Тимур замолчал, растирая плечо. Его рука только начала восстанавливать свои функции, благодаря проведённой операции, упражнениям и массажам Алёны.

Девушка слушала мужа и не понимала, как он может так спокойно говорить о своём прошлом, будто события, которые он перечисляет, происходили не с ним. Алёна чувствовала, что говорит он далеко не всё.

— Прошлой весной, — продолжал Тимур, — что-то изменилось. Казалось, что душманы чем-то обеспокоены, их голоса стали нервными. Я понял, что они к чему-то готовятся. За время пребывания в плену я стал разбирать их намерения по тону общения. Сейчас они были обеспокоены собственной безопасностью. А меня перестали доставать из ямы, будто забыли о моём существовании. Даже женщина, что приносила мне пищу, перестала приходить. Потом я различил звуки выстрелов, мелькнула надежда, что пришли за мной и скоро я буду среди своих. Но я ошибся. Это был конфликт между местными. Они что-то не поделили между собой. Все, кто издевался надо мной — погибли. Я достался победившей стороне, и это оказалось моим спасением. Потому что душманы, которые изначально захватили меня, не рассматривали вариант обмена с нашими. А у новых были какие-то выходы на наше командование. И в итоге они договорились. Потом я оказался в госпитале, так как сразу везти меня домой было нельзя. Меня подлатали и отправили. Возможность сообщить родным появилась, только когда я оказался на Родине. Но я попросил не связываться с вами, хотел сам приехать.

Алёна размышляла над услышанным, проводя параллели со своими действиями.

— Когда был конфликт между местными? — спросила она.

— Я не знаю точно, — ответил Тимур, — в госпиталь я попал летом, значит, где-то весной всё закрутилось.

Девушка испуганно вспоминала, что именно в это время провела ритуал на возвращение мужа и гибель его мучителей.

«Нет, не может быть, чтобы я так повлияла, — думала она. — Я всего лишь самоучка, ничего не понимающая в магии. Ведь если я запустила эту цепь событий, то несколько серебряных монет не могут быть оплатой произошедшему».

Тимур вернулся из своих воспоминаний.

— Я до сих пор не верю, что смог выжить, — сказал он, обнимая Алёну, а ей было страшно.

Танюша приняла папу хорошо. На трёхлетие Тимур подарил ей большую куклу — с открывающимися глазами, длинными волосами и в красивом платье. Алёна на всю жизнь запомнила полные восторга глаза дочки. Она обнимала отца и говорила, что ей очень-очень нравится кукла и что она рада, что папа рядом.

— Я знала, что ты вернёшься, — по-взрослому говорила ему Танюша. — Мы с мамой каждый день ждали тебя. И бабушка с дедушкой тоже.

В своей речи девочка ещё путала многие буквы, но фразы у неё получались стройные. Услышав последнее предложение, Алёна подумала, что дочь говорит о родителях Тимура, которые очень переживали за сына, но через некоторое время Танюшка спросила:

— А почему бабушка с нами никогда не разговаривает?

— Как не разговаривает? — удивилась Алёна. — Она тебе сегодня книжку читала, чаем с бубликами поила, когда мы к ней в гости ходили.

— Я про другую бабушку, которая в углу сидит, — ответила девочка, показывая в угол рядом с печкой.

— Там никого нет, — проговорила Алёна, не желая признаваться, что у неё вся спина от слов дочери покрылась мурашками.

— Как же нет! — не согласилась Танюшка. — Вон же, сидит, на тебя смотрит, головой качает.

Алёне вдруг показалось, что и правда у печки будто тень дополнительная лежит, и шорохи ночью именно оттуда доносятся.

— Никого там нет, не придумывай! — строго сказала она дочери.

Девочка обиженно посмотрела на неё и продолжила играть со своей куклой, с которой теперь не расставалась. Напевала ей песенки, расчёсывала волосы и что-то шептала на ушко. Алёна вернулась к приготовлению обеда, а Тимур в это время был на работе.

Он вернулся в мастерскую, где работал до армии. Мужики сначала взяли его из жалости, для выполнения задач «принеси-подай», так как вторая рука Тимура восстанавливалась не очень быстро. Но благодаря массажу, который делала Алёна мужу, он с каждым днём всё активнее пользовался рукой. Она становилась подвижнее и ловчее.

Алёна тайком просмотрела свою книжицу, где были знания по травкам. К той, где обряды описаны, не прикасалась больше. И нашла рецепт мази «для избавления тела от немощи». Приготовила смесь и вместе с ней делала массаж.

На вопрос Тимура, откуда взялась такая пахучая масса, сказала, что фельдшер дала. Муж больше и не спрашивал. Сам видел, что руке лучше, пальцы жены на такие точки на ней нажимают, что он и забыл, когда последний раз это место на руке чувствовал.

А Алёна сначала всё по схеме делала, что ей фельдшер из своих закромов дала, а потом, как ладони ложились по болящему месту, так за ними и следовала. Решила, что хуже точно не сделает.

Начал оживать Тимур: сначала руку ощущать начал, потом поясница в порядок от массажей пришла. И всё тело сильнее стало.

Алёна порой после массажа ни рук ни ног своих от усталости не чувствует, зато мужа разогреет да подлечит. Рассказал он матери, как жена ему помогать научилась, та попросила и ей помочь с болью в теле.

Так и стала девушка у них семейным доктором. Только успевала мазь делать. Свекровь соседке рассказала, та тоже попросила помочь. Стала Алёна и к ней ходить. А она ещё свою дочь привела, сказала, что совсем с ног валится.

— А твои руки, Алёнушка, чудодейственные, — елейным голосом заливалась соседка, — как ты помнёшь мои косточки старые, так десять лет уходит. Не откажи, помоги моей дочери: она тяжести потаскала, теперь с поясницей мучается.

Неудобно было Алёне отказать, да силы и время не резиновые. Учёбу с работой никто не отменял. А ещё дом, муж и дочка внимания требуют. Стала девушка мяться, к фельдшеру желающих массаж получить, отправлять, мол, не справлюсь сама, дело сложное. Так разобиделись женщины.

— Зазналась совсем! — говорят. — Как ходила по деревне несчастная, так все её жалели, что мужа потеряла, а теперь вернулся Тимур, стали хорошо жить, сразу зазналась.

Алёна удивлялась таким разговорам.

«Кто меня жалел? Кто поддерживал? — думала она. — Только свекровь добро делала да с Танюшкой помогала, все остальные лишь сплетни разводили, да вслед плевали».

Так и перестала она бесплатно помогать. Но если кому надо было, то брал человек гостинец и шёл к ней домой. Тогда помогала Алёна, но все её мысли и забота всё равно о муже были.

Вроде отошёл Тимур от заключения, телом поправился, да всё равно замечала девушка чужеродное что-то в нём: то прикрикнет на неё, то дочку отстранит, когда она к нему обниматься идёт, то сядет в углу и молчит, а потом как сорвётся да перевернёт стол.

В такие моменты Алёна боялась мужа. Уходила с Танюшкой в баню или к свекрови шла. Но на Тимура никогда не жаловалась. Никто его вспышек не видел.

Мужики, с которыми он в мастерской работал, довольны им были. С каждым днём всё больше обязанностей Тимур выполнял, всё лучше руками владел, начали доверять ему работу посерьёзней, и пошли у молодой семьи дела в гору.

Алёна продолжала учиться и работать, Тимур тоже зарабатывать начал. В свободное время дом ремонтировал, баню новую построить задумал. И радоваться надо такой жизни, да порой грустилось девушке. На дочь с тревогой поглядывала.

Танюшка, казалось, давно забыла про разговор о бабушке в углу, и Алёна старалась об этом не вспоминать. «Что только ребёнку в голову не придёт?» — успокаивала она себя.

Как вдруг дочка однажды сказала:

— Эта бабушка тоже по папе скучала, — она кивнула в сторону печки, — и помогала тебе его вернуть.

От неожиданности Алёна уронила ложку, которой мешала суп, и повернулась к девочке.

— О чём ты говоришь? — дрожащим голосом спросила она.

Но Танюша ничего на это не ответила.

— И дедушка приходил, да ты не видела, — продолжила она.

— Какой дедушка? — переспросила Алёна.

— Тот, что в лесу живёт, — просто ответил ребёнок.