Алёна подошла к дочери и присела рядом с ней.

— Танюша, скажи мне правду, ты всё придумываешь? — сказала она, стараясь, чтобы её голос звучал как можно спокойнее.

Девочка, не понимая, посмотрела на неё.

— Сидит там бабушка, почему ты мне не веришь? — наивно ответил ребёнок. — Только никогда не ест. Вторая бабушка, к которой ты меня водишь, всегда со мной кушает. А эта только сидит.

Алёна не знала, что думать по этому поводу. Да и верить ли. Ребёнку только три года исполнилось: мало ли что Танюша себе придумала. Но почему-то Алёне казалось, что дочка не врёт. Она просто не понимает, что бабушка эта давно ушла в мир иной.

Девушка не знала, как лучше поступить. Если дочка с детской непосредственностью расскажет кому-то, что видит ушедших людей, то ничего хорошего не будет. Их семью и так не очень любят в деревне. Даже свекровь, нет-нет, да и взглянет подозрительно.

— Никому об этом не говори, — сказала наконец Алёна, — это будет наша с тобой тайна.

Танюшка кивнула.

— А про какого дедушку ты говорила? — продолжила мама. — Про того, что живёт с бабушкой, которая с тобой ест?

— Нет, про другого дедушку, у него ещё браслетик на руке красный, — сказала девочка, показывая на своё запястье.

Алёна уже не знала, удивляться или бояться.

— Когда ты его видела? — спросила она.

— Перед тем как папа вернулся, — ответила Танюшка. — Он ходил по нашему двору.

— А я где была? — уточнила Алёна.

— Дома, — был ответ.

Голова у девушки пошла кругом. Неожиданно вспомнились ей слова Аньки: «Видела я, как к тебе во двор кто-то шастает».

«Неужели и правда лесные ко мне захаживают? — подумала она. — А я и не замечаю».

Алёна вспомнила, как неожиданно в её доме появилась книга с травами, потом другая. Не сама же она пришла, её точно кто-то принёс.

«Не нравится мне это, — подумала девушка. — Ходят всякие, что хотят — не говорят, о себе знать не дают. Да ещё Танюшка видит то, что другим неподвластно».

Алёна внимательно посмотрела в сторону печки, ничего нового она там не обнаружила — кухонная утварь, полотенца, дрова в ведре на полу. Но какое-то лёгкое чувство тревоги охватило её, когда она пристально смотрела туда. Никого не видно, но сердцу неспокойно.

Вечером она хотела поговорить об этом с Тимуром, но не решилась. Он только начал приходить в себя после всех событий, случившихся в его жизни, и сообщать о странном поведении дочери и своих подозрениях Алёна не решилась.

Да и сам Тимур её беспокоил в последнее время. После выхода из больницы он был тихим, вспылит порой, чего раньше с ним не случалось, но потом извиняется, обнимает Алёну и испуганную Танюшку, и все нормально.

Но вот уже неделю он с неохотой пил таблетки, которые прописал ему врач. Алёна чётко помнила, что доктор говорил, что эти препараты теперь с Тимуром на всю жизнь и израненная нервная система не справится без них.

Не просто же так после операции его с травматологии перевели на специальное отделение, где не было посещений. Почему так сделали, Алёне никто не сказал, но тон врача при выписке был безапелляционным: успокоительные прапараты обязательны.

И Алёна очень боялась, что если Тимур перестанет их принимать, то его вспышки гнева и необоснованной агрессии начнут случаться чаще — и неизвестно к чему приведут.

Одним субботним утром, когда она готовила завтрак для своей ма́лёнькой семьи, Тимур категорически отказался принимать таблетки и демонстративно выкинул их за окно.

— Что ты делаешь? — воскликнула Алёна. — Ты же знаешь, какие они дорогие!

— Я мужик, а не бабка старая, чтобы на таблетках сидеть, — зло ответил муж, — и с головой у меня всё в порядке. Не надо из меня инвалида делать.

— Тимур, я хочу как лучше, — ответила Алёна, — ты помнишь, что сказал врач? Эти препараты нужны в первую очередь для твоего спокойствия.

— Я спокоен! — рявкнул мужчина.

Танюшка вздрогнула и прижалась к Алёне.

— Не трону я вас, что жмётесь, — сказала Тимур, увидев это, — но и гадость эту больше пить не буду. Мне с мужиками даже не выпить из-за неё, потому что голова начинает адски болеть.

— Вот почему ты решил бросить, — сказала Алёна, — а ты о последствиях подумал? Мужики-то и дальше пить будут, а с тобой неизвестно, что случится.

— Не учи меня жить, — грубо ответил муж и, накинув тулуп, вышел на улицу.

Только хлопок двери был его прощанием.

Танюша так и стояла, прижимаясь к матери. Алёна кусала губы.

«Не хочешь так принимать, буду в пищу размалывать, — подумала она, — только как с алкоголем совместить? Он же пить будет и сразу поймёт, что не просто так ему плохо».

Слегка отодвинув дочку, Алёна потянулась к своей книге с травами. Там были даны сборы и заговоры на отворот от пьянства. Девушка не очень верила, что это поможет, но выбора у неё не было.

Найдя нужный сбор, она приготовила всё, как надо, и решила подливать его Тимуру в чай, а таблетки растирать в порошок и добавлять в пищу.

Внутри было неспокойно от задуманного. Она непроизвольно взглянула на то место в комнате, где дочь видела бабушку. И ей показалось, что оттуда пришло одобрение.

Тимур вернулся за полночь, совершенно не стоя на ногах. Алёна заранее отвела Танюшку к свекрови, понимая, что ничего хорошего вечером не будет. Та взяла ребёнка без единого слова, да и Танюша, любившая проводить выходные с мамой, в этот раз спокойно осталась у бабушки.

Мужу было совсем плохо. Алёна давала ему воду и добавляла в неё тот отвар, что сделала. В книге было написано, что его можно и с похмелья. Тимуру было особенно плохо после этой воды, но девушка не собиралась его жалеть.

Раз за разом Тимур очищался от выпитого, а Алёна невозмутимо давала ему специальную воду. Вкус он не разбирал. А наутро не смог встать, такая слабость была после вчерашнего. Мужчина немного виновато смотрел на жену, но молчал.

Порошок в пищу в этот день Алёна решила не добавлять, боясь последствий. Но на следующий день начала выполнение своего плана.

Чай с нужными травками маскировала мятой и чабрецом, против такого Тимур не возражал. Таблетки крошила. Чувствовала себя предательницей, но отступать не желала.

Муж ещё несколько раз пробовал пить с мужиками, и каждый раз это заканчивалось всё хуже. Однажды даже пришлось фельдшера вызывать, так как Тимур схватился за сердце. Алёна испугалась, что это она мужа потравила.

Зато пришедшая фельдшер хорошенько отругала больного, сказала, что с его нынешним здоровьем ему не то, чтобы пить — нюхать нельзя.

— Ты зачем в плену выжил — чтобы здесь погибнуть? — прямо спросила она его. — Тебя родители да жена с дочкой зачем дожидались, чтобы здесь на кладбище ходить? Ты на других мужиков не смотри: они и капли твоего не испытали. Дураков себя загубить много, а спасать кто будет?

Алёна не знала, что подействовало на Тимура — слова фельдшера или страх за свою жизнь, которую он так нежданно отвоевал у тётки с косой, но пить он стал намного меньше. И даже согласился принимать выписанные препараты. Не полностью, но хотя бы половину. Чтобы сохранить за собой последнее слово.

В ответ Алёна твёрдой рукой разминала оставшуюся часть и замешивала в пищу. Строго следила, чтобы к ней не прикасалась Танюшка. Но девочка будто чуяла, что папина тарелка таит опасность, и никогда к ней не притрагивалась.

Как-то Тимур спросил, почему Алёна готовит ему отдельно: она соврала, что у Танюшки непонятные высыпания на коже, и фельдшер рекомендовал исключить несколько продуктов.

— И сама я с ней ем, чтобы девочке не обидно было, — как можно беззаботнее сказала жена.

А у самой кошки на душе скребли, что она столько мужа обманывает.

«Когда же я такой стала?» — иногда думала она.

А потом смотрела в угол у печки, и ей казалось, что эти уверенность и твёрдость она черпает оттуда. Вспомнила, как бабка Тимура схватила её за руку незадолго до того, как преставилась. И потом долго ещё её рука горела.