— Я постараюсь этого не допустить, милорд, — слабо ответил я.

После этого разговор продолжился. Сангвиний говорил с Видерой, о ее недавних заказах. Затем обсуждалось послание после Никеи и то, как оно повлияет на предстоящую компанию. Большинство вопросов уже было решено во время советов на Баале — Библиарии продолжат сражаться, но больше не будут использовать свои уникальные дары, Азкаэллон, который как я позже узнал, был командиром самой Сангвинарной Гвардии, очевидно, поддержал этот шаг. Детали еще предстояло уточнить, поэтому вокруг нас велись серьезные дебаты. В свое время примарх вынесет свое решение по всем этим вопросам, а пока он позволил различным точкам зрения найти свое выражение.

Я слушал все это как мог, не понимая почти ничего из того, что слышал. Трудно было не смотреть на Сангвиния, пока они разговаривали, купаясь в свете его необычайно и суровой красоты. Когда все подходило к концу, Видера наклонилась ближе и положила руку мне на локоть.

— Ну, что ты думаешь? — прошептала она, не обращая внимания на остальных. — Это то, что ты ожидал?

Это оказалось не так. Не совсем. Мне нужно время, чтобы все это переварить; на каком-то этапе я должен буду стать более критичным, более рассудительным и делать свою работу.

Но не сейчас. Пока же я был — другого слова не подберешь — в благоговении.

— У меня есть название, — ответил я ей, заметив, как сверкают жемчужно-белые перья его крыльев при движении шестеренок, и уже думая, как я мог бы их описать. — Великий Ангел.

Затем я сильно ударился о грязь. Так сильно, что у меня перехватило дыхание, и я почти потерял сознание. Я попытался подняться, чтобы глотнуть воздуха, но добился лишь того, что к противогазу прилип слой жирной грязи.

В панике я рывком поднял голову и смахнул грязь с маски, после чего сделал глубокий, захлебывающийся вдох. Я пополз вверх по склоне кратера, чувствуя, как мои колени и ботинки вязнут в грязи. Над головой вспыхивали вспышки орудийного огня — яркие и ослепительные, — а затем раздавался оглушительный треск, из-за которого лужи покрывались рябью и пенились.

Стояла ночь. Или они превратили день в ночь, с помощью шквального артиллерийского огня, который окутал ландшафт сплошным туманом из выброшенного пепла и грязи. Вся атмосфера была опустошена, спонтанно конденсируясь, словно в потоках гневных слез, превращая ранее твердую почву в трясину, которая кипела и бурлила.

Я хотел закричать, закричать во все горло, но я ничего не видел, и не знал, где нахожусь.

Транспорт «Носорог», в котором я ехал, находился метрах в двадцати позади, его задняя часть утопала в грязи, а передняя наклонилась вверх, словно опрокинутый валун, и все это было окружено клубами чернильного-черного дыма, который вился из его пробитого днища. Я почти ощущал вонь обугленной плоти в ядовитой смеси моторного масла и химикатов боеприпасов. В раскаленном воздухе развевались несколько обрывков униформы легиона. Останки моего водителя и ее команды. Я был единственным? Единственный, кто успел выбраться до того, как топливный бак взорвался? Возможно ли это? Наименее подготовленный и обученный из всех?

Они пытались продолжить движение, и это стало ошибкой. Я бросился к выходу после первого сильного взрыва, но они пытались спасти ситуацию, вероятно, потому что я был с ними. Так что теперь их смерть на моей совести — четыре служащих легиона, одним из лучших воинов во всем Империуме, и все потому, что я хотел увидеть своими глазами, каково это на фронте.

Ты чертов идиот.

Я выхаркнул что-то горячее и мокрое, и, пошатываясь, добрался до края кратера, шаркая коленями по земле, пока по мне хлестал кислотный дождь. Мои громоздкие бронированные перчатки утонули в соленом гравии, встроенный в шлем дисплей мигал. Я нащупал на поясе лазпистолет, вытащил его, проверил заряд. Я часто моргал, откашливал мокроту. Добравшись до вершины, я попытался сосредоточиться.

Либо мое зрение испортилось, либо вся планета — происходящее передо мной дрожало, словно кто-то балансировал на неисправном гироскопе. К темному горизонту тянулась мрачная равнина, освещенная лишь минометными взрывами и лазерными лучами. От предыдущих столкновений поднимались клубы дыма, густого от прометия. Пейзаж впереди испещряли грязевые следы от более чем трехсот бронированных транспортников: Рино, Ланд Рейдер, Спартанец, Аркитор. Они неслись по влажной земле строем, выбрасывая вверх комья, как бороздящий землю плуг. Грозовые тучи над головой извергали потоки дождя, брызгая и шипя в прорезающих пространство лучах света.

Я полз вперед, прокладывая себе путь через холодную грязь. Даже тогда, когда меня охватил ужас, я запоминал все это. Вот зачем я пришел. Это то, что я считал важным увидеть.

— Согласие, — сказал мне Бел Сепатус неделю назад.

— Значит Согласие, — повторил я, не обладая никакими знаниями.

— Держись подальше во время высадки.

— Но мне нужно это увидеть.

Это оказалось трудно реализовать. Мне пришлось заняться этим, использовать Видеру, проявить настойчивость. В итоге, я получил разрешение на близкое наблюдение, как раз перед тем, как были отданы приказы, и Кровавые Ангелы приступили к работе.

Сейчас я жалею об этом. Бел Сепатус был мрачным и высокомерным, но он не ошибся.

Шум был оглушающим, даже приглушенный системами моей брони. Кружащиеся огни ослепляли, дрожь земли ломала кости. Защитный костюм, который мне выдали, был громоздким и тяжелым, он спадал с моего тела, когда я пытался заставить его работать. Я едва мог различить пехотные формирования, марширующие в поддержку всей этой мобильной бронетехники, сотни бронированных воинов, пробивающихся через грязь. Я слышал грохот артиллерийских кораблей, проносящихся так низко, что испаряли лужи под своими двигателями. Они зависали над ведущими машинами, выгружали ракеты, а затем устремлялись вперед, прежде чем стать мишенью. Ауксилии были разбросаны по обоим флангам, на расстоянии в километры, но их было видно из-за создаваемых ими дымовых завес — тысячи машин и десятки тысяч солдат, наступающих под кронами молниеносного огня.

Ошеломляюще. Поразительно. Все идеально скоординировано, катится вперед в единой колоссальной волне разрушения. Мне почти удалось разглядеть цель: линию высоких наклонных стен, упирающиеся в северный горизонт, окутанных огнем и дымом, с бесконечными трассерами снарядов. Казалось, что половина крепостных стен уже была разрушена, и они осыпались потоком обломков, а за их периметрами мерцало и пульсировало устрашающее багровое зарево.

В нескольких метрах от меня что-то взорвалось — возможно, шальная минометная мина, — и удар отбросил меня назад по склону, по которому я только что взбирался. Я поскользнулся и пополз, чувствуя, как мои ботинки вязнут в жиже. Чем больше я боролся, тем сильнее каша и обломков затягивала меня вниз, в самое сердце кратера, и на какой-то ужасный момент я подумал, что меня затянет под воду.

Затем я услышал еще один грохот, теперь уже доносящийся со всех сторон, и отчаянно пополз прочь от звука. Я уловил металлический запах чего-то знакомого — перегретых поршней силовой брони — прежде чем почувствовал железную хватку перчатки у себя на спине. Меня дернули вверх, я начал задыхаться, когда трубки шлема затянулись на моей шее, а затем меня подхватили под мышки и быстро потащили назад по склону. Мои конечности свободно бились о движущиеся керамитовые пластины, голова покачивалась. Я увидел два люмена, очень ярких, и зияющую пасть открытого отсека экипажа транспортника. В ушах звенело, глаза налились кровью.

Схвативший меня космодесантник подпрыгнул в воздух, приземлился на пандус и схватился за цепь, чтобы втянуть себя внутрь. В тот же момент транспорт взмыл в небо, резко взметнувшись в воздух, от чего грязь и обломки внизу поднялись вверх.

Меня бросило на пол, и мне пришлось вцепиться в ограничители, чтобы не болтаться по салону, как брошенная кукла. В отсеке находилось еще четыре человека, все они были Кровавыми Ангелами. Тот, кто притащил меня в безопасное место, рычал, отдавая приказы пилотам, а остальные, казалось, почти не замечали моего присутствия. Я попытался подавить дрожь, чтобы защелкнуть ограничительные зажимы. Рев двигателей корабля оказался невероятным — мы уже летели очень быстро и, казалось, ускорялись.