Я прихожу в себя в каком-то подвале, за решеткой маленького окошка где-то под потолком слабо брезжит серый рассвет. Мне холодно и страшно, хочется пить и есть, живот, кажется, вообще прилип от голода к спине, а в голове гудит, как после перепоя, но я-то знаю, что с Катькой мы пили только чай. Как я тут оказалась? Помню парк, нападение и провал. Может, этот извращенец меня украл и держит тут с неведомой целью, как в фильме “Сплит”? Воспоминания накрывают волной, и мне хочется завыть от боли и страха. Неужели это случилось со мной? Чем я заслужила такое? Боже! Боже! Боже! Не хочу думать, не хочу вспоминать, что эти нелюди сделали со мной, не хочу, не буду! Я закусываю ладонь, дабы привести себя в чувство и впервые обращаю внимание, во что я одета. Грязная рубашка, широкая расклешенная юбка до щиколоток с множеством карманов, яркий расшитый пояс. Эти изверги меня что, переодели? Вслед за этим принимаюсь разглядывать себя пристальнее. Тонкие руки, узкие ладони с обрезанными под корень ногтями. Это не мои руки! Я довольно высокая, статная девушка, а конечности явно принадлежат особе более миниатюрной комплекции. Прислушиваюсь к ощущениям. Кроме головной боли, жажды и голода больше никакого дискомфорта, совершенно никакого. А ведь если было то, что было, я должна чувствовать себя совсем по-другому! Поднимаю руки к голове в попытке поправить волосы и нахожу еще одно несоответствие, я ─ блондинка с короткой стрижкой, теперь же мои косы длиной до пояса иссиня-черного цвета. В висках начинает отчетливо стучать пульс, а голова болеть ещё больше, хотя, казалось, куда уж тут. Прикрываю глаза, ложусь на каменный пол, в надежде почувствовать себя лучше, и уплываю в небытие.

Бредовые видения слегка отступают, позволив мне на несколько секунд оказаться в сознании. Я вновь ощущаю знакомый уютный запах мужчины, а на мой лоб опускается прохладный компресс. Мне жарко, кажется, горит каждый маленький участочек кожи, каждая пора, каждая клеточка моего тела. Облегчение приносят лишь влажные примочки и обтирание холодной водой, и то не надолго.

– Потерпи, потерпи, маленькая, — нервно шепчет уже привычный голос и снова кто-то без устали обтирает меня прохладной тканью.

– Не хочу больше умирать, – тихо, едва открывая пересохшие губы, произношу в ответ: – Это больно!

— Ты не умрёшь, маленькая, не умрёшь, уж можешь мне поверить!

В этом голосе сквозит уверенность, и я успокаиваюсь, засыпая снова. Память, как будто, старается наверстать упущенное и вновь подсовывает флешбэки, в которых я все еще узница жуткой, сырой темницы.

Иногда мне кажется, что я не вынесу этой пытки, я теряю себя, теряю свою личность, порой я забываю свое имя, своих родных, свою жизнь. Мне приходиться все время повторять: Я ─ Алина, Алина Яровая, я ─ Алина. Но воспоминания и эмоции Айне сильны, настолько сильны, что за эти несколько дней, я уже с ними сроднилась, срослась. Порой приходит стражник. Он приносит скудную еду и тухлую воду, на больше я Айне ─ убийца, не заслужила. Но мы знаем, кто убил Джерома, знаем, но доказать не можем. Сердце тоскует и плачет по любимому, ─ я ведь тоже теперь его люблю ─ по близким, оставленными в том мире, по жизни этой и той, по весёлым студенческим вечерам с однокашниками, по компании незаменимой Катюши, по маме и папе.

А по вечерам перед сном приходят видения, и я не в силах от них избавиться, каждое новое о жизни Айне стирает еще одно о жизни Алины. Я уже не помню ничего из своего детства: ни садик, где мы познакомились с Катей, ни школу, где я училась, ни дом, в котором жила, ещё будучи ребёнком ─ это потом мы переехали поближе в центр.

Вместо этого боль от потери родителей, знакомство с Джеромом и его семьей, которая приняла меня, как родную, милая гувернантка и строгий учитель, готовящие нас к поступлению в академию, пробуждение моего дара и любовь. Огромная, всепоглощающая, невыносимая, разрывающая душу и одновременно наполнявшая ее светом. Я-Алина никого в жизни так не любила, я-Айне умирала от этой любви.

За несколько дней до казни я успела детально разобраться во всей той каше, которая творилась у меня в голове. Отделить личность Айне вначале не составляло труда, хотя с каждым днем это становилось все сложнее и сложнее. Порой мне казалось, что я слышу ее голос, или мне хотелось так думать, а может у меня просто начиналось раздвоение личности, и я таким способом старалась просто не сойти с ума. Трудно сказать, а теперь-то уже и не возможно, ибо вместе с ее воспоминаниями я получила ее привычки, умения, способности, ее личность, ее характер, ее жизнь и ее смерть.

Земля же сейчас казалась далекой, едва не мифической, почти сказочной. Никто не мешал мне предаваться размышлениям, посетителей не было, друзья и знакомые отвернулись, да и мне сейчас было не до них. В конце концов, они будут сочувствовать Айне, которая и так почти умерла, даже не подозревая, что на костре сгорит никому не известная Алина.

А на третьи сутки, прямо перед самым свершением приговора, появился Он. День близился к концу, солнце уже зашло, на прощание, мазнув золотистым лучом гостеприимный небосклон. Я же с нетерпением ждала, когда яркие бусины звезд украсят темный бархатный свод. Это в последний раз я увижу их, даже несмотря на то, что созвездия тут совершенно другие. Нет ни Большого Ковша, ни Дракона, ни Кассиопеи, но мне хотелось думать, что где-то там и мой родной мир. Интересно, мы на одной планете или же на разных, а может это не только другая звездная система, а и Галактика, ведь Млечный путь я тоже не могу найти?

Я стояла возле решетчатого окна, вглядываясь в темноту, впитывая в себя, поглощая восхитительно прекрасную картину, как будто стараясь ее отпечатать в памяти, как фотографию, и не обратила ни малейшего внимания на тихий скрип массивной дубовой двери. Но что-то все же заставило меня обернуться. По телу, как будто, пробежался электрический импульс, он пронзил все мое существо, вызвав непонятную дрожь, и затаился на кончиках пальцев рук, покалывая тоненькими иголочками.

Киан замер на пороге, прожигая ледяным бесстрастным взглядом.

– Айне, Джером указал на тебя, – промолвил он, испытующе глядя, казалось, прямо в душу. – Ты ему принесла подогретое вино с пряностями в кабинет, так свидетельствовало его тело.

– Да, – тихо согласилась я. – Но я не знала, что оно было отравлено.

– Кроме вас в замке никого не было. Почему вы отпустили слуг?

Я промолчала, снова взглянув в окно. Оправдываться бесполезно. Мы и вправду всех отпустили, в Бельтайн грешно сидеть взаперти. Это ночь свободы, колдовства, магии, это ночь Белана и Белисамы, это ночь огня и света. Как не насладиться ею сполна, не уважить древних богов, не поприветствовать приходящее лето?

– Мне нечего сказать. Я чиста перед богами, – наконец промолвила я, храбро встретив его взгляд и прикипев к нему, как маленький глупый загипнотизированный кролик. Но я не животное… Внутренне возмутилась своей слабости и, пересилив себя, отвернулась, хотя больше всего на свете мне хотелось сейчас продолжать смотреть в глубокую синеву его глаз, слушать чуть хрипловатый голос, ощутить прикосновение его теплых ладоней. Это было исключительно желание Алины. Айне Киан был совершенно безразличен, ее мысли и чувства занимал только Джери.

– Айне, я лично допрашивал Его, понимаешь, лично! Я сделал все, что мог. Мелисанда и Рорк на тот момент уже отбыли с Кинлоха, их видели в таверне в Лохвудшире. Никто кроме тебя не мог добавить яд. Тем более твой яд, изобретенный тобой еще на третьем курсе академии, рецепт которого строжайше засекречен и знают его единицы.

Я вцепилась руками в каменный подоконник до побелевших костяшек, еле сдерживая истерику. Все надежды рухнули, доказательства очевидны и неоспоримы, времени больше нет. Мелисанда и Рорк О’Ши, родные тетя и дядя Джерома, получат то, чего так жаждут – Кинлох, а меня, единственной наследницы после Джери, не станет.