладонью. Подобное внимание к Ингвару отчего-то вызывает у меня раздражение, и даже гнев, и я поспешно отворачиваюсь от них.

– Ну, чего ты распереживалась-то, – хмыкает за спиной Ута. – Если Ингвар взял тебя к себе в постель, то другую привечать не будет. Тем более что Лива уже года два пытается туда пролезть, да все без толку.

– Да я даже и не думала, – безразлично фыркаю и принимаюсь яростно чистить уже пустой котел. Пускай хоть с потрохами его забирает, мне-то, что до того. Со мной как раз викинг и не спал, ну, то есть спал, но не в этом смысле, так что волен идти к кому душа его желает.

– Ага, – понимающе кивает кухарка. – Только смотри дыру не протри в казане, у нас он один такой большой…

Я, скрипнув зубами, в ответ начинаю скрести еще сильнее и останавливаюсь лишь тогда, когда появляется чувство, что кто-то стоит рядом. Осторожно поднимаю глаза, опасаясь увидеть перед собой Свана. Он уже минут двадцать сверлил меня свирепым взглядом, продолжая подозревать в побеге. Но оказывается, что от работы меня отвлек вовсе не противный Сван, а Ингвар собственной персоной.

– Когда мы вернемся с охоты, будь готова, – заявляет он, видя, что я обратила на него внимания. – Сходишь в баню, переоденешься в другое платье, и после обеда наведаемся к Йорун.

– Хорошо, – удивленно киваю.

– Хорошо, мой господин, – с нажимом произносит Ингвар.

Я моментально вспыхиваю, но послушно повторяю, стараясь слово “господин” выделить особенно. Пускай эта Лива перед ним стелется, уж она-то с радостью и господином, и королем его называть будет, стоит только попросить.

Викинг, правильно истолковав мой демарш, отчего-то довольно улыбается.

– Так-то лучше, – удовлетворенно кивает он и, протянув руку, заправляет под край моей косынки выбившуюся из-под нее прядь волос, а затем разворачивается и, насвистывая, уходит.

А у меня больше нет казана, чтоб яростно его скрести. Одни деревянные миски остались.

Глава 29

Мыло кажется жестким и неприятно пахнет, но грязь отмывает отменно. Но я не капельки не удивлюсь, если вместе с этой самой грязью у здешних женщин еще и кожа облазит.

Кидаю искоса взгляд на Санну, которая натирается таким же точно бруском, и тихо вздыхаю. Сестра викинга сама меня отвела в баню и показала, как тут что устроено, не прекращая себе ворчать под нос, что такая дикарка как я, небось, впервые видит купальни. Обиду я проглотила молча и теперь вот, намыливаясь, с тоской вспоминаю родной замок, наши купальни и ароматное нежное мыло, которые мы варили с мамой каждый год. Я предпочитала лавандовое, а мама любила аромат роз.

– Ну! Чего застыла, – снова ворчит Санна. – Скоро брат за тобой придет, а ты еще не готова. Поторапливайся!

От ее окрика вздрагиваю и принимаюсь быстро намыливать волосы. Чувствую, что они после такого обращения точно превратятся в паклю. Благо, сейчас короткие, я и думать боюсь, что было бы, оставь я прежнюю длину… Руку даю на отсечение, что не расчесала бы свою копну после  мытья таким жутким средством.

– Госпожа Санна, – отваживаюсь на вопрос, не забыв использовать уважительное обращение. – А кто у вас мыло варит?

– Никто не варит, – оборачивается ко мне девушка, выжимая из волос воду. – Мы его на соседей мызе покупаем или обмениваем на что-то.

Я закусываю губу от волнения, не зная, что делать. С одной стороны Санна сама меня спрашивала, что я умею делать, а с другой, это же вчера было…

– Говори! – приказывает сестра Инвара, сразу же заметив мое беспокойство. – Я же вижу, что ты хочешь что-то сказать.

Она, завернувшись в простыню, тоже принимается печально разглядывать прядь своих светлых волос.

– Я умею варить мыло, – заявляю, твердо глядя на нее. И зачем-то еще добавляю. – И свечи делать. От них света больше, чем от масляных светильников.

– Правда умеешь, – недоверчиво щурится Санна. – Хорошее?

– Отличное, – киваю. – Мыло могу с разными запахами делать, только цветы нужные найти бы… А для свечей воск нужен или сало. Но воск лучше, света дает больше и не так коптит…

– Я подумаю, – благосклонно кивает девушка. – Ты закончила уже?

Я молча киваю, и, вытершись простыней, заворачиваюсь в нее так же, как это сделала Санна.

Одеваться приходится в предбаннике, где мы заблаговременно оставили чистые вещи. Сестра Ингвара быстро натягивает сорочку и платье а, увидев, что я еще вожусь со своей рубашкой, запутавшись в завязках на вороте, снова ворчит:

– Ох, и кулема же ты. Мне некогда тут с тобой прохлаждаться, надо за ужином проследить. Живее одевайся и ступай к Ингвару.

– Хорошо… Госпожа, – смиренно соглашаюсь я, внутренне кипя от гнева.

Разве я виновата, что веревка затянулась на узелок? Мне и самой стоять почти обнаженной в прохладном предбаннике не очень-то нравится.

Санна меряет меня недовольным взглядом, видимо почувствовав толику язвительности в, на первый взгляд, кротком тоне, но ничего не говорит, хотя дверь нарочито громко хлопает, возвещая о ее уходе.

Присаживаюсь на лавку и, наконец, поддеваю петлю пальцем. Еще минута, и в ворот теперь можно свободно просунуть голову. Разворачиваю простынь и накидываю рубаху, но в этот момент чувствую, как по ногам проносится прохлада, вызывая толпу мурашек. Неужели кто-то зашел? Санна вернулась? Другие женщины решили после работы привести себя в порядок?